В современной философии науки наиболее влиятельным типом натурализма является эволюционная эпистемология, объясняющая познание эволюционной теорией. Важно различать две программы: 1) биологическую эволюционную эпистемологию и 2) эволюционный подход к науке, т.е. эволюционную эпистемологию теорий[303]. Последнюю можно сопоставить с “умеренной программой” STS. Лидерами в ее развитии выступили Кемпбелл, Халл и Поппер. В частности, Халл ввел такие термина, как “репликатор”, “интерактор”, “селекция”, “линеарность”[304]. Они равно применимы как к биологической, так и к научной и культурной эволюции, а потому действительны для социальных наук (правда, представители культурной антропологии и социологии в наше время склонны пренебрегать эволюционным подходом к социальным феноменам).
Эволюционных эпистемологов обычно называют еще реалистами. Этот термин, однако, весьма широк: реалистами или критическими реалистами именуют также марксистов. Хакинг выделяет три типа реализма: онтологический, каузальный и эпистемологический[305]. Последний представляет собой противоположность эпистемологическому релятивизму (в котором обычно обвиняют конструктивистов). Пожалуй, единственным вкладом реалистов данного типа в проблему выбора теории является критерий предпочтения, основанный на реалистичности терминов. Иными словами, при прочих равных условиях предпочтение отдается теории или программе, использующей по преимуществу обсервационные термины или теоретические термины, которые со временем могут стать обсервационными. Например, вирусы поначалу были чисто теоретическим понятием и лишь впоследствии, с появлением новой технологии, стали обсервационным.
Конструктивизм и релятивизм
Значения этих терминов имеют едва ли не больший разброс, чем значение термина “реализм”. Â STS “социальный конструктивизм” часто имеет следующий набор смыслов: исследование того, как социальные переменные воздействуют на методы проведения исследований, выбор теорий и восприятие их научными сообществами. Философы придают термину “конструктивизм” несколько иное значение: наложение на мир неких искусственно измышленных структур вместо его познания. В крайней своей версии конструктивизм превращается в социальный идеализм, совершенно лишенный материальной реальности и лишающий проблему выбора теории всякого значения.
Релятивизм для философов – слово с такой же смысловой нагрузкой, как позитивизм для социологов и представителей прочих гуманитарных наук. Можно выделить как минимум четыре значения. Применительно к социальным наукам – например, антропологии – релятивизм означает методику исследования, начинающую с определения того, что есть сообщество, актор или другая социальная единица. Иными словами, содержание социальной деятельности зависит от того, какое значение придают ей акторы. Эпистемологический релятивизм – позиция, исходящая из того, что 1) эмпирические данные и прочие критерии (такие, как непротиворечивость) не играют решающей роли при выборе теории и 2) любые предписывающие критерии бесполезны, потому что ученые не будут им следовать. Метафизический релятивизм утверждает, что теории и понятия отражают лишь поверхностный слой реальности, доступный наблюдениям. Позитивисты, инструменталисты и радикальные конструктивисты являются релятивистами в этом смысле. Наконец, моральный релятивизм отрицает любые универсальные ценности, скажем, права человека.
Социальные исследования и проблема выбора теории
Социальные исследователи часто апеллировали к недоопределенности и теоретической нагруженности как к своего рода философской индульгенции, оправдывающей чисто дескриптивные подходы[306]. А такие подходы подразумевают, что они вольны пренебрегать теми или иными универсалистскими, предписывающими критериями философии науки и даже широким набором критериев Куна. В этой связи особую важность приобретает учет индивидуальных критериев. Эмпирические исследования показывают, что система ценностей социальных акторов модифицируется в зависимости от социальной ситуации.
Философы, размышлявшие о социальных исследованиях науки, признают недостаточность универсалистских ценностей для описания деятельности ученых. Во всяком случае, прежнее убеждение, что “хорошая наука” руководствуется исключительно универсалистскими ценностями, а “плохая” – ситуативными (гендерными или корпоративными интересами, личными убеждениями, заботой о престиже, выгоде и т.д.) в наши дни выглядит наивно. Скорее, следует говорить о взаимодействии двух типов ценностей, неизбежном в процессе производства науки. Иными словами ученые на самом деле значительно более субъективны и пристрастны, чем готовы публично признать.
