Между тем ограничить монопольные доходы лишь платежеспособным спросом и отказаться от какого-либо воздействия на сверхмонополистов было безумием. Необходимость же абсолютной дифференциальной ренты, отсутствие которой до сегодняшнего дня подрывало развитие страны и не дает осуществить реформы, прежде всего в топливно-энергетическом комплексе, сейчас уже не вызывает сомнения.
Нельзя было приватизировать и прибыль от экспортно-импортных операций. В стране, какой являлся Советский Союз и впоследствии Россия, вся структура экономики была выстроена таким образом, что экспортно-импортные операции в значительной степени должны были регулироваться государством.
Конечно, доходы от экспортно-импортных операций можно было контролировать не только через собственность, но и через другие механизмы, но в целом следовало бы предусмотреть изъятие этих доходов или, во всяком случае, не допустить их приватизацию какими-либо коммерческими структурами. Что же касается налогообложения приватизированных предприятий, то это самая большая проблема, поскольку одной из идей приватизации было как раз повышение уровня налогообложения. Считалось, что в рыночных условиях приватизированные предприятия станут платить больше налогов, так что государство, утратив собственность, выиграет от возросших налоговых поступлений, потому что предприятия-налогоплательщики наладят эффективное управление, привлекут инвестиции, будут заниматься инновациями, обеспечат себе экономический рост. Но этого не произошло. Ни экономического роста, ни увеличения налогообложения на сегодняшний день не наблюдается. Самое интересное: чем успешнее работает предприятие, тем больше вопросов вызывает его налогообложение. Это касается тех отраслей, где приватизация действительно оказалась полезной, а именно — торговли, сферы обслуживания, недвижимости. Налогообложение увеличилось, но не в ключевых отраслях, где сосредоточились максимальные доходы. Многочисленные исследования подтверждают, что добывающие компании, в частности «Газпром», после их формальной приватизации не стали платить больше, не говоря уже о компаниях витебского комплекса и некоторых других. Нельзя не назвать и еще один отрицательный результат приватизации. Несмотря на то, что в названии ведомства государственного имущества фигурировало слово «управление» (например, «Госкомитет по управлению имуществом»), то есть из самого названия следовало, что имуществом надо управлять, управление имуществом, к сожалению, через приватизацию было утеряно. Согласно концепции реформаторов государственную собственность следовало в сжатые сроки передать в частные руки, и затем проблема контроля государства над собственностью снималась. Кстати, интересно проследить эволюцию самого ведомства государственного имущества и его статуса. Если в начале Госкомимущества возглавлял вице-премьер правительства, то после завершения массовой приватизации ранг его главы был понижен до министра, а после недавней реформы — до руководителя федерального агентства. Это соответствовало псевдолиберальной идеологии, согласно которой государство не должно сильно вмешиваться в деятельность частных, приватизированных предприятий. Как будто государству может быть безразлично, как используется бывшая госсобственность, какова эффективность
состоявшейся приватизации и как приватизированные предприятия пополняют бюджет через налоги, как решаются социальные вопросы. И это притом, что многие предприятия на этапе приватизации давали конкретные инвестиционные и социальные обязательства. Можно ли в таких условиях говорить, что приватизация уже закончена, собственники заплатили деньги, предприятия стали частными, следовательно, государству до них нет дела? Во-первых, как эти деньги были заплачены — это отдельный вопрос. Уже в 1992—1993 годах, на первом этапе приватизации, суммы были достаточно небольшими, не соответствующими производственному потенциалу и возможностям приватизируемых предприятий. Однако впоследствии через залоговые аукционы предприятия-супермонополисты вообще практически бесплатно переходили в руки откуда-то взявшихся олигархов. Так что говорить о заплаченных деньгах не приходится.
Но даже если бы деньги были заплачены, все равно государство не должно было отказываться от управления экономикой. В отношении крупнейших предприятий государство просто обязано было осуществлять контроль, потому что эти предприятия играют слишком важную для страны роль. К сожалению, очень часто нарушались и корректировались в сторону уменьшения всевозможного рода запретительные списки, списки стратегически важных объектов. Так что вопросы безопасности были проигнорированы. Но и это опять-таки не самое главное.
