В том же 1992 году, когда только что развалился Советский Союз, а в России действовало правительство Гайдара, в масштабах СНГ расчеты, к сожалению, осуществлялись бесконтрольно. Вся страна превратилась в огромную площадку для финансовых махинаций.
При этом, как уже говорилось, вся энергия и деньги были отвлечены, и те, кто хотел заниматься реальной инновацией и предпринимательством, были далеки от перераспределительных механизмов и не могли, естественно, в них участвовать.
И наконец, еще один момент: теория Гайдара о потребительском рынке, о потребительском спросе, о соответствии спроса и предложения. Гайдар считал, что рынок сам все будет определять и выяснится, какие отрасли имеют возможности для развития, какие предприятия могут развиваться, по принципу «выживает сильнейший». То есть, если предприятие соответствует новым рыночным условиям, оно выживет, если же не соответствует — не выживет.
Часто можно услышать, что благодаря Гайдару и его политике цен и свободы торговли появились ларьки, и мы смогли купить «Сникерсы», «Марсы», жвачку и другие товары, в основном китайского и турецкого производства, на рынках. Это декларировалось как огромное достижение Гайдара. Но единственным достижением в этой области было то, что энергия челночников все-таки помогала развитию экономики, потому что позволила достаточно большой группе людей, лишенных возможности реализоваться в других сферах, хотя бы какой-то деятельностью заниматься и обеспечивать себя.
Конечно, механизмы торговли важны, и они действительно были подключены в этот момент, но, на мой взгляд, никакой заслуги «шокотерапевтов» в этом нет. Активизация торговли и торговой инфрастуктуры происходила вовсе не благодаря реформам Гайдара, а как процесс, естественный для любых экономических преобразований. Поэтому если бы даже экономические преобразования проводились разумным путем, то все равно возникли бы мелкие независимые торговцы, все равно оптовая и розничная торговля стала бы быстро развиваться. Просто эта сфера гораздо быстрее других сфер поддается развитию, не надо особых усилий для того, чтобы развить торговлю на низовом уровне. Здесь подгонка спроса и предложения происходит достаточно быстро и действительно, в этой сфере никаких проблем нет.
Другое дело, что как только мы поднимаемся на более высокий уровень (от розничной и даже от оптовой торговли — на рынок средств производства), мы подходим к обороту материалов, оборудования, сырья и видим, что там как раз уже происходят совсем другие процессы и в этой области государственное регулирование становится необходимым, потому что оно выполняет функцию подстраховки от негативных явлений. Скажем, здравая идея о том, что не надо государству вмешиваться в торговлю пончиками, не должна доводиться до абсурдной идеи, что государству не надо вмешиваться в торговлю нефтью и газом, которая является в наших условиях главным доходом бюджета, обеспечивая его более чем на 50%. Естественно, государство не может находиться в стороне от этого.
Кроме того, нефть и газ, или энергоносители, позволяют фактически задавать параметры всей экономике, поэтому государство и по этой причине не вправе не обращать на это внимание. Рынок не может отрегулировать все по определению, он может отрегулировать только определенные ниши, осуществить некоторую подгонку спроса и предложения, прежде всего через каналы розничной и оптовой торговли выявить потребительский спрос и структурировать его, в некоторых случаях перенаправить. Этот механизм конечно же необходимо запустить, но нет никаких оснований предполагать, что только этот механизм разрешит все проблемы и в результате приведет по цепочке к тому, что будет запущена вся система межотраслевой конкуренции, «перелива» капиталов и выживания наиболее приспособленных предприятий. Ничего подобного не происходит, если мы поднимаемся на чуть более высокий уровень, чем рознично-оптовая торговля. Предоставленные сами себе предприятия, которые ранее были частью единого народно-хозяйственного комплекса, оказываются в совершенно разных позициях. Те предприятия, которые, может быть, и были перспективны и требовали каких-то инвестиций, неожиданно в этот момент остаются в проигрыше. Никаких инвестиций у них не может быть, поскольку собственных источников для финансирования у них нет, а из-за деформации всей экономической системы эти предприятия не могут получить инвестиции в другом месте через финансовую систему, поскольку вся финансовая система вовлечена в валютные спекуляции, прибыльность которых гораздо выше. Невозможно привлечь инвестиции и на Западе, о чем мы будем говорить дальше. И из-за невозможности инвестировать в суперперспективные проекты эти предприятия начинают загнивать, оборудование — разрушаться, ресурсы — истощаться. Постепенно с предпрятия уходят работники и происходит остановка производства. В результате выживают вовсе не самые сильные и перспективные с точки зрения народного хозяйства и с точки зрения конкурентоспособности предприятия, о чем пойдет речь дальше.
История о 24 миллиардах и просроченных йогуртах
В апреле 1992 года с трибуны Съезда народных депутатов Гайдар объявил о многомиллиардной помощи новой России, которая вот-вот должна прийти с Запада. Называлась даже цифра — 24 миллиарда долларов. Речь шла о кредите, который якобы собирались предоставить развитые страны в поддержку российских экономических реформ. Газеты того времени пестрели заголовками о том, что если Гайдара отправят в отставку, Россия потеряет 24 миллиарда долларов. Создавалось впечатление, что если вдруг во главе правительства не будет Гайдара, то Запад перестанет помогать.