Но персональные предпочтения – не просто “грязное белье”, которое желательно скрыть за универсалистскими, “рациональными” формулировками, а необходимый и важный предварительный научный инструментарий. Во всяком случае, высказываются мнения, что когнитивный партикуляризм способен играть незаурядную роль в отборе и оценке исследовательских программ, теорий, эмпирических фактов и придавать научной работе более творческий характер[307]. Равным образом, небезосновательно предположение, что исследовательские программы меняются с течением времени и применительно к разным дисциплинам.
Однако вряд ли можно считать, что данное обстоятельство способно привести к радикальному релятивизму. В худшем случае оно лишь затрудняет формулировку универсалистских предписаний. Масштабы влияния, которое универсалистские и партикулярные ценности оказывают на формирование научных решений – дескриптивная проблема. Ее невозможно решить с помощью обобщений, якобы подходящих для всех конкретных случаев, дисциплин и эпох. Но если говорить о статусе критериев выбора теории, то на первое место, видимо, можно поставить непротиворечивость, корректность и эмпирическую подтверждаемость: они вызывают наименьшее количество разногласий.
Институциональная социология науки
Исследователи, разрабатывавшие в 1970-х – 1980-х годах социологию научного знания (SSK), противопоставили ее двум более ранним направлениям: философии науки и социологии науки (или, точнее, институциональной социологии науки). По мнению адептов SSK, институциональная социология науки оказалась несостоятельной, поскольку не изучала, в какой мере социальные факторы воздействуют на собственно научные реалии – на выработку решений, на методологии, теории, интерпретации наблюдений, выбор объектов и т.д. С их точки зрения, любой анализ, сосредоточенный на институциональных аспектах, неадекватен.
Однако столь уничижительная оценка вряд ли уместна. Институциональная социология науки – признанное, динамичное поле исследования, отмеченное несомненными заслугами. Можно привести целый ряд причин, по которым SSK не смогла существенно воздействовать на институциональную социологию науки. Во-первых, эта последняя была преимущественно американским явлением, выросшим из социологической традиции, для которой содержание науки (как лишь одного из занятий в ряду прочих видов деятельности) не имело большого значения. SSK же – течение европейское, формировавшееся в тесном контакте с философией науки и считавшее вопрос о содержании науки (особенно об уникальном статусе научного знания) центральным.
Второй фактор, затруднявший диалог, состоял в том, что американские социологи науки были сосредоточены на внутренней полемике (в частности между Колумбийской группой и группой Висконсина–Беркли–Корнелла) и не обращали большого внимания на критику со стороны SSK. Такому равнодушию способствовало еще и то обстоятельство, что некоторые предложения, выдвинутые SSК в 1970-х годах (например, критика нормативной теории знания или теория интереса), были уже обсуждены американскими социологами.
Но, пожалуй, именно нормативная теория знания и является подходящим исходным пунктом для обзора институциональной социологии науки. Проблема норм и ценностей представляет собой общую основу для целого ряда дисциплин STS – от философии и социологии до антропологии и истории. И в данном контексте, – институциональой организации знания, – видимо, важнее всего оценить вклад Мертона.
Институциональную социологию науки нередко именуют “мертонианством”. Характеристика эта не вполне корректна, поскольку социология науки – феномен куда более сложный, чем концепция Мертона. На деле Мертона следует считать одним из главных представителей американской функционалистской социологии, ведущим теоретиком которой был его учитель Парсонс. Функционализм Парсонса, тесно связанный с эволюционной теорией, ставил себе задачу объяснить, благодаря чему общество избегает саморазрушения, регенерируется, приспособляется к окружающей природной среде и другим обществам. Основу теории социального действия составляли четыре базовые функции: поддержание норм, интеграция составных частей, целеполагание и адаптация.