закрывается.1)
До девятнадцатого века основными формами наказаний за преступления
были колодки, порка, клеймение раскаленным железом или повешение. Обычно
наказание производилось публично. Присутствовало много народа, на
некоторые казни собирались тысячи людей. Преступник, которого собирались
повесить, мог произнести речь, оправдывая свои действия или доказывая
невиновность. Толпа хлопала, шикала, свистела, давая оценку речи
осужденного.
Тюрьмы и сумасшедшие дома
Современные тюрьмы ведут свое происхождение не от темниц и
подземелий былых времен, а от работных домов (также известных как
“госпитали”). Работные дома появились в XVII веке в большинстве
европейских стран. В период разрушения феодализма многие крестьяне не
могли получить работу, связанную с землей, и становились бродягами. В
работных домах их кормили, но принуждали проводить большую часть времени
в учреждении на чрезвычайно тяжелых работах. В работные дома помещались
также и другие категории людей, о которых никто не мог позаботиться:
больные, престарелые, слабоумные и сумасшедшие.
В XVIII веке тюрьмы, сумасшедшие дома и госпитали постепенно
начинают отделяться друг от друга. Реформаторы изменили традиционные
способы наказания, рассматривая лишение свободы как более эффективное
средство борьбы с криминальными действиями. Убийство начинает
расцениваться как самое серьезное преступление, поскольку в контексте
широких политических изменений расширились права человека, и убийство
становится посягательством на эти права. Идея публичного наказания
постепенно отошла в прошлое, так как предполагалось, что тюрьмы более
успешно воздействуют на заключенных, вырабатывая у них привычку к
дисциплине и конформность по отношению к закону. Смертную казнь
перестали совершать публично. Более того, в течение XX века большинство
западных стран отказалось от смертной казни, хотя некоторые штаты США
являются в этом отношении исключением.
Поведение сумасшедших все чаще стали рассматривать как проявление
болезни. Концепция душевных заболеваний появляется впервые в конце XVIII
века и (123стр) окончательно утверждается в XIX веке. Сумасшествие
переходит в ведение медицины. Поскольку помешательство теперь
рассматривалось как заболевание (а не слабоумие или одержимость разума
демонами, как раньше), стали считать, что с ним должен иметь дело только
врач. Людей по-прежнему могли помещать в сумасшедшие дома против их
воли, но теперь для этого требовалось заключение врача.
Попытки объяснить отклонения
Природа и содержание девиантного поведения широко варьируются по
мере перехода от прошлого к настоящему и от одного общества к другому.
Мы должны попытаться найти этому объяснение. В последующих разделах мы
обсудим несколько основных теорий девиации, при этом особое внимание
будет уделено теории преступлений. Ни одна из теорий не дает
исчерпывающего объяснения преступлению, не говоря уже об отклонении.
Однако они пересекаются в понимании некоторых вопросов, и могут быть
объединены для объяснения других. Это дает нам возможность получить
достаточно широкое представление о важнейших аспектах отклоняющегося
поведения.
Биологические и психологические теории преступления и девиации
Аргументы из биологии
Первые попытки объяснения преступлений и других форм девиации в
основном носили биологический характер. Французский антрополог Брока
утверждал, что в строении черепа и мозга преступников он видит
особенности, отличающие их от законопослушного населения. Итальянский
криминалист Чезаре Ломброзо, работавший в 70-х годах девятнадцатого
века, пришел к заключению, что некоторые люди рождаются с преступными
наклонностями, и они относятся к более примитивному человеческому
типу2). По его мнению, преступные типы могут быть определены по форме
черепа. Он не отрицал влияния социального опыта на развитие
криминального поведения, но его основная идея состояла в том, что
большинство преступников биологически дегенеративно или дефективно.