Но деньги, обещанием которых Гайдар буквально спекулировал, стоя на трибуне съезда, так и не были получены ни тогда, ни позже, несмотря на последовавшие заверения Ельцина, о том, что команда Гайдара в отставку не уйдет и будет жить дружно. Многомиллиардные инвестиции оказались лишь пропагандистскими обещаниями.
В то же время суммы, которые были получены Россией от Международного валютного фонда, в который мы поспешили вступить и который нам, по существу, был не нужен, выдавались с огромным количеством обременении и кучей условий. Дело в том, что МВФ дает деньги не с коммерческими целями, а с политическими, для того чтобы страна проводила определенную, выгодную для Запада, политику. Нам дали небольшую по меркам МВФ сумму и заставили полностью согласовывать экономическую политику страны с МВФ. Нужно ясно понимать, что те ценности, которыми так гордится Запад: демократия, рыночные отношения, свобода личности — не являются исключительно западными ценностями. Это итог развития всей мировой цивилизации. Те же представления о западных ценностях, о свободном рынке, которые буквально навязывались МВФ России в результате гайдаровских реформ, были лишь узкой интерпретацией, выгодной определенным силам.
Денег зря не дают. Этого не мог не знать Гайдар, написавший еще в 1989 году, когда еще заведовал отделом журнала ЦК «Коммунист», статью именно с таким названием. В ней он, в частности, предупреждал об опасности путать западные фирмы с благотворительными обществами. «Надо, — писал он, — как можно скорее избавляться от наивной веры, что зарубежные партнеры, заботясь о своей выгоде, не забудут и про нашу, освободят от необходимости самим думать, самим принимать оптимальные решения. Ведь в любом случае отвечать за них приходится уровнем народного благосостояния»1. Написал он правильно, а действовал в точности наоборот. Делалось все, чтобы на международной арене Россия привычно занимала униженно просительную позу, с благодарностью, как великую услугу, принимая кредиты, под которые Запад с превеликой выгодой для себя сбывал нам излишки своего продовольствия, поддерживая тем самым за чужой счет свою экономику. Валентин Павлов в этой связи приводит в своих воспоминаниях эпизод с американской гуманитарной помощью в виде армейских пайков, так называемых brown bags, оставшихся в Западной Германии после вывода оттуда американских войск. При Гайдаре эти залежалые запасы, эти «просроченные йогурты», нам «навернули» в порядке увеличения нашей общей задолженности. Курьезность ситуации состоит в том, что в свое время то же правительство Павлова вело переговоры о том, чтобы вывезти остававшееся на американских военных складах продовольствие бесплатно. Именно в такой постановке вопроса проявлялся здравый, обоюдовыгодный коммерческий расчет. Дело в том, что везти продукты назад в Америку было невыгодно, а продать на месте — невозможно. Хранение их тоже было бы обременительным. Если бы нам их отдали бесплатно под условие «самовывоза», то это было бы выгодно обеим сторонам.
Трудно отделаться от впечатления, что те обещанные 24 миллиарда были лишь наживкой, на которую с радостью клюнул Гайдар. Западу незачем было даже давать эти деньги, с какой готовностью молодые реформаторы бросились выполнять указания МВФ.
Откуда же возникла эта цифра в 24 миллиарда и в чем действительная причина отказа Запада от выполнения дан-
1 Коммунист, № 2. 1989.
ных обещаний? Поиски ответа на этот вопрос раскрывают истинное отношение Запада к России, к реформам и реформаторам начала 90-х.
В той же книге Павлова рассказывается о неофициальных переговорах, которые вело советское правительство с бизнесменами и представителями государственного аппарата США при посредничестве президента фонда «Призыв совести» раввина Шнайдера. Основным вопросом переговоров был пакет предложений со стороны Советского Союза об инвестициях в советскую экономику. Речь шла о взвешенном плане перехода советской экономики к рынку, для реализации которого предполагалось осуществить инвестирование экономики за счет зарубежных средств в размере 24 миллиардов долларов. «Цифра эта, — как утверждает Павлов, — родилась в результате тщательнейших анализов всей совокупности рыночных преобразований и подразделялась на три составляющих: треть средств пошла бы на закупку импортных товаров народного потребления, треть — на закупку оборудования для легкой, пищевой и перерабатывающей промышленности, а еще треть — на создание машиностроительной базы для отечественного производства такого оборудования, включая, разумеется, конверсионные расходы... При этом он [план] предусматривал... не только кредиты, но и прямое участие иностранных компаний в структурной перестройке советской промышленности». Далее Павлов заключает: «Конечно, этот план должен был подкрепляться целым комплексом внутренних мер, подготавливающих страну к рынку, — денежно-финансовых, законодательных, налоговых и т.д. Но если говорить о главном, то суть его сводилась к следующему: он так оптимизировал задачу рыночных преобразований, что в 1990—1991 годах для структурной перестройки советской промышленности, экономики в целом требовалось примерно пять лет и всего лишь 25 миллиардов долларов (Павлов по советской привычке увеличил 24 миллиарда до 25, как он выразился для «круглого счета» — А.Б.)».