В тот период эти процессы совпали с разрушительными интересами Б. Ельцина по развалу Советского Союза, поскольку для Ельцина самым главным было просто оказаться в Кремле — не важно, какими методами. Если бы для этого надо было взорвать весь мир, он бы, наверное, тоже на это пошел. Поэтому Б. Ельцин провозгласил путь к так называемой независимости России, а Верховный Совет России (напомним, в значительной степени состоящий из коммунистов) все это поддержал, что также очень важно. Кроме того, в 1990 году состоялся последний съезд КПСС, который Б. Ельцин демонстративно покинул. К этому времени стало окончательно ясно, что М. Горбачев не способен к каким-либо решительным неординарным действиям и не в состоянии перехватить у Б. Ельцина политическую инициативу, съезд это только подтвердил. Возможно, на тот момент наиболее радикальным вариантом было бы создание на базе КПСС некой социал-демократической партии и М. Горбачев вполне мог заявить об ее организации. Это наверняка вызвало бы поддержку миллионов и в какой-то степени отвлекло бы от Б. Ельцина общественное внимание, а М. Горбачев вновь стал бы центром политических и экономических реформ.
Но, к сожалению, М. Горбачев, несмотря на обращения к нему с такими предложениями некоторых делегатов съезда и ряд публикаций в прессе, не осознал необходимости делать решительные шаги, не понял, что все в общем-то зависело от политической воли первого лица. Он пытался сохранить КПСС в том виде, в котором она существовала, поэтому пытался заменить людей в ЦК КПСС, в том числе внутри политбюро. В принципе сама по себе идея правильная и хорошая, но на этом он терял темп, пытаясь создать либеральный ЦК, превратить Коммунистическую партию Советского Союза в нормальную социал-демократическую. Он упускал время, поскольку не мог осуществить эти перестановки быстро. В тот момент он, конечно, получил контроль над ключевыми позициями политбюро, Секретариата ЦК, в целом в партии, на местах, но номенклатура, группировавшаяся вокруг Е. Лигачева, которому как раз на этом съезде она отвела роль второго лица в партии, естественно, уже ощущала, что ей угрожает серьезная опасность. М. Горбачев должен был понимать, что реакционная часть номенклатуры будет действовать и она уже перешла в наступление.
«Демократизация» номенклатуры
Прежде всего реакционная партийная номенклатура постаралась после выборов 1989 года в Верховный Совет СССР, куда попало очень много ярких политических деятелей, личностей, ставших на долгое время политическими звездами, провести выборы в Верховный Совет России таким образом, чтобы туда прошло достаточно большое число прямых ставленников партийных секретарей. Зачастую это осуществлялось следующим образом. Поскольку на местах власть была в тот момент еще в руках партийных органов, то партийные секретари, уже знавшие, что они будут смещены по линии ЦК КПСС, но курировавшие подготовку выборов в Верховный Совет России, поняли, что им следует позаботиться о преемниках. Поэтому на выборах они зачастую поддерживали людей, не обязательно проповедовавших коммунистическую идеологию, но непосредственно связанных с ними, чтобы впоследствии они могли надеть любую личину — и демократическую, и коммунистическую.
Эти люди организовали в Верховном Совете всевозможные фракции, кто-то назвал себя демократом, кто-то коммунистом, и в конечном итоге они друг с другом договорились. Главной их задачей было политическое выживание, а вовсе не какие-то идеи. Поэтому это разношерстное сообщество и вытолкнуло на пост Председателя Верховного Совета России Бориса Николаевича Ельцина. М. Горбачев устранял из политбюро реакционеров, потому что они противодействовали политическим и экономическим реформам, им не нравилась демократия, рынок, гласность и перестройка. Все это они воспринимали в штыки в связи с тем, что изменение политической системы ставило под вопрос их возможность контроля над ней. Эти люди могли политически выживать лишь в условиях жесткой централизации власти. Они привыкли управлять при помощи директивных административных методов, сохранять свое положение с помощью интриг. Основными качествами для выживания в этой системе были безынициативность, никчемность, склонность подчиняться начальнику в любой ситуации, отсутствие самостоятельного мышления и т.д. Для выживания в новых условиях требовалось совсем другое, и это было еще одним отражением фундаментального противоречия номенклатуры как нового класса, по Джиласу. В этом новом классе соединились качества западной техноструктуры и элемент, в чем-то аналогичный паразитической сущности собственника-рантье, но отражающий нашу специфику, поскольку советская номенклатура паразитировала на государстве. Реакционеры вообще не имели никаких реальных идеологических пристрастий, в общем-то они боролись не за коммунизм, а за систему собственного контроля над экономикой и финансами. Коммунизм использовался этими людьми в основном как лозунг, в большинстве своем они уже давно не были коммунистами.