Четыре составляющих провала
Вот четыре составляющих провала приватизации.
Первое. Приватизация крупнейших предприятий была лишь номинально платной, фактически они были переданы новым собственникам за символическую плату. Более того, зачастую новые собственники не платили вообще ничего: на залоговых аукционах за государственное имущество вообще вносились государственные деньги.
То же самое в значительной степени происходило и на этапе ваучерной приватизации. Руководство предприятия скупало чеки у работников предприятий и, сосредоточив в своих руках практически контрольный пакет акций, вступало в переговоры с чековым инвестиционным фондом и с Госкомимущества или с его отделением на данной территории. Фактически шел торг, и если, допустим, директор уже скупил за бесценок 40% акций, он мог договориться с чековым инвестиционным фондом о том, чтобы в дальнейшем прийти к такой пропорции: 51% — директору, а блокирующий пакет — 25% плюс одна акция — чековому инвестиционному фонду, за которым стояло местное отделение Госкомимущества; оставшиеся акции могли раздать или даже продать на свободном аукционе, они уже были никому не нужны. Схема всегда была индивидуальной, поскольку каждый раз договаривались конкретные люди, общими же чертами были сговор и продажа акций за бесценок.
Второе. Приватизация предприятий-монополистов, особенно сырьевого сектора, не была необходимой. Мировая практика показывает, что они могут оставаться и остаются государственными. Например, нефтяные компании в Италии и во Франции. В развитых странах, причем даже в странах «семерки», газовые компании и компании связи очень часто являются государственными.
И в России отсутствовала необходимость в приватизации таких предприятий; она не достигла своей главной цели, декларировавшейся и пропагандировавшейся реформаторами — повышения эффективности работы и привлечения инвестиций. Считалось, что приватизированные предприятия должны увеличить эффективность работы за счет лучшего управления, большей заинтересованности собственника, хорошей организации труда; собственник, уверенный в том, что предприятие принадлежит ему, привлечет инвестиции. Однако именно здесь мы видим чудовищное противоречие. Никаких инвестиций вообще привлечено не было именно в самые лучшие предприятия, а эффективность их работы, наоборот, снизилась.
Усиление монополизма позволило увеличивать прибыль, причем при падении эффективности работы предприятий, нежелании снижать себестоимость, повышать производительность труда, внедрять новые методы управления и заниматься инновациями. С помощью монополистического установления цен и тарифов, их бесконечного повышения обирались другие предприятия, целые отрасли, сектора экономики и регионы. Вот чудовищное противоречие приватизации: не повышение эффективности, не привлечение инвестиций, а просто усиление монополизма и благодаря этому — получение возможности обеспечить любые финансовые показатели, ограниченные лишь платежеспособным спросом и дальше только аппетитами монополистов.
Третье. Приватизация стратегически важных объектов на самом деле всегда осуществлялась волюнтаристическим путем на основе штучных указов и постановлений, очень часто в нарушение законодательства, а тем более — законов конкуренции, часто вообще без каких-либо конкурсов и аукционов. Если проанализировать практику тех лет, мы обнаружим очень много примеров, когда приватизация именно крупных, стратегически важных, интересных с точки зрения развития экономики, с народно-хозяйственных позиций объектов осуществлялась просто по распоряжению президента или правительства.
В каждом случае устанавливались совершенно индивидуальные условия и никакой конкуренции не было. А идея приватизации — это конкуренция: приватизация, во-первых, должна обеспечивать конкуренцию и, во-вторых, должна проводиться в условиях конкуренции. Если приватизация не проводится в условиях конкуренции, то это не приватизация вообще. Для проведения приватизации необходима конкурентная среда. Только она позволит государству реально выявить наиболее заинтересованных потенциальных собственников и действительно обеспечит передачу предприятия тому, кто сможет им эффективно управлять. Ничего этого не было, никакой конкуренции не было ни до, ни после: приватизацию осуществляли «красные директора» в сговоре с местными комитетами по управлению имуществом. Конкурировать с ними на тот момент просто было некому, а после того как они это осуществили — тем более. Они подавили самые зачатки конкуренции: мелкие предприниматели, которые когда-то народились через кооперативы, аренду или научно-технические центры молодежи, были ими раздавлены в 1992—1994 годах.