Кроме того, естественно, централизованно определялись и инвестиционные параметры: какое оборудование будет поставлено, какие строительные и монтажные работы будут проведены на предприятии, каковы будут условия для его работы. Все это также регламентировалось и распределялось. И конечно, как только включался этот механизм распределения, начиналась борьба за то реальное качество материалов, сырья и оборудования, которое предприятия должны были получить, поскольку если руководитель имел более высокий статус, он мог под теми же самыми названиями получать значительно лучшее сырье, лучшие материалы, лучшее оборудование, и конечно, это облегчало его деятельность.
В то же время не было свободы сбыта продукции. Сбыт продукции также был централизован. Предприятию указывалось, кому поставлять продукцию, когда и по какой цене. Таким образом, если даже продукция была хорошей, ее нельзя было продать дороже. Однако, если она была плохой, все равно получатель обязан был ее принять. Процедура отказа от продукции была очень сложной и нарушала определенный кодекс чести, соблюдавшийся в номенклатурной среде руководителей. Поэтому продукция почти всегда принималась. Конечно, такая система абсолютно не стимулировала ни снижение издержек, ни эффективность работы, ни повышение производительности труда, ни качество товаров и услуг, ни экономический рост. В условиях, когда и снабжение, и инвестиции, и сбыт были централизованы, все зависело от конкретной индивидуальной схемы деятельности данного предприятия. Если ему давалось хорошие сырье, материалы, оборудование и позволялось сбывать свою продукцию по достаточно хорошим ценам, показатели предприятия были успешными, и наоборот.
Дефицит и неликвид — две стороны одной медали
Естественно, при управлении такими административно-командными методами стали возникать многие проблемы. Первейшая — проблема дефицита, о которой говорил еще Аркадий Райкин в своем бессмертном монологе о дефиците, писал венгерский экономист Янош Корнай в своей книге «Экономика дефицита». Главная идея заключалась в том, что при социализме в условиях административно-командной системы и планового распределения пропорции были извращены настолько, что потребительский спрос абсолютно не отражал реальное предложение товаров, и предложение товаров было оторвано от спроса по определению.
Прежде всего оно было оторвано и по товарной номенклатуре в целом, и по отдельным товарным группам, и по качеству этих товаров и товарных групп, потому что в пределах одной товарной группы продукция могла быть совершенно разного качества, и мы это хорошо знаем. Очень сложно было учесть элемент качества товара, различного рода комиссии типа ОТК уследить за качеством не могли. Внутренних стимулов у системы для повышения качества не было, в результате в розничной торговле скапливалось огромное количество некачественной продукции и продукции, заведомо не имеющей сбыта, изначально производившейся на основе распоряжений плановых органов и командно-директивных методов и не привязанной к спросу.
По различным параметрам высчитывалось, сколько потребительских товаров должно быть, и эти параметры закладывались в пятилетних планах. Впоследствии, когда товары выпускались, никто как бы не обращал внимания на то, что они совсем не того качества или не соответствуют потребностям людей, поскольку считалось, что все равно пропорции должны сходиться. В результате появлялись сверхнормативные запасы ненужного сырья и нереализованной готовой продукции, происходило перенасыщение разного рода неликвидом. Однако как раз качественной и нужной продукции остро не хватало, оборотной стороной огромного количества разношерстного неликвида, этой нереализованной продукции, товарных запасов был тотальный дефицит всего, поскольку то, что требовалось, как раз найти было крайне сложно.
А поскольку то, что нужно, стоило столько же, сколько то, что никому не было нужно, то возникала проблема — как получить нужное? И здесь включался лишь один механизм, а именно механизм неформального влияния. Этот механизм, система неформальных управленческих взаимодействий иными авторами назывались скрытой экономической активностью, черным рынком, но не всегда это был именно черный рынок, иногда это были некоторые договоренности между участниками хозяйственного процесса, которые были оформлены в виде таких явлений, как «бюрократический бартер», «административная валюта» или же «телефонное право». Все эти явления фактически были следствием экономики дефицита и господства в результате черного рынка.