Кроме того, мы прекрасно понимаем, что коммунистическая партия в Советском Союзе являлась просто формой проявления карьеризма. То есть, по сути дела, любой человек, стремившийся сделать карьеру, использовал коммунистическую партию как структуру карьерного роста. Иного способа социально реализоваться в советской системе не было. Поскольку номенклатура выполняла и функции государственного управления, и, как техноструктура на Западе, как бы руководила обществом, ей были нужны навыки, профессиональные качества, способности и знания, но в значительной степени все определялось политическими амбициями, интригами и различного рода действиями, не вызывавшими общественного одобрения.
Коммунистические лидеры фактически уже давно были руководителями тех самых кланов, лоббистских групп, групп влияния, входивших в административно-командную систему и с помощью теневой экономики являвшихся своего рода ядром политико-экономической власти. То есть система так называемых неформальных управленческих взаимодействий реализовывалась через Политбюро, ЦК и партийные органы на местах. Поэтому все лидеры стали представителями определенного рода группировок, очень похожих на современные олигархические. В этом смысле мало что изменилось и сейчас. Представители этих группировок, в общественном сознании ассоциирующиеся с реакционной частью политбюро, почувствовали угрозу своему положению и начали искать какие-то другие пути сохранить влияние. Первый найденный ими путь, как мы уже говорили, — путь развала Советского Союза и реализация собственных интересов через местную бюрократию и плутократию.
Другой путь — организация на федеральном уровне контригры «Ельцин против Горбачева», когда на определенном уровне силы, уходившие с политической арены, перетекали от М. Горбачева на сторону его политического оппонента Б. Ельцина, объединялись с ним. Последнему, стремившемуся завоевать власть, было совершенно все равно, кто примыкает к нему по мере его продвижения, поэтому он достаточно легко принимал людей, связанных с реакционной частью Политбюро ЦК КПСС. В этот же период реакционеры начали новую «демократическую» игру. Пока Горбачев колебался, происходили незримые, совершенно не заметные стороннему наблюдателю перебежки людей из одного лагеря в другой и формировалась та самая политическая система, из которой впоследствии выросло современное руководство — политическое и экономическое. Этот процесс в значительной степени усилился в январе 1991 года после вильнюсских событий.
Деятели реакционного крыла коммунистической партии могли постепенно внедрять своих людей в противоположную политическую группировку. Кроме того, они могли как бы со стороны М. Горбачева организовывать всевозможные провокации и тем самым усиливать влияние демократических политических группировок. Затеяв какую-либо очередную авантюру, они прекрасно понимали, что фактически работают на Ельцина, вокруг которого группировалось все больше представителей бывшей реакционной партийной номенклатуры, не говоря уже о его прямых контактах с коммунистами и Г. Зюгановым, поддерживавшихся на протяжении всех последующих лет. Следовательно, организация таких провокаций, как например, в Вильнюсе, помогала, с одной стороны, подорвать авторитет Горбачева как лидера демократических преобразований, а с другой — создать нового лидера, Б. Ельцина, окруженного людьми, ждавшими своего часа.
В какой-то степени альянс с этой частью номенклатуры был даже формально закреплен путем выдвижения на пост вице-президента России А. Руцкого, до выборов в Верховный Совет выступавшего с совершенно других позиций, идейно близких обществу «Память» и в какой-то момент активно поддерживавшихся реакционной частью политбюро. На выборах Руцкой выступал уже как представитель демократического движения, а через какое-то время организовал внутри Верховного Совета группу «Коммунисты за демократию» — очень характерное и довольно символичное название. Действительно: коммунисты за демократию! Став ее лидером, он был выдвинут на пост вице-президента, и вот таким образом начало формироваться некое крыло «оборотней», к которому позднее примкнула и команда «шокотерапевтов» Гайдара.
Гайдар, как мы уже говорили, в свое время работал в журнале «Коммунист», затем в газете «Правда» — суперидеологизированных коммунистических средствах массовой информации. Его книга «Экономическая реформа и иерархические структуры», вышедшая в 1990 году, пронизана духом коммунистической риторики. В ней он резко критикует капитализм за «крайнюю жестокость» экономических регуляторов и, соответственно, «резкое снижение уровня жизни трудящихся», что обрекает последних в «развивающихся странах» на нищету и голод.