Монополистические тенденции после приватизации не только не исчезли, но даже усилились. Это относится как к естественным монополиям, так и к приватизации в виде акционирования госпредприятий с сохранением за ними определенной доли рынка, доступа к кредитам, преференций, позволяющих единовластно контролировать сегмент рынка.
Парадокс третий
Радикальные реформаторы клялись и божились своим горячим стремлением уйти от Госплана и Госснаба, но фактически учинили новый гигантский распределитель, отнюдь не лучше советского.
Когда после приватизации развеялся реформаторский туман обещаний и посулов, оказалось, что вместо свободы рынка налицо сохранение распределительных тенденций в экономике. Крупнейшие акционерные общества наяву предстали обыкновенными бюрократическими и распределительными конторами. Произошло воспроизводство отношений административно-командной системы в новых исторических условиях. Пышным цветом расцвели такие явления, как «бюрократический бартер», «административная валюта», «телефонное право», то есть внеэкономические, внерыночные механизмы и взаимоотношения.
Возникла порочная система оценки работы предприятий. Ведь именно переход к объективным показателям был одной из главных целей реформ. А вышло так, что в новой российской экономике работа предприятий оценивается исключительно субъективно и индивидуально. Практически у всех крупных предприятий — индивидуальные условия налогообложения, кредитования, доступа к ресурсам, уровень тарифов и т. д. Чиновники научились распределять по-капиталистически. Снова у нас коммерческие результаты зависят не от предприимчивости, а от близости к телу.
Парадокс четвертый
Важной частью реформ было создание новой системы интересов, стимулов и мотиваций участников экономической деятельности, которая была бы нацелена на создание, рост, процветание, инновации. В натуре же была запущена разрушительная для экономики система мотиваций под условным названием «игра с нулевой суммой».
При такой системе стимулов, когда кто-то выигрывает — другой обязательно проигрывает. Никто из участников экономических процессов не заинтересован ныне в развитии и создании нового, увеличении национального богатства, все заботятся о перераспределении — захватить, отнять, поделить. Пирог все меньше, а остервенение, с которым бьются за его куски, — все ожесточеннее. Постепенно «игра с нулевой суммой» становится «игрой с убывающей суммой».
Участникам процесса не важно, как работают предприятия, у них нет интереса развивать бизнес. Их цель — урвать что-то или удержать захваченное. При такой системе мотивации участников невозможно нормальное функционирование как отдельных предприятий, так и экономики в целом. Те, кто преуспевает в условиях постоянного передела и захвата, чаще всего по своему складу не способны на нормальную работу, у них нет профессионализма, навыков, желания — это совершенно другой слой людей, просто лишенных чести и совести.
При самоедском строении экономики не срабатывают законы эволюции: они могут действовать с точностью до наоборот. Выигрывают не сильные, а слабые, так как слабые в эволюционном отношении индивиды могут оказаться сильнее в этой простой деятельности, а сложные функции остаются невостребованными.
Слабые объединяются в группы. Это возможно лишь потому, что система не является замкнутой, изолированной, иначе она вообще разрушилась бы. Поскольку система связана с другими крупными системами — с мировой экономикой, постольку сильные в эволюционном смысле индивиды, приспособленные для выполнения сложных функций, вытесняются из системы через эмиграцию на Запад, где как раз востребованы их способности.
Парадокс пятый
Крупнейшим ориентиром демократических преобразований было устранение недееспособной коррумпированной номенклатуры, приход к командным позициям в государстве и экономике новых компетентных людей, налаживание эффективных механизмов ротации кадров. Но на деле была воссоздана иерархическая вертикаль, делами в стране рулит новая номенклатура и слегка освеженная бюрократия, олигархия едва не подмяла под себя окончательно государство. В пору «семибанкирщины» Россия была на грани этого. Кадровой революции, на которую надеялись энтузиасты перемен на рубеже 80—90-х годов, так и не случилось.
Бюрократия оправилась от шока, приспособилась к переменам и даже научилась контролировать бизнес и предпринимательство. Для начала государственные ведомства просто стали переименовывать в акционерные общества и называть частными. Приватизация производилась по большей части в интересах воссоздания старой советской иерархии и политически имела смысл конвертировать властные полномочия старой советской номенклатуры в контроль над собственностью и финансовыми потоками.
