Поэтому Чубайс и Немцов вдруг наконец вспомнили о государстве, неожиданно стали этакими государственниками и продали «Связьинвест» Потанину. Логика, конечно, была здесь потрясающая: только для того, чтобы Березовский и Гусинский не смогли этого сделать, мы сделаем по-другому, передадим желанный объект другой группе, чтобы не допустить концентрации власти в одних руках. Так объяснял Чубайс передачу «Связьинвеста» Потанину. Они с Немцовым, оказывается, хотели разорвать путы зависимости от усилившихся олигархов, перейти, по их выражению, «к цивилизованным отношениям между властью и бизнесом», добиться «равноудаленности олигархов» и т. д. И когда Березовский и Гусинский организовали против них травлю, это было представлено так, что теперь-то стало ясно, для чего они приобрели средства массовой информации: чтобы фактически управлять политической властью.
Но на самом-то деле совершенно не обязательно было вообще Кому-либо передавать «Связьинвест». Вообще, как правило, предприятия связи нет смысла передавать частным собственникам, тут надо действовать очень осторожно. Совершенно непонятно, почему все-таки опять была взята на вооружение идея продажи, маниакально продавливаемая реформаторами. И если уж ощущалась опасность, что олигархи намереваются овладеть предприятиями связи для использования их в качестве рычага в политической борьбе, то можно было вообще остановить их продажу, оставить их у государства. Но опять в который раз с Чубайсом никто почему-то не стал спорить. Точно так же Чубайс говорил и ранее. Он доказывал, что якобы в 1995 году ни у кого не было денег, чтобы заплатить за предприятия, и поэтому можно было установить сумму залога не более 600 млн долларов фактически за все лучшие предприятия России, а именно «Норильский никель», «ЮКОС», «Сибнефть» и т. д. Потом он почему-то проговорился, что к нему обращались некие братья Черные, которые хотели купить «Норильский никель» дороже, чем Потанин. Но Чубайс, по его собственным словам, задумался в тот момент — хотел бы он, чтобы компания, представляемая братьями Черными («Трансволгрупп»), завладела «Норильским никелем», пусть даже за большие деньги? И он понял, что этого нельзя допустить, поэтому владельцем «Норильского никеля» стал Потанин, хотя совершенно не ясно, почему вообще кто-то должен был стать его владельцем. Ведь могло и государство остаться собственником предприятия, извлекать из него большие доходы и финансировать социальные программы. Но такая возможность почему-то не рассматривалась. Людей убеждали в том, что предприятия, сменившие собственников в результате аукционов, существенно повысили эффективность работы, что у них очень хорошо поставлен бизнес, налажено управление, проведена реструктуризация, прекрасно осуществляются различного рода социальные программы и т. д. То есть людей отвлекали от понимания того, что же происходит на самом деле. Чубайс каждый раз говорил: надо продать обязательно. При этом, для того чтобы в роли покупателя оказалась наиболее близкая ему структура, в ход обязательно пускались какие-нибудь страшилки. Обычно роль пугала у Чубайса играли коммунисты, но в данном случае за неимением коммунистов стращать Чубайсу пришлось своими вчерашними друзьями — олигархами.
Поэтому в итоге разгоревшейся схватки, когда выяснились неблаговидные поступки группы «писателей», многие из них поплатились должностями. Позиции Чубайса были ослаблены, правда и Березовский приблизительно в это же время (накануне этих событий) был снят с должности, что наводит на мысль о прямой взаимосвязи всего происходившего. То есть, по сути, кланы обменялись ударами. В результате и Березовский вынужден был отойти на дистанцию, и Чубайс был несколько ослаблен и не мог вернуть политическое влияние, которое было у него в период выборов 1996 года.
Госимущество как стабилизатор
После окончательного отстранения людей Чубайса в ноябре 1997 года от руководства Госкомимущества и ослабления группы Березовского стало ясно, что больше никаких серьезных изменений в олигархической структуре не произойдет. Больше уже олигархи друг с другом практически не ссорились, будто придерживаясь своеобразного пакта о ненападении; корректировались лишь некоторые частности. Что-то немножко прикупал один, что-то докупал другой, но это все касалось небольших изменений. Владение собственностью и контроль над финансовыми потоками представляли собой каркас, который был заложен и полностью сформировался уже в 1995—1996 годах и полностью закрепился в 1997 году. Поэтому дальше пришедшие к руководству Госкомимущества люди, прежде всего министр Газизулин, просуществовали в этом ведомстве почти семь лет, вообще не предпринимая никаких резких действий, а просто поддерживая сложившуюся систему. Это была страшная, опасная для страны система, которая высасывала все и не давала развиваться экономике, однако задачей ведомства государственного имущества с момента отхода Чубайса от прямого руководства им стало лишь поддержание той структуры, которая сложилась к тому времени. Она и сейчас мало изменилась.
