«Сфера между», в которой Лермонтов располагает протестующего Демона, это условная середина между смыслами неба и земли, Бога и человека, знания и веры, между рефлексией и молитвой, небесной статикой и человеческой динамикой в сложном пространстве между исторически сложившимися представлениями о добре и зле, между всеобщим и единичным. Но чтобы выстроить альтернативу этим смыслам, поэту надо было как-то представить смыслоформирующее пространство между ними. Он формирует эту середину чисто физически, географически – между небом и землей.
Печальный Демон удалился
От силы адской с этих пор
Он на хребет далеких гор
В ледяный грот переселился.
«Ледяный грот» в горах это выше, чем земля, где люди живут в городских квартирах, пашут землю, и ниже, чем небо, где живет Бог. В этой пространственно-физической середине Демон более не слуга ни Богу, ни Дьяволу, он какое-то переходное, промежуточное состояние между потусторонностью и посюсторонностью, между Богом, Дьяволом и людьми.
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет
Во время вечерней зари, когда солнце сияет и раскрашивает негустые облака, полнеба охвачено щедрым многообразием красок. День вот-вот перейдет в ночь, но еще не все потеряно. Дневные цвета могут долго сопротивляться мраку. «Вечер ясный» июня-июля это время, когда кажется, что ночь никогда не наступит – стоит только захотеть. Демон не был ни Богом, ни Дьяволом, «ни мрак, ни свет». Он был что-то среднее, качественно иное, новое, но чрезвычайно хрупкое, которое может легко погибнуть и перейти в мрак. Он мечется между полюсами света и тьмы. Обоим ищет альтернативу. Может вырваться за пределы их могучего влияния и выйти на собственную орбиту. А может застрять в сфере между ними, будучи не в состоянии преодолеть их притяжение и свое метание между ними.
Мысль Демона устремлена в сферу между сложившимися смыслами добра и зла, Бога и человека, неба и земли, света и тьмы, веры и безверия. Между двумя общепринятостями. Между двумя статиками. Но куда конкретно? В динамику, в рефлексию, в анализ, в способность ставить новые вопросы и отвечать на них, в способность желать, изменяться, мучиться, страдать, чувствовать, переживать. Ради мук сомненья, вопрошания он и расторг союзы с Богом и Дьяволом, стал - «дух познанья и свободы», стал - «мысль», «желание».
Но дух… известно, что такое дух:
Жизнь, сила, чувства, зренье, голос, слух,
И мысль без тела - часто в видах разных
Бесов вообще рисуют безобразных.
«Сказка для детей»[198]
Что Демон получил, сделав первый шаг и переселившись в пространственно - географическую «сферу между», в «ледяный грот» и став «как вечер ясный»? Ничего. Чего он добился, став духом познанья и свободы, мыслью, желаньем в сфере между верой и безверьем? Ничего. И хотя он и «бич людей» и «враг небес» и одновременно отнюдь не слуга ада – и это серьезное изменение в его положении, - но что он стал в позитивном плане? Ничто. Покинув все сложившееся, Демон попал в странное положение. В «сфере между» зла нет, добра нет. А что есть? Чему служить? Есть он. И кроме него никого. Он «царь воздушный». «Живет - как неба властелин – в прекрасном мире – но один». И что? Общаться с собой, служить себе? Возникает проблема личности в ее современной парадоксальной интерпретации. Человек становится независимой от Другого личностью, лишь если может понять себя через Другого. Он и может самореализоваться как личность только через Другого. Автономность от Другого возникает как результат поиска Другого. Но чтобы понять себя через Другого, надо этого Другого иметь рядом. А в завоеванной Демоном «сфере между» нет никого, кто мог бы спросить его: «Кто ты?», «Чего ты хочешь?», «Зачем меня ты любишь?», никто его внимательно не разглядывает, он никого не интересует. Войдя в сферу между сложившимися интерпретациями добра и зла, он застрял в ней, не видя путей ее преодоления.
В изгнанье жизнь его текла,
Как жизнь развалин. Бесконечность
Его тревожить не могла,
Он равнодушно видел вечность,
Не зная ни добра ни зла,
Губя людей без всякой нужды.
Ему желанья были чужды…
«Демон»
Тип кризиса Демона становится понятным через достижения постмодернизма. Демон разрушил все связи со всем. Он отказался от всяких попыток улучшить представление о Боге и человеке. Для него Бог умер. Умер для него и Дьявол. Умер для него и человек. Все прежние основания для формирования каких-либо новых смыслов для него умерли именно в силу недостаточности требуемой новизны. Он создал вокруг себя и в себе некий вакуум, свободный от всяких стереотипов, господствовавших в нем ранее. Он стал носителем какого-то такого сознания, которое можно условно назвать созерцательным, номадическим - что вижу, о том пою, куда приводит меня мой верблюд, с тем имею дело, движусь без цели, не желая ничего ни в себе, ни в мире улучшать, или разрушать, не намерен никого ничему учить, не собираюсь пророчествовать, прозревать будущее, моя задача – не упасть с дарованного мне судьбой верблюда, не выпасть из того дарованного мне судьбой просвета бытия, в который я силой судьбы вброшен, в котором я не по своей воле родился и живу. Сажусь, например, в метро и еду по кольцу. Просто так, не решая никакой задачи. Может быть, потому что мне просто едется. А потом, возможно – мне будет есться, потом – питься, потом – ….
