глава 2. сущность и основы категории “Национальная безопасность”
2.1 Теоретические подходы к изучению понятия “национальная безопасность” в рамках теории международных отношений за рубежом
“Термин “национальная безопасность” впервые введен в политический лексикон президентом Т. Рузвельтом в 1904 году, “в послании Конгрессу США, где он обосновал присоединение зоны Панамского канала к национальным интересам Соединенных Штатов Америки. Данный факт явился толчком в научном осмыслении национальных интересов в контексте национальной безопасности”[20]. Интересно отметить также то, что существует точка зрения, по которой сама идея национальной безопасности появилась вследствие того, что одна лишь концепция национальных интересов, появившаяся раньше, перестала полностью удовлетворять требованиям времени.
До 1947 года термин “национальная безопасность” употреблялся в значении военной обороны. Однако в вышедшем в 1947 году в США законе “О национальной безопасности” в определении содержания понятия был сделан акцент на проблему “интеграции вопросов внутренней, внешней и военной политики в интересах взвешенного подхода к проблемам использования Соединенными Штатами различных средств - военных и невоенных в своей внешней политике”[21]. При этом нация и государство - понятия, в частности, для американской ТМО синонимичные; фактически, они даже обозначаются одним словом в английском языке – nation.
Возжеников А. В. утверждает, что для западной ТМО национальная безопасность государства означает его “способность сохранять в неприкосновенности свою территорию и физическую целостность, поддерживать на приемлемых условиях экономические отношения с другими странами мира, отстаивать на различных уровнях свои институты и способ правления от внешних и внутренних угроз”, цитируя книгу 1983 года “Thinking about National Security. Defence and Foreign Policy in a Dangerous World” Г. Брауна, министра обороны США в период правления президента Картера.
Труды западных исследователей в области национальной безопасности, по утверждению Петровского В.Ф, направлены, главным образом, на анализ процесса принятия решений адекватно существующей политической обстановке. В этом направлении работы содержали и содержат, прежде всего, идею о приоритете военной силы как основного средства внешней политики и анализ условий, необходимых для выработки политического курса и принятия решений по “национальной безопасности”. Здесь справедливо приводятся в пример работы Хангтингтона, Гальперина и Ярмолинского. Тем временем, идея зависимости “национальной безопасности” от укрепления сотрудничества государств на международной арене в ранних трудах американских ученых фактически осталась не освещенной. Справедливо, однако, отметить, что с крушением биполярной системы, началом процесса международной интеграции и глобализации начали появляться труды американских исследователей именно такой направленности и тематики. Как правило, они носят говорящее само за себя название “redefining security” (переосмысление понятия безопасность).
Определение содержания категории «национальная безопасность» всегда было предметом противостояния реалистической и либерально-идеалистической парадигм. С позиции первой, национальная безопасность - это, прежде всего, защита основополагающих принципов и интересов своего государства, интересов, которые являются критичными в отношении внутренней и внешней политики страны, интересов, которыми государство не в состоянии пожертвовать или поступиться даже под угрозой применения военных действий, то есть основных национальных интересов. “Национальная безопасность должна предполагать целостность национальной территории и неприкосновенность ее институтов. Национальная безопасность — это тот необходимый минимум, который дипломатия должна защищать адекватными возможностями и бескомпромиссно”[22], писал Моргентау.
Главный инструмент обеспечения национальной безопасности, с точки зрения данного направления ТМО, - это силовые методы. Важно здесь отметить один из пунктов Концепции национальной безопасности США времен “холодной войны”, который заключался примерно в следующем: “в политике и стратегии национальной безопасности Соединенных штатов на первый план выдвигалась защита американских интересов, даже в ущерб союзникам США”[23]. Укрепление национальной безопасности же виделось лишь в наращивании вооружений и приоритете использования “более эффективных” военных в противовес дипломатическим и иным подобным мерам. Несмотря на крушение биполярной системы МО и переоценку приоритетов и задач внешней политики США, военная сила по-прежнему остается одной из главных составляющих национальной безопасности, а сама концепция национальной безопасности, считается, сохраняет свое положение, характеризуемое чаще всего как промежуточное между внешнеполитической и военной доктринами.
