Хотя арго часто называется языком, за пределами лексики оно практически не обладает собственными особенностями. О его лексических возможностях можно судить по сопоставлению следующих текстов. Первый – отрывок из бытового описания жизни заключенного.
После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.
«После больницы работаю в кочегарке. Моего напарника, заключенного, не принадлежащего к воровскому миру, посадили за драку в карцер. Он двинул совковой лопатой по голове мошеннику), тот был с ножом), который украл из его куртки хлеб».
К описанию такой вполне обычной для преступного мира ситуации арго хорошо приспособлено, и без специальных знаний точный смысл текста понять сложно. Другой текст представляет собой пример использования арго в нехарактерном для него стиле, это отрывок из шуточной Истории отпадения Нидерландов от Испании, написанной профессиональным историком Л.Н.Гумилевым, который в силу биографических особенностей свободно владел уголовным арго.
Работяга Вильгельм Оранский поднял в стране шухер. Его поддержали гезы. Мадридская малина послала своим наместником герцога Альбу. Альба был тот герцуг! Когда он прихлял в Нидерланды, голландцам пришла хана. Альба распатронил Лейден, главный голландский шалман. Остатки гезов кантовались в море, а Вильгельм Оранский припух в своей зоне. Альба был правильный полководец. Солдаты его гужевались от пуза, в обозе шло тридцать тысяч шалашовок. Но Альба вскоре даже своим переел плешь. Все знали, что герцуг в законе и лапу не берет. Но кто-то стукнул в Мадрид, что он скурвился и закосил казенную монету. Альбу замели в кортесы на общие работы, а вместо него нарисовались Александр Фарнезе и Маргарита Пармская, рядовые придурки испанской короны.
«Рабочий Вильгельм Оранский поднял в стране бунт. Его подержали гезы. Мадридское правительство направила наместником герцога Альбу, который был знаменит своими расправами. Когда он приехал в Нидерланды, голландцы поняли, что им теперь некуда деваться. Альба распустил Лейден, главное управление голландцев. Остатки гезов ушли в море, а Вильгельм Оранский ушел в тень. Альба был для своих солдат самым лучшим полководцем. Солдаты были всегда сыты, вместе с ними в обозе шли женщины легкого поведения. Но вскоре Альбе пришлось держать ответ. Все знали, что герцог законопослушный и никогда не берет взяток. Но кто-то доложил в Мадрид, что он пускает казну не по назначению. Альбу арестовали и направили на общие работы, а вместо него к власти пришли Александр Фарнезе и Маргарита Пармская – прислужники испанской короны».
Понимание этого текста не вызывает особых затруднений у рядового носителя русского языка, в частности потому, что большинство из попавших в него арготизмов глубоко внедрились в современную разговорную речь.
До революции арго развивалось совершенно независимо от разговорного языка, не связанной с преступным миром части общества; в художественной литературе арготическая и другая жаргонная лексика употреблялась почти исключительно для речевой характеристики отдельных персонажей. В 1920-е годы в связи с резким повышением социальной мобильности населения языковая норма дестабилизируется, повседневный язык пронизывается словами уголовного происхождения, часть их прочно закрепляется в разговорном стиле и скоро их происхождение перестает осознаваться: барахло, по блату, липовый (в значении «ненастоящий») и др. Жаргонизируются многие жанры письменной речи, включая и авторский текст ряда писателей. Язык детей и молодежи находится под сильным воздействием языка беспризорников; подростки до такой степени утрачивают (точнее, не приобретают) способности оценивать социолингвистический статус используемой ими лексики, что в школьных сочинениях появляются фразы типа «Жили-были две шмары: Татьяна и Ольга» (В.Тонков ссылается на цитату в «Учительской газете» за 1926). С 1930-е годов в связи с усилением официального контроля за письменными текстами они становятся более нормативными, но устная речь, в первую очередь молодежный, армейский и др. профессиональные жаргоны, благодаря постоянным массовым контактам представителей всех слоев общества с пенитенциарной системой, находится под заметным воздействием арго. Арготическая лексика широко используется в неподцензурной художественной литературе (ср. у И.Бродского: «Челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою»; «В этих шкарах ты как янки»; «Это я верный закон накнокал»). С отменой цензуры существенно арготизируется язык всех видов письменных текстов, средств массовой информации и публичных выступлений. Один политик характеризует своего вполне интеллигентного оппонента фразой «Пахан никогда не будет бороться со своей малиной» (Зюганов о Чубайсе), другой предлагает обществу жить по законам, а не по понятиям. Таким образом, в повседневную языковую практику широких слоев населения арготизмы проникают уже не только «снизу», но и «сверху» – из литературы, из языка политиков и журналистов [6].