Скучно.
Жизнь Демона в ледяном гроте в горах Кавказа, полеты в тучах, на облаках, дружба с бурями, молниями в физическом пространстве между небом и землей по своей номадической бессмысленности, если номадизм абсолютизировать, не многим отличалась от жизни в раю. Демон в «сфере между» напоминает взрослого, играющего на детской площадке – качается на качелях, катается на каруселях, копается в песочнице, съезжает с горки, он не свободен, потому что он волен, он счастливо освободился от примитивности и пошлости всех сложившихся социальных ролей, но он нелепо освободился и от сложности жизни.
Это была жизнь руин. Безразличие, скука вцепившись в Демона в раю, не отпустили его и в «сфере между». Он продолжал «равнодушно видеть вечность». М. А. Врубель уловил главное в глазах Демона - тоску. В картине «Демон (сидящий)» Демон не видит окружающего его великолепия, он пуст. В гроте «он жил, не веря ничему / И ничего не принимая». И в раю и в «сфере между» Демон монах-отшельник. До разрыва с Богом и людьми он – монах, тоскующий по любви в раю как в заточении. После разрыва с Богом он – добровольный монах, по-прежнему не ведающий ни чувств, ни желаний, ни счастья. И там и там он не мог реализовать свои желания, да и коль скоро не было возможности желаний, не было и желаний. И там и там, не видя Другого, он «жил для себя», «скучал собой». Лермонтов сравнивает его с пнем горелым. «Пень горелый» это патология и с точки зрения жизни, и с точки зрения смерти. Это застрявшее состояние, когда все, что создавалось как новая жизнь, сгорело, но жизнь еще теплится в корнях, и не известно, даст горелый пень новые ростки или нет. Демон не может ни расстаться с жизнью, ни слиться со смертью. Будучи нераздельным-неслиянным со старым, он неразделен-неслиян и с новым. Он мертв-жив, живой носитель мертвости, живой мертвец.
Но вывод о том, что Демон ничего не получил от того, что осмелился войти в «сферу между», верен лишь частично. Отпав от всех сложившихся ценностей, он не отпал от одной – от способности искать новое, от медиации. Демон это символ способности человека, культуры повышать свою способность к переосмыслению и новизне. Сделав первый шаг, вечно недовольный собой и ищущий, Демон получил очень много – свободу мыслить, чувствовать, действовать, творить, искать альтернативу господству сложившихся смыслов в себе, искать истину, происхождение которой связано не с догматическими и каноническими абсолютами, а с его собственным ее пониманием, свободу выбора, творчества. Он получил возможность измениться.
Нераздельный-неслиянный тип воспроизводственной логики культуры, хотя и имеет свои основания в человеческом, не для лермонтовского типа личности. Побуждаемый огромными новыми возможностями, и в то же время отсутствием возможности творчества в «сфере между», Демон делает второй шаг в поиске альтернативы.
Второй шаг к альтернативе. Вглядывание в мир.
Истина - в слиянии с природой? — Нет!
Человек, брошенный потусторонним Богом, одинок в этом мире. Одиночество – основной мотив поэзии Лермонтова. Этот мотив в любимых образах – одинокие листок, утес, сосна, тучки, парус, плод, до времени созревший. Один, как Иов, брошен, отвергнут людьми, забыт Богом – горько и обидно! Арбенин, Юрий, Мцыри, Владимир, Печорин, Вадим, Демон – они все одиноки. Бог, по Лермонтову, находится там, где тебя понимают, где есть обратная связь, родная душа, любовь. Родственных душ, диалога он в этом обществе не находит и обращается к природе. Он ищет альтернативу потусторонности в... потусторонности, и этот поиск стал подвигом открытия для поэта ценности посюсторонней середины.
Поэт ищет высшую нравственность в слиянии с Богом-природой (вариант «родной души»), очаровывается им (например, в «Мцыри», «Когда волнуется желтеющая нива») и затем разочаровывается в этом пути (“Демон”), потому что, удаляясь от общества и приближаясь к природе, человек невольно теряет «все приобретенное» («Герой нашего времени»).[199] «Человек природный» сливается с недиалогичной природой — морем, горами, и сам становится воплощенной немотой. Уйдя от людей, Демон стал «царь, немой и гордый» («Сказка для детей»[200]). Любовь к природе не исчезла до конца дней, но она осталась в душе поэта как не главное, не решающее направление в поисках высшей нравственности: