Подход Гайдара был порочен еще по одной причине. Как известно, в 1960—1980 годы была популярной идея так называемой конвергенции двух систем. По этой теории, которая проповедовалась на Западе, социализм должен был постепенно приобрести капиталистические, а капитализм, наоборот, — социалистические черты, и таким образом они, эти две системы, должны были сближаться и впоследствии интегрироваться.
Это была, в общем-то, разумная идея, которая в принципе могла бы осуществиться, если бы реформы в Советском Союзе пошли так, как надо, поскольку капитализм действительно приобретал социалистические черты, со времен Джона Кейнса государство стало активно вмешиваться в экономику. Начали появляться плановые элементы в экономике. Не случайно именно такие достижения нашего соотечественника Василия Леонтьева, как межотраслевой баланс, были применены и получили Нобелевскую премию как раз на Западе. И элементы планирования активно внедрялись в экономику как крупнейших корпораций, так и государств.
Во всех развитых странах капитализм приобретал совсем новые качества. После революции в России, создания советского государства, последующего революционного движения во всем мире, Великой депрессии 1929—1933 годов капитализм ощутил всю опасность, которая ему угрожает, и понял, что он для своей стабильности нуждается в создании среднего класса и в мощном социальном обеспечении. Все эти процессы усиливались, а после Второй мировой войны капитализм стал приобретать все больше и больше внешне социалистических черт — вмешательство государства в экономику, элементы плановости и социальное обеспечение.
С другой стороны, и в нашей экономике в советское время постепенно усиливались рыночные черты, то есть уже тогда шла работа по переходу предприятий на хозрасчет, усовершенствованию хозяйственного механизма, внедрению новых форм управления, усилению материального стимулирования работников и предприятий, проводились разного рода эксперименты.
Пускай медленно, вызывая мощное сопротивление, тем не менее этот процесс шел, и он активизировался в последние годы существования Советского Союза, поскольку были приняты нормативные акты о кооперативах, о совместных предприятиях. Мощный толчок дал указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 апреля 1989 г. «Об аренде и арендных отношениях в СССР». Все больше и больше предприятий переходило на рыночные рельсы, и это могло быть очень хорошей подготовкой к дальнейшей приватизации. Рынок постепенно создавался, но при этом не утрачивалась планомерность, не утрачивалась регулирующая роль государства в экономике и социальное обеспечение, то есть добавлялись, именно добавлялись, капиталистические черты в экономику, постепенно интегрируясь в ней все больше и больше.
Этот процесс шел до самого прихода Гайдара. Именно этот процесс он прекратил, поскольку он, как мы уже видели, являлся представителем совсем других слоев и группировок и начал действовать в диаметрально противоположном направлении. Свободное предпринимательство было полностью парализовано, бизнес стал возможен в тесной связи с бюрократией, под контролем номенклатуры и под ее руководством. Вместо реальных изменений произошла смена вывесок и фасадов, все вопросы были решены за счет населения — вот подход Гайдара. А тот путь — путь постепенной интеграции, который развивался до самого появления Гайдара на вершине власти, фактически был забыт.
Что необходимо было сделать
Кроме интеграции рыночных элементов, мы должны были интегрировать такие элементы, как демократия, выраженная в свободе политических организаций, в расширении гражданских свобод, а также в гласности и свободе слова, — сопутствующие элементы рыночной системы в развитой капиталистической экономике. Эти элементы мы должны были постепенно интегрировать, устранив как раз худшую часть — тоталитаризм, избыточный централизованный контроль над экономикой, то есть перегибы административно-командной системы.
Получилось все как раз наоборот. К сожалению, конвергенции не вышло. Развитые капиталистические страны реально добавили себе социалистические элементы, о которых уже говорилось. А вот советская система в начале перестройки двигалась в направлении сближения с развитыми странами Запада: постепенно вводили гласность, появлялись гражданские свободы, политические партии, общественные организации, свободные экономические формы деятельности, то есть предпринимательство в различных формах. Но в какой-то момент все это было свернуто, и вместо этого были сохранены почему-то худшие черты, а именно монополизм, тоталитаризм, избыточная централизация и административно-командные методы руководства экономикой и внеэкономическое влияние. И мы видим, что только такими монополистическими, тоталитарными методами можно было творить все, что далее происходило. А из капитализма, наоборот, начали заимствовать совсем другое, не то, что надо было брать.
Что касалось свободы слова, гласности, представительной демократии, гражданских свобод — были взяты только вывески и названия, то есть произошла перелицовка. Что касалось предпринимательства, реальное предпринимательство свернули, повесив новые вывески на отраслевые министерства, на главки, на бывших государственных монстров. Естественных монополистов превратили в якобы акционерные общества и объявили это созданием бизнеса, вытеснив на обочину действительных предпринимателей.
Это было сделано вместо интеграции положительных черт капиталистической экономики (не всего рынка, не стихии рынка, а именно элементов рыночной экономики с сохранением плановой доминанты) с сопутствующими ей институтами — представительной демократией, свободой партий, общественных организаций и гражданскими свободами, гласностью, свободой слова. Однако интеграции не произошло. Так, не было на тот момент никакой свободы слова, поскольку нельзя было даже слова сказать по поводу того, что «шоковая терапия» — это преступление, никто бы не дал это опубликовать.
При этом мощная политическая власть в Кремле была суперавторитарной, авторитарной в квадрате. Сохранился и тоталитаризм, и монополизм, естественный монополизм только усилился, получив возможность взвинчивать цены на все тарифы и услуги, извлекая сверхприбыли и сняв с себя бремя содержания всего населения и обеспечения социальных программ. Рынок же был воспринят совершенно извращенный, которого и на Западе-то уже давно нет. Созданы были уродливые рыночные формы, фактически превратившие экономику в руины. Такой рынок не мог являться целью реформ. Отсутствовал учет макротенденций, тенденций функционирования мировой экономики, учет производственного, технического, научного, финансового потенциала внутри страны. Допущение бесконтрольного якобы свободного ценообразования приводило к тому, что возникал не рынок, а какой-то уродливый монстр, который, с одной стороны, сохранял все монополистические черты, а с другой — добавлял в эту систему элементы хаоса, бесконтрольности при абсолютном отсутствии здравого смысла.
Возникает вопрос: как сказалась деятельность «шокотерапевтов» на естественных монополиях? Сразу очевидно, что для всех естественных монополий осуществленные Гайдаром так называемые реформы были очень выгодны, поскольку позволили им фактически вырваться на свободу и диктовать свою волю всей экономике страны.
Почему роль естественных монополий в жизни страны так усилилась? Потому, что в советской системе все сектора экономики все-таки были уравновешены.
Во-первых, существовал единый народно-хозяйственный комплекс, поэтому развитие, допустим, топливно-энергетического комплекса было взаимосвязано с развитием и других комплексов, прежде всего военно-промышленного, а также научно-производственных потенциалов, сельского хозяйства и в значительной степени с обеспечением социальных программ, с убыточными или менее прибыльными отраслями народного хозяйства, в том числе с дотационными статьями бюджета, которые обеспечивали социальные программы.
Во-вторых, на мировом рынке Советский Союз функционировал как гигантская монополия и сверхдоходы от экспорта той продукции, которая выходила на мировой рынок, также поступали в распоряжение всего государства и через разницу курсов, разницу цен перераспределялись и также служили в какой-то степени основой для обеспечения расходных статей бюджета. Что же произошло, когда все цены были отпущены на свободу, а внешнеэкономическая деятельность либерализована?
Это был явный перегиб. Любую здравую идею можно довести до абсурда. Либерализация внешнеэкономической деятельности не могла и не должна была дать каждому предприятию (допустим, нефтедобывающему) возможность самостоятельно выходить на внешний рынок.
Прежде всего потому, что эти предприятия, конкурируя друг с другом на нефтяном рынке, могли сбивать цены. Кроме того, они, получив доступ на внешний рынок, имели возможность продавать продукцию по мировым, а внутри страны финансировать все по российским ценам. Помимо этого, они полностью сняли с себя бремя обеспечения и содержания других отраслей, что, конечно, было прикрыто лозунгами о том, что теперь все зарабатывают сами.
Однако Гайдар забыл о том, что именно должны зарабатывать сами: нельзя назвать заработанными деньги, которые приходили к добывающим предприятиям, к естественным монополиям за счет отсутствия рентных платежей, за счет неправильной системы налогообложения, за счет неправильной системы организации экспорта и таможенных тарифов. Эти деньги нельзя было назвать заработанными, поскольку предприятия-монополисты могли неограниченно повышать цены, и ни в какой степени их доходы не зависели от реальных результатов труда. Им не надо было снижать издержки производства, повышать эффективность, производительность труда. Может быть, относительно мирового рынка эти элементы действовали, хотя и в незначительной степени, поскольку внутренние затраты этих предприятий были несопоставимы с их конкурентами на мировом рынке. Но в целом им не надо было заботиться ни о чем, поскольку они могли в любой момент просто диктовать свои цены всем участиикам экономического процесса, что они и делали, поскольку все это называлось свободным ценообразованием. Цена была ограничена только лишь платежеспособным спросом.