Имеется устоявшееся мнение, что основной и чуть ли не единственной причиной возникновения и существования уголовного арго является потребность в утаивании содержания разговора. Однако «секретность» уголовного арго весьма относительна; те, кто борется с преступностью, как правило, владеют этим языком вполне хорошо, а идея тайно договариваться на арго в присутствии предполагаемой жертвы преступления выглядит вообще как-то странно. Для этой цели в рамках конкретных преступных сообществ создаются разовые коды с использованием только обычных слова, которым придаются особые тайные значения, причем так, чтобы для постороннего слушателя речь не казалась странной и имела бы свой обычный смысл, складывающийся из нормативных лексических значений [7]. «Скрытность» же языка уголовников чаще нарочитая, показная, рассчитанная в первую очередь на удовлетворение групповой идентичности, противопоставления «своих» и «не своих». В арго существует множество слов, которые в силу незначительного отличия от нормативных никак не могут претендовать на секретность (ср. больничка «больница, любое медицинское учреждение», поджениться «завести сожительницу»); в других случаях внешне не отличимые от нормативных единицы имеют в арго лишь нерелевантные для рядового носителя языка отличия в семантике [8]. Не случайно в арго слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской закон; если, входя в камеру, вор (не любое «лицо, совершившее кражу», как в нормативном языке, а тот, кто имеет признаваемый в уголовном мире ранг вора в законе) спрашивает: «Люди есть?», он имеет в виду принадлежащих к уголовному миру. Еще одна причина существования арго – потребность в удовлетворении экспрессии; в связи с этим многие словарные единицы заменяются в арго относительно часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остаются неизменными на протяжении столетий.
Д.С.Лихачев, имевший возможность детально ознакомиться с реальным функционированием арго в местах заключения, указывает на еще одну важную причину возникновения и существования арго: особенностью воровского мышления является наличие «элементов магического отношения к миру», первобытно-магическое восприятие сказывается и на отношении к языку: «неудачно, не вовремя сказанное слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело». В связи с этим в преступном мире обычные слова заменяются арготическими, а также существует ряд табуированных тем, о которых не принято говорить даже на арго. В этом отношении уголовное арго напоминает жаргонную и профессиональную речь охотников, военных и лиц других, связанных с риском профессий.
2.1. Лексико-семантическая характеристика арго
Лица, принадлежащие к маргинальной культуре, становятся двуязычными: в своей среде они употребляют арго, а при общении в обычных условиях используют национальный литературный язык. Механизмы овладения арготической речью упрощены, поскольку арго не имеет собственной грамматики и отличается от литературного языка только по лексическому составу. Говорящий просто запоминает слова и выражения в пределах определенных тематических групп.
Арготические слова встречаются: в художественной литературе, в газетах и журналах, в окружающей нас действительности, в документах правоохранительных органов, мы слышим их по телевизору и по радио. Все это послужило источниками для исследовательской работы.
Собранный материал позволяет судить о том, что большинство слов обозначают орудие преступления, субъектов и объектов преступления, органы правопорядка, и то, что входит в обиход жизни преступников.
Накал экспрессивности делает семантику некоторых арготизмов синкретичной и диффузной, порождает мощные синонимические ряды и тематические группы с тождественными значениями.