Среди наиболее ярких представителей реалистической школы можно назвать Г. Моргентау, Р. Нибура, Г. Киссинджера, Р. Арона, Дж. Шварценбергера и других.
С окончанием “холодной войны” обретает популярность либерально-идеалистическая парадигма, с точки зрения которой интересы государств субъектов МО универсальны, построены на ценностях и принципах, являющихся общечеловеческими. Защита национальной безопасности напрямую связывается с созданием системы коллективной безопасности, международным сотрудничеством и ростом влияния и возможностей регулирования МО со стороны международных организаций (их укрепление, развитие, делегирование им дополнительных полномочий), всеобщее разоружение, а также провозглашение и принятие принципа неприменения силы. Одним из наиболее показательных документов в рамках либерально-идеалистической школы стали «14 пунктов» Вудро Вильсона. Среди наиболее известных представителей – Ф. Фукуяма, З. Бжезинский, А. Феллер, П. Корбетт.
Таким образом, очевидно, понятие “национальная безопасность” зародилось и нашло свое дальнейшее развитие, прежде всего, в западной политической мысли. Наибольшую популярность в этой связи получили положения в целом оформленные доктриной национальной безопасности США времен “холодной войны” (претерпевшей с тех пор некоторые изменения в сторону позиции относительно компромиссной по отношению к либерально-идеалистическим идеям), написанной в русле реалистической парадигмы, то есть взгляд на категорию «национальная безопасность» через призму приоритета национальных интересов, главное место в защите которых отдается военным и силовым методам. Имея довольно богатую историю развития теории в данном направлении, западные исследования ТМО оказали значительное влияние на развитие идей “национальной безопасности” в рамках российской школы теории международных отношений.
Проблема определения понятия “национальная безопасность” является одной из наиболее сложных для российской ТМО. Прежде всего, это обусловлено тем, что после распада Советского Союза фактически ученым пришлось заново выстраивать теоретико-методологическую базу науки о международных отношениях, которая весь предыдущий период своего существования была вынуждена двигаться и развиваться в русле официальной идеологии. Однако, Сергунин А. А. в монографии “Российская политическая мысль: национальная и международная безопасность”, выделяя три этапа развития теории безопасности в советской науке, отмечает, что на последнем из них авторы практически отказались от “идеологизированного” подхода, не избавив свои работы при этом от очевидного заимствования многих основных идей из трудов западных коллег, что можно проследить уже как минимум с середины XX века. Более того, само понятие “национальная безопасность”, равно как и “национальный интерес” считались “буржуазными мышлениями”, изобретенными “апологетами” политического реализма для обоснования агрессивной империалистической политики Запада”[24] (например, Арбатов Г.А. Идеологическая борьба в современных международных отношениях: доктрина, методы и органы внешнеполитической пропаганды империализма).
В стратегии национальной безопасности РФ до 2020 года национальная безопасность определяется как “состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, которое позволяет обеспечить конституционные права, свободы, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальную целостность и устойчивое развитие Российской Федерации, оборону и безопасность государства”[25].
Однако следует заметить, Юсупов Р.М отвергает подобное определение и утверждает в своей работе “Наука и национальная безопасность”, что оно представляет национальную безопасность как простую защиту прав и свобод личности, утверждение демократии и сохранение незыблемости существующего конституционного строя, таким образом, истинный смысл указанного понятия размывается и теряет определенность, более того в целом перестает содержать в себе какую бы то ни было проблематику. Более того, интересы трех названных сторон не могут быть одинаковыми и объективно не совпадают. Продолжая эту идею, Петров А. высказывает в этом отношении точку зрения о том, что выделение таких объектов “национальной безопасности”, как “личность, общество, государство” является полным заимствованием западного взгляда и не применимо к российскому государству. Другой российский теоретик Белов Б. Г. поэтому предлагает заменить данную модель другой – “народы страны - их территория - уклад жизни”.