Вначале были воссозданы ЦК КПСС — через директорскую «прихватизацию» с ее лозунгом «Даешь каждому директору по заводу!». Так весь слой партократов-назначенцев ЦК КПСС (несколько тысяч человек на ключевых должностях) превратился в капиталистов-собственников. В ходе директорской «прихватизации» горе-директора, нерадивые хозяева, неумехи, люди, не знающие ни производства, ни бизнеса, но поднаторевшие в интригах и знающие, как потрафить бездельникам на своем предприятии, — такие вот директора стали собственниками.
А дальше, раз есть ЦК КПСС, то необходимо политбюро, которое и было реанимировано через залоговые аукционы1995 года, политическим смыслом которых было взращивание олигархии.
Олигархи — это назначенные чиновниками персоны, «уполномоченные» в свое время стать миллиардерами. В итоге была восстановлена вся советская вертикаль как на местном уровне, так и в каждой отрасли.
Парадокс шестой
Принципиальным доводом в пользу приватизации была нехватка инвестиций в экономику, и как раз в этой области мы видим колоссальный провал: сегодня инвестиций в крупные объекты практически нет.
Более того, тут возникает худший тип собственника — собственник тревожный, нервный, все время ждущий отъема и экспроприации. Такой собственник значительно хуже государства, так как в отличие от государства он не несет никакой ответственности на перспективу, а в сравнении с настоящим собственником — не заинтересован развивать предприятие.
Наоборот, происходят хищническое разворовывание предприятия и ничем не контролируемый вывоз капитала, которые убивают нашу экономику уже 12 лет. Инвестиционный цикл на крупных предприятиях подорван.
Это является яркой иллюстрацией того, что приватизация многих крупнейших предприятий (газ, нефть, электроэнергия, транспорт, связь) в наших условиях не имеет смысла. 90% проблем вокруг приватизации, нарушений, споров, скандалов дали именно эти сделки. Прежде всего по причине отсутствия инвестиций, причем не только дополнительных, а даже тех, которые не состоялись из-за оттока ресурсов.
Парадокс седьмой
Создание правового государства и действующей «по правилам честной игры» экономики было приоритетом реформ, однако строители нового правового государства сделали столько юридических нарушений при построении новой экономики, что дискредитировали наше экономическое законодательство и торпедировали дальнейшее хозяйственное развитие страны.
Оказалась невозможной нормальная капитализация акций крупных предприятий. В результате фиктивных, притворных, мнимых, ничтожных сделок создавались акционерные общества, чьи акции заведомо не могли стоить дорого на Западе: действительно, не может же дорого стоить краденое!
Другие распространенные нарушения были связаны с превышением полномочий участниками сделок. Прежде всего, это касается указов «прямого действия», когда президент Ельцин, забыв про Конституцию, напрямую, минуя правительство, раздавал собственность, акции, здания, кредиты, делал взносы в уставные фонды и т. д.
Все это может быть легко отменено или оспорено, причем не только постановлением российского суда, но в случае международных споров — иностранными судами.
Постоянно превышали свои полномочия и местные власти, губернаторы, которые раздавали не принадлежащие им объекты федерального подчинения. Повсеместной являлась практика, когда приватизированные предприятия брали на себя обязательства при приватизации, а затем их не выполняли — это касается как инвестиционных контрактов, так и соглашений о развитии и содержании социальной сферы целых регионов.
Очень часто обходились план и программа приватизации, запретительные списки, зачастую приватизировались стратегически важные объекты, что ставило под угрозу обороноспособность и безопасность страны.
Однако вершиной правового беспредела все же определенно можно назвать залоговые аукционы 1995 года. Ситуация с ними не имеет вообще никакого логического объяснения, правительству вдруг понадобились 650 млн долларов. Их можно было легко занять — либо на рынке ГКО (хотя это и не очень красиво), либо на внешнем рынке. Относительно общего долга в 150 млрд долларов это крохи.
Но тут не правительство, а Потанин — тогда еще банкир, высказал «идею», что надо заложить акции крупнейших объектов с суммарной капитализацией 100 млрд долларов. И это было сделано. Причем еще более странно, что спустя два года государство и не подумало вернуть себе утраченное за бесценок имущество: оно из заложенного стало собственностью залогодержателей.
Парадокс восьмой
Изначально приватизация должна была обеспечить социальную справедливость, но ее итогом стало невиданное в мире расслоение общества на кучку сверхбогачей и большинство населения, живущее на грани бедности или за ней.