А кроме того, слабое государство помогает им воровать и дальше, поэтому они не заинтересованы в его усилении. Свое будущее они видят за границей, а политбюро видело свое будущее внутри страны, так как не могли члены политбюро эмигрировать за рубеж и там пожинать плоды своего правления, и это их сдерживало. Они вынуждены были все-таки думать о престиже, о влиянии советского государства, о его положении в мире в условиях противостояния двух систем, и это все-таки рождало некоторую ответственность.
Государственные интересы российскими олигархами вообще не учитывались, и родилась даже теория (сначала она выражалась в работах Гайдара, затем в наиболее наглой форме пропагандировалась Березовским), суть которой сводилась к тому, что государство либо вообще не нужно, либо оно должно обслуживать «семибанкирщину», кучку дорвавшихся до власти псевдобизнесменов, которые произросли исключительно из застойной партийной номенклатуры.
Коррупция по-коммунистически и по-олигархически
Еще одно отличие этой олигархической группы от политбюро. Экономику периода ее господства в целом характеризовала тотальная коррумпированность. В отличие от системы советской власти, когда коррупция хотя и существовала, но не охватывала все общество, поскольку действовала своего рода система сдержек и противовесов, здесь каких либо структурных ограничений не было вообще. В Политбюро ЦК и в партийном аппарате соотношение взяточников и честных людей составляло примерно 50 на 50, поскольку ряд аппаратчиков делал карьеру нормальным образом, они просто хотели получить квартиру, машину, привилегии, доступ к закрытому распределителю, а взятки брать боялись. В советской системе можно было сделать карьеру без прямого участия в коррумпированной структуре, чего не скажешь об олигархической системе. В развитой олигархической системе надо было уже непосредственно состоять в какой-либо группировке, в какой-либо шайке и лично участвовать в хищениях средств, поскольку в противном случае человек был не лоялен к группировке, и она не могла допустить выдвижение таких людей на более высокие уровни иерархической лестницы.
В советской же системе не обязательно было напрямую участвовать в хищениях. Руководители номенклатуры были достаточно дальновидны и понимали, что нельзя, чтобы в высших эшелонах власти коррупция охватывала всех поголовно, поскольку тогда будет очень сложно осуществлять управление: при всеобщем подкупе людей руководитель теряет возможность маневра. Он уже не может так легко проводить свою линию, как в ситуации, когда взятки берет лишь часть его подчиненных. Поэтому всегда допускалось и наличие перспективы для других людей, которые могли добиться всего если не за счет инициативы или деловой сметки, то за счет подхалимажа, лизоблюдства или же просто за счет того, что сидели тихо и не обращали на себя внимания. Допускалось существование большой группы людей, не вовлеченных непосредственно в коррупционную деятельность, но занимающих достаточно высокое положение в обществе. Дача, персональная машина, квартира в элитном «цэковском» доме, паек или распределитель по тем временам являлись настолько большой наградой для номенклатурщика, что и стимула-то участвовать в коррупционной деятельности у него не было.
Коррупционная деятельность была достаточно опасной, ею занимались не все люди, а лишь часть, и она иногда преследовалась: периодически происходили чистки, возбуждались уголовные дела, правда, они имели регионально-отраслевой характер, но все равно иногда какой-то регион или какая-то отрасль подпадали под удар. То есть при советской власти, во-первых, коррупционерам грозила большая опасность и, во-вторых, существовали и иные пути продвижения, помимо коррупции, иные способы достичь очень высокого статуса. Иметь много денег было опасно, да и не всегда нужно. В олигархической системе честно заработать можно было только жалкие гроши и, наоборот, можно было фантастически обогатиться нечестным путем. Поведение таких чиновников, как Кох и Вавилов, демонстрирующих свою полную независимость от закона, показало, что можно использовать свое влияние для того, чтобы получить большие деньги и потом их расходовать, что можно иметь денег сколько угодно и, наконец, что коррупционерам ничего не грозит. Чрезвычайно малое число взяточников, привлеченных к ответственности, наводило каждого чиновника на мысль, что надо именно так и поступать, то есть хватать все, что ни попадя, пока есть такая возможность. Такая модель поведения стала в олигархической системе не просто доминирующей, а всеобъемлющей, поскольку другого подхода просто не было. Тотальная коррупция опасна тем, что она перекрывает дорогу людям другого плана, не коррупционерам.