Впоследствии эти идеи были полностью опровергнуты, но тезис о том,
что на преступные наклонности влияет биологическое строение индивида,
всплывал под разными личинами еще не раз3). Какое-то время популярной
была идея объяснения криминального поведения как следствия влияния
наследственности на формирование криминальных наклонностей. Ричард
Дайгдейл исследовал фамильное дерево семьи Дюков из Соединенных Штатов,
давшей 140 преступников на 1200 членов семьи4). Он сравнил Дюков с
потомками Джонатана Эдварса, широко известного проповедника в
колониальной Америке. Семья Эдварсов не дала преступников, но зато дала
президента Соединенных Штатов, а также высших судейских чиновников,
писателей и религиозных деятелей. Сравнение кланов Дюков и Эдварсов
должно было, по мнению автора, наглядно показать различие поведения
семей в зависимости от их генетических склонностей5). Однако как
демонстрация генетической (124стр) предрасположенности к преступной
деятельности исследование оказалось более чем неубедительным, поскольку
выяснилось, что среди предков Джонатана Эдварса были люди, осужденные за
преступления! Если криминальность действительно является наследственной
чертой, тогда среди потомков Д. Эдварса, согласно логике исследования,
также должны быть преступники. Исследование генеалогии семей практически
ничего не говорит о влиянии наследственности, поскольку развести
наследственные влияния и влияния среды невозможно. Условия, в которых
росли дети Эдварсов, резко контрастируют с условиями в семье Дюков, чьи
дети росли среди воров.
Идея о связи между биологическими факторами и склонностью к
преступлению вновь воскресла в работах Вильяма А. Шелдона в 1940-х
годах. Шелдон выделил три физических типа человека; по его мнению, один
из них прямо связан со склонностью к правонарушениям. Мускулистый,
активный тип (мезоморф), по предположению Шелдона, с большей
вероятностью может стать преступником, чем человек субтильного
телосложения (эктоморф) или более полной комплекции (эндоморф).
Последующие исследования, предпринятые другими учеными, дали примерно
такие же результаты. Несмотря на то, что подобные взгляды до сих пор
имеют защитников, подобные исследования вызвали широкую критику. Если
даже допустить, что существует общая связь между физическим строением
человека и склонностью к правонарушениям, это не проясняет вопрос о
влиянии наследственности. Люди мускулистого телосложения, которых Шелдон
связывает с преступлениями, могут быть вовлечены в действия банд,
поскольку там предоставляется возможность для демонстрации своей силы.
Более того, до недавнего времени все исследования в этой области были
ncp`mhwem{ изучением преступников в детских колониях. Если здесь и есть
какая-то связь с телосложением, то, может быть, лишь потому, что
крепких, атлетически сложенных преступников скорее помещают за решетку,
чем слабых и тощих.
Позднее делались попытки связать криминальные наклонности с
определенным набором хромосом в генетическом коде6). Выдвигались
предположения, что среди преступников, особенно виновных в тяжких
преступлениях, непропорционально высока доля людей с добавочной Y-
хромосомой. В ряде исследований, проведенных в тюрьмах усиленного
режима, получен результат, показывающий, что такое отклонение имел один
из сотни заключенных, в сравнении с одним человеком на тысячу для
обычного населения. Однако последующие исследования в этом направлении
оказались противоречивыми. Вскоре у исследователей появилась догадка,
что несостоятельность изысканий объясняется малым размером выборок.
Исследования не более крупных массивах населения показали, что мужчины с
набором XXY не более склонны к совершению насильственных актов, чем с
XY7).
Преступление и психопатическая личность: психологическая точка зрения
Психологические теории преступления, так же, как и биологические,
связывают преступные наклонности с определенным типом личности. Идеи
Фрейда оказали некоторое влияние на психологические толкования
преступления, хотя сам Фрейд практически ничего в области криминологии
не писал. Позднейшие авторы (125стр) опирались на его идеи, предполагая,
что у небольшой части людей развивается “аморальная”, или
психопатическая личность. Согласно Фрейду, большинство наших моральных
качеств происходят из самоограничений, которым мы обучаемся в раннем
детстве в течение Эдиповой фазы развития (рассматриваемой в главе 3).
Вследствие особого характера взаимоотношений с родителями у некоторых
детей не вырабатываются подобные самоограничения, и, соответственно,
отсутствует основное чувство моральности. Психопатов можно описать как
замкнутых на себе людей, находящих удовольствие в насилии как таковом.
Индивиды, имеющие психопатические черты, совершают иногда тяжкие
преступления, но с самим понятием психопатии есть крупные проблемы. Нет
полной ясности с тем, действительно ли такие черты неизбежно являются
криминальными. Почти все исследования индивидов с психопатическими
свойствами были проведены среди осужденных, поэтому такие свойства
неизбежно должны выглядеть негативно. Если мы опишем те же самые черты
характера с положительной стороны, то получим совершенно иной тип
личности, и не будет оснований утверждать, что люди такого типа имеют
врожденную склонность к преступлениям. Если бы для исследовательских
целей нам понадобились не сидящие в тюрьме психопатические личности, мы