Согласно теории Гелбрейта собственники лишь номинально являются главными в капиталистической системе, а реальной движущей силой общества, его направляющей силой, его системой управления является техноструктура. Начались эти явления в капиталистическом обществе еще в 30-е годы, когда некоторые исследователи заговорили о так называемой революции управляющих. Действительно, возникали ситуации, когда собственники, особенно собственники-рантье, то есть те, кто не умел или не хотел непосредственно заниматься управлением своими предприятиями, постепенно теряли над ними контроль. Одновременно усиливалось влияние управляющих в корпорациях, создавалась некая инфраструктура, в которой те начинали действовать фактически в отрыве от собственников, поскольку собственники контролировали только финансовый капитал, только акции и могли оказывать лишь косвенное воздействие на производственно-финансовую деятельность.
Другим фактором, действовавшим в этом направлении, была так называемая диффузия собственности, поскольку для финансирования сверхмасштабных инвестиций капиталистическое общество постепенно пошло по пути размывания пакетов акций, привлечения мелких акционеров. В таких случаях очень трудно было установить реального собственника крупнейших корпораций.
Ситуация, характерная для XIX века, когда капиталист являлся собственником, серьезно изменилась. Контрольные пакеты акций неуклонно размывались, фактор управления играл все более важную роль. Революция управляющих дала основания Гелбрейту провозгласить именно техноструктуру управляющей силой капиталистического общества.
В наших советских условиях техноструктура, по сути, входила в номенклатуру. Если разобраться, то номенклатура являлась не только новым классом, самовоспроизводящейся паразитической кастой, «внутренней партией» (по Оруэллу), партийным полицейским аппаратом, который с помощью насилия и внеэкономического принуждения обеспечивал свое господство; одновременно номенклатура включала в себя и значительный технократический элемент. Туда входили управленцы, специалисты, профессионалы, ученые, лица, владеющие специальными навыками, знаниями, информацией, то есть интеллектуальная и управленческая элита. Она как бы была включена в номенклатуру, причем включена не в том смысле, что часть номенклатуры представляла собой эту интеллектуальную управленческую элиту, все было гораздо тоньше. Речь шла о том, что вся номенклатура в какой-то степени несла в себе и это второе начало, поскольку она же должна была осуществлять функции государственного управления в целом, управления обществом, что шире, чем просто государственное управление, и подразумевает то, что можно назвать социальным управлением. Такое социальное управление осуществлялось номенклатурой не только как кастой или «внутренней партией», но еще и как интеллектуальной и управленческой элитой. И эти два элемента — технократический и паразитический — в номенклатуре были теснейшим образом переплетены.
Напрашивается аналогия между паразитизмом советской номенклатуры и рантье на Западе. Казалось бы, собственники-рантье не нужны для функционирования капиталистического общества, поскольку они выполняют паразитические функции; но благодаря номинальному обладанию собственностью они могут стабильно получать свои доходы. В отличие от паразитического элемента номенклатуры паразитический элемент рантье не должен постоянно подкрепляться насилием, интригами и заговорами, так как собственники-рантье в значительной степени уверены в том, что они будут и в дальнейшем получать свои доходы. И если западный рантье — этакий трутень, паразит вялый, то советский номенклатурный паразит как раз очень активен. Он изворотлив, отлично приспособлен к жизни, порой даже гораздо лучше технократов и специалистов. В специфической советской среде он вынужден все время защищать свой статус, свое монопольное право распоряжаться собственностью, править от имени народа, которое невозможно передать по наследству. И тот факт, что все это можно в любой момент потерять, поскольку ни один человек не может быть уверен, что он завтра будет занимать ту же должность, на которой он находился вчера, придает этому паразитизму совсем другой характер, непохожий на мягкий, вялый паразитизм западных собственников. Это был злобный, агрессивный паразитизм. При этом агрессия, как это всегда бывает, смешивалась со страхом. Агрессия вообще является чаще всего порождением страха, и страх и агрессия дополняют друг друга. Для паразитизма советской номенклатуры, параноидального и агрессивного, было характерно постоянное приспособление, постоянная боязнь утраты незаконно полученного, пожалованного случайно свыше, «заработанного» неблаговидными делами статуса, который можно было утратить в одночасье. Агрессивный, злобный и в то же время боязливый и беспокойный паразитизм отличал советскую номенклатуру.