Коррупционеры заинтересованы в том, чтобы все вокруг были повязаны, чтобы существовала круговая порука: создается ситуация, когда все должны брать взятки, все до одного, иначе человек не имеет никаких шансов продвинуться в этой системе. Что же касается советской системы, то мы видим, что даже в политбюро были разные веяния, и даже на уровне самой верхушки рядом с Брежневым действовали разные кланы. Один клан, скажем, возглавляемый Щелоковым, Чурбановым, Рашидовым, был нацелен на хищения, коррупцию, подкуп. Существовала развитая система коррупции, в которую были вовлечены многие области, регионы, отрасли. Но параллельно в политбюро и ниже, в аппарате ЦК, в местных комитетах партии была достаточно большая прослойка людей, непосредственно не замешанных ни в каких махинациях, людей типа уже упоминавшегося нами Суслова, по поводу скромности которого ходили анекдоты; людей типа Андропова, который также был в основном сосредоточен на карьере, а не на материальных доходах. Нельзя сказать, что они представляли лучшую часть общества, зачастую их воля к власти была просто больше, чем у людей другого плана, и они готовы были отказаться от материальных благ, чтобы прорваться к власти. Это обусловливалось не их положительными качествами, а просто тем, что прорваться к власти в той системе можно было и без прямого участия в коррупции. Это могли быть люди с явно деспотическими наклонностями, тоталитарным мышлением, зачастую идеологически чрезмерно ортодоксальные, нетерпимые к любым новациям, реформам, попыткам изменить социалистическое общество, преобразовать его в более современное, но тем не менее взяток они не брали.
С другой стороны, продвижение номенклатурщиков в административно-командной системе, которая предусматривала сильное теневое влияние, обычно было связано с их взаимоотношениями по поводу теневых факторов. Номенклатурщик или партократ мог сделать хорошую партийную карьеру и своими действиями косвенно способствовать определенным хозяйственным руководителям или определенному бюрократическому клану или просто своей политической линией создавать благоприятные возможности для решения тех или иных хозяйственных и зачастую коррупционных задач. Об этом он мог и не догадываться, потому что он-то делал карьеру, старался продвинуться, а каким образом пользовались этим на более низких иерархических этажах, ступенях бюрократической лестницы, этот человек не всегда мог себе представлять. И поэтому тот факт, что он непосредственно не был связан с теневыми дельцами, еще ни о чем не говорит. Он мог точно так же быть интегрирован в административно-командную систему и теневую экономику, просто играть в этой системе определенную роль, потому что в этой системе все играли свои роли, и далеко не каждому было необходимо вступать в коррупционные связи. Человек мог реализоваться и по-другому.
Другое дело олигархическая система. Здесь произошло, к сожалению, самое худшее — все должности действительно стали продаваться, все экономические решения стали кому-то выгодны, носили конъюнктурный характер и принимались под влиянием только сиюминутных, чаще всего корыстных соображений, и это повлекло, конечно, очень серьезную деформацию в кадровом потенциале, в управленческих структурах. По сути дела, это породило хаос и неуправляемость. Даже верхушка общества в такой коррумпированной машине не могла уже четко отслеживать, что происходит, и сама становилась заложником вот этих хаотических корыстных криминальных действий.
И каждый, кто пытался хоть чем-то противиться этой системе, немедленно устранялся — подавлялся и вышвыривался из этой новой олигархической номенклатуры, поскольку там не допускалась уже никакая форма честности. Вот, на мой взгляд, важное, очень серьезное отличие коррупции старой, советской, партократической от коррупции новой, демократической и олигархической.
Достойные наследники
В итоге мы можем при взгляде на эту сложившуюся олигархическую систему отметить три важнейшие черты сходства, бросающиеся в глаза при сопоставлении ее с советской бюрократией, с советской номенклатурной системой, с системой теневой экономики и черного рынка, господствовавшей в конце 80-х и просуществовавшей до начала 90-х годов. Отличия от этой системы мы уже перечислили, но все же в основе лежало то, что эти системы были очень и очень похожи. Во-первых, в обеих присутствовали те же самые люди. Те же самые люди, которые верховодили в номенклатуре в конце 80-х—начале 90-х годов, большая часть которых должна была быть отстранена от руководства страной и отойти на второй план, к сожалению, в результате перехвата демократических лозунгов и извращения экономических реформ оказались у руля и заняли еще более высокое положение. Таким образом, те же самые лица через пять-семь лет снова стали доминирующей, руководящей и направляющей силой нашего общества. Это несколько тысяч людей, которые фактически разделили всю собственность и власть между собой. Причем не всегда это были те же самые люди в буквальном смысле. Это могли быть их родственники.