Трансформация власти в собственность: «бюрократический рынок»
Нарушение пропорций в конечном счете порождало извращенную систему компенсации. И тут мы подходим к тому, что должна была возникать обслуживающая эту административно-командную систему дополнительная система отношений, которые не были, по сути, прямыми бюрократическими отношениями, а проявлялись как некая реакция системы, потому что нужно было устранить возникающие в результате функционирования административно-командной системы диспропорции. Конечно те, кто жил в те годы, прекрасно помнят, что аппарат и номенклатурная система, административно-командная система с самого начала были дополнены механизмами компенсации, то есть они, скорее всего, с самого начала, уже даже со сталинских времен или даже со времен военного коммунизма, не существовали в той полнейшей чистоте, как предполагалось. Действительно, довольно быстро после образования номенклатуры возникли извращенные рыночные обменные принципы распределения, дележа власти, системы различного рода взаимосвязей. Возник так называемый бюрократический рынок, некая система взаимных обязательств, чем-то напоминающих круговую поруку. Это был не совсем черный рынок, поскольку большая часть отношений участников этого процесса носила легальный характер. Лишь некоторая часть была нелегальной, и то она появилась несколько позже, начала развиваться уже скорее в эпоху Брежнева.
Что важно в этом процессе? Появление черного рынка, бюрократического рынка, извращенных рыночных компенсационных механизмов было отражением нарушения главных, принципиальных экономических законов административно-командной системы. Таким образом, теневые отношения и отношения черного рынка не были уголовными в обычном смысле, поскольку опирались на неприятие советских экономических законов всем народом. Это было неприятие, по сути, самих принципов, на которых основана советская система. Естественно, что в этих условиях весь народ, и в том числе его наиболее социально активная часть, пытался каким-то образом найти выход из создавшегося положения и находил его частично с помощью скрытой экономической активности, системы неформальных управленческих взаимодействий, в том числе и теневой экономики и разного рода другой «незарегистрированной деятельности». Оказалось, что политическая власть, которая пытается запретить частную собственность и рыночные отношения, фактически через какое-то время сама превращается в искаженную форму собственности, предмет купли-продажи. Это и есть суть бюрократического рынка.
Существовал, как мы знаем, рынок должностей, привилегий, все это было не просто разрешено руководителями номенклатуры, но с самого начала поощрялось. При этом высшие чиновники могли быть связаны с криминальными структурами (зачастую так и было), а могли действовать и в полном отрыве от криминальных дельцов, для сути процесса это было не так уж и важно. Просто сама по себе их деятельность вела к созданию той или иной системы, а лично они могли быть абсолютно честными и скромными до аскетизма. Среди лидеров номенклатуры были и такие, как Суслов, о котором рассказывали, что он постоянно ходил в одном и том же пальто и ботинках и что Брежнев даже смеялся, подшучивал над ним в связи с этим. Да и Сталин в общем-то не имел особо никаких счетов и финансовых благ, просто ему это не нужно было, он и так распоряжался всей страной. Поэтому лидеры номенклатуры не всегда вступали в прямые отношения с дельцами. Даже в эпоху позднего Брежнева некоторая часть номенклатуры, люди, которые просто самозабвенно любили власть, из осторожности делали карьеру таким образом, чтобы не вступать в прямые отношения с теневыми дельцами, чтобы не быть у них на крючке. Но своими действиями они все равно так или иначе помогали тем или иным группам, или уже другие деятели все равно входили в какие-то отношения с теневыми дельцами, которые, в свою очередь, блокировались с ними. Поэтому не надо понимать систему черного рынка, систему теневой экономики, систему бюрократического рынка таким образом, что все аппаратчики или же все номенклатурщики непременно связаны с теневыми дельцами.
Еще раз повторим: некоторые, причем даже высшие руководители, которые как раз были самозабвенно влюблены во власть, просто из осторожности не вступали в эти связи.
Можно было делать карьеру и таким образом, чтобы лишь косвенно касаться этих процессов; но в общей аппаратной борьбе все это учитывалось, и все равно сама система принятия решений, в том числе и кадровых, выталкивала на поверхность тех, кто в максимальной степени выражал равнодействующие интересы как политических и лоббистских групп влияния, так и теневых дельцов. Такие связи неверно считать криминальными, это обычные аппаратные связи, которые в значительной степени не выходили за пределы номенклатуры, аппаратной структуры.
Основой номенклатурной системы являлось распоряжение общенародной собственностью, поскольку именно общенародная собственность была главной опорой номенклатуры. Фактически номенклатура как бы по поручению всего народа выполняла функции по управлению общенародной собственностью. Но само это управление происходило следующим образом: каждый член номенклатуры, каждый партийный, советский, профсоюзный или другой руководитель, то есть аппаратчик, как бы получал в свое распоряжение какую-то часть собственности. Это мог быть завод, колхоз, институт, театр, больница, стадион. Это могло быть все, что угодно, и вот эта часть собственности или часть власти превращалась в определенный сегмент, сектор влияния, и представитель номенклатуры получал свое место на бюрократическом рынке.