Двойственность советской номенклатуры
На Западе внутри элиты постепенно произошло разделение. Техноструктура даже формально в значительной степени отделилась от класса аристократии, который по мере развития буржуазного капиталистического общества постепенно отходил на второй план. Так, сначала от государственного, точнее, от социального управления отошла родовая аристократия, затем практически отстранились собственники как таковые. Они, конечно, иногда формально тоже участвовали в принятии решения, но реально сформировался отдельный класс, отдельное сообщество людей, занимающихся государственным и социальным управлением, обеспечивающих существование общества, работу всех его механизмов, а именно — техноструктура. У нас же техноструктура в значительной степени входила в номенклатуру, то есть она не была отдельным элементом. Номенклатура одновременно являлась и техноструктурой.
Наша номенклатура сочетала два элемента — паразитический и технократический. Она была двойственной. Двойственность номенклатуры как нового класса, той силы, которая обеспечивала функционирование советского общества, выражалась в наличии двух взаимоисключающих тенденций, двух взаимоисключающих явлений: номенклатура одновременно являлась и техноструктурой. Практически это выражалось не только в том, что каждый отдельный человек мог быть причислен либо к той, либо к другой части, но в том, что даже иногда в конкретном человеке можно было выделить доминирование либо того, либо другого элемента.
Действительно, в партийных руководителях чаще доминировал паразитический, интриганский элемент, а в советских хозяйственных руководителях чаще проявлялись технократические черты. Объяснялось это, наверное, тем, что последним просто необходимо было сближать хозяйственные и государственные задачи, а партийные руководители отдалялись от решения этих задач и в большей степени сосредоточивались на проблемах исключительно выживания в этой системе и сохранения своего статуса. Они были натренированы в деле личного политического выживания, а от задач, которые должно было решать общество, абстрагировались.
Но как раз более важно не то, что отдельные люди тяготели либо к одному, либо к другому типу — чисто номенклатурному, то есть паразитическому, или к технократическому, а то, что эти два типа могли проявляться в одном человеке. Практически так и происходило, почти каждый руководитель в этой системе сочетал в себе оба типа. Он в какой-то степени обязан был являться частью номенклатуры, то есть партийной системы, он был обязательно выдвиженцем КПСС и назначенцем КПСС, и где бы он ни работал, он все равно таковым оставался, это накладывало определенный отпечаток. Если бы у него не было этого паразитического «выживательного» элемента, он, наверное, просто не сумел бы существовать в этой системе, добиваться в ней успеха. Но тем не менее у него зачастую были и навыки, умения, профессионализм и способности для решения реальных задач. Поэтому происходила внутренняя борьба между одним и другим началами.
Раздираемые противоречиями
Эти основные полюса номенклатуры были взаимоисключающими полюсами. Номенклатурно-паразитический тип должен был иметь определенные черты характера, определенный склад ума, развивать в себе определенные качества: для выживания в этой системе, как уже говорилось, требовалось как раз отсутствие всяческих выдающихся качеств, отсутствие индивидуальности, отсутствие явных заслуг и одновременно участие в каких-то неблаговидных делах: интригах, заговорах, разного рода подлостях. Для этого требовался один склад характера, один вид мышления. Но одновременно в том же человеке могли присутствовать технократические качества, которые подразумевали совсем другое: инициативность, индивидуальность, ответственность, концентрацию на реальных проблемах. Так что здесь шла постоянная борьба, которая могла раздирать каждого отдельного человека, поскольку каждый отдельный руководитель мог быть сегодня вовлечен больше в одну сторону, а завтра — в другую. Это придавало его деятельности противоречивый характер, что, кстати, неоднократно подмечали писатели и драматурги, показывавшие в своих произведениях конфликты, которые возникали по ходу решения общественных, социальных, государственных проблем, конфликты не только внутренние, личностные, но имеющие и внешние социальные проявления.