В думах о судьбах страны
Но самая важная проблема, которая возникла также в 1997 году одновременно с окончанием острых схваток между олигархами, — это проблема дальнейшей судьбы Российского государства, а именно вопрос: кто мог бы заменить Бориса Николаевича Ельцина в случае его ухода, поскольку было ясно, что физически он уже не в состоянии руководить страной и маловероятно, что сможет еще раз выдержать предвыборный марафон. Поэтому в стране постепенно возникло несколько групп, начавших размышлять о постъельцинском периоде.
Дело в том, что при той системе власти, которая была построена к этому времени, и утвердившейся структуре собственности выборы президента являлись не просто чрезвычайно важными, а абсолютно определяющими для всех участников этого процесса. Все решения замыкались на «двор», на «трон», на малочисленную группу приближенных дельцов, которые полностью коррумпировали весь аппарат и фактически правили через подконтрольную им администрацию, штамповали указы и постановления, которые им были выгодны, периодически выясняя отношения друг с другом. В этой системе роль первого лица, конечно, была значительно важнее, чем, допустим, роль первого лица в США, где президент не в состоянии оказывать столь мощное воздействие на экономическую и политическую жизнь. Поэтому ставка была очень высока. И естественно, группы стали приглядываться, кто может быть кандидатом на пост президента, что им предпринять, на кого делать ставку.
Несостоявшиеся президенты. Три карты, три карты, три карты...
В этот момент просматривались несколько возможных кандидатур. Одним из явных кандидатов являлся мэр Москвы Лужков, который был, во-первых, хорошо раскручен, имел достаточную популярность, только недавно выиграл выборы мэра Москвы с блестящим результатом — 90% москвичей проголосовали за него.
У Лужкова был еще один козырь: руководя мегаполисом, он создал очень мощную финансовую, организационную и политическую структуру. Москва является настолько мощным источником налоговых поступлений в федеральный бюджет (не менее трети доходов поступает туда от Москвы), что, по сути, представляет собой государство в государстве, в Москве расположены все крупнейшие компании, огромную цену имеет московская земля и иная недвижимость. Весь бизнес концентрируется вокруг Москвы, и управление таким сложным, мощным комплексом давало Лужкову основания претендовать на высший пост в государстве. За долгие годы он сумел создать достаточную базу для своего продвижения. В этот момент, особенно после впечатляющего по размаху празднования 850-летия Москвы, Лужков мог считаться едва ли не главным кандидатом на пост будущего президента.
Другим возможным кандидатом мог быть Виктор Степанович Черномырдин. Он очень долго находился в тени Бориса Ельцина, однако сумел сосредоточить в своих руках все рычаги экономического и финансового влияния, пользовался поддержкой такой корпорации, как «Газпром», тоже своего рода государства в государстве, которое в чем-то могло соперничать по влиянию даже с московским правительством. Кроме того, это был не просто «Газпром», а «Газпром», развившийся в результате более чем пятилетнего руководства Черномырдина правительством, корпорация, которая более пяти лет получала прямую поддержку премьер-министра. Так что у этой группы были основания претендовать на первенство в российской политике.
Кроме того, Черномырдина поддерживал Запад; он устраивал и американский истеблишмент, и большинство олигархов (в отличие, кстати, от Лужкова, который устраивал лишь некоторых из них).
Кроме того, перспективной политической фигурой в тот момент считался генерал Лебедь. Сам по себе он не имел ни финансов, ни организационной структуры, но в силу раскрученности образа мог быть использован олигархами как человек, с помощью которого можно было бы овладеть Кремлем, и они доказали это на выборах 1996 года, когда с нуля добыли для Лебедя 15%. Совершенно ясно, что они могли сделать ставку на Лебедя и на будущих выборах президента России. После увольнения с поста секретаря Совета безопасности, на который он был назначен еще в 1996 году после избрания Ельцина и на котором он долго не задержался, Лебедь некоторое время побыл в запасе, а уже в 1998 году выдвинулся на пост руководителя Красноярского края, оказался в фокусе общественного внимания и опять стал рассматриваться как один из кандидатов на высший государственный пост.