Большие куски «Энциклопедии» посвящены определению русского человека как «русской свиньи». Меня как исследователя эти куски не коробят, обижаться бессмысленно, потому что я знаю, что это широко распространенный взгляд европейца на русского, и этот взгляд надо попытаться понять. И есть второй аспект европейского взгляда, который тоже надо попытаться понять. Русских на Западе не только презирают, их боятся: «Наездившись по миру, чтобы лучше понять Россию, я пришел к выводу, что Россия представляет для мира серьезную опасность».
Почему Россия опасна? Почему ее презирают и боятся?
Потому что Россия – «предусмотрительно заблокированная система. Если ее взломать, то получится, что национальная идея русских - никчемность. Нет никакой другой идеи, которую русские проводили в жизнь более последовательно. Во всем непоследовательны, в никчемности стойки. На такой идее каши не сваришь. И не надо. Национальная идея - не надо варить кашу. Кто берется варить кашу - тот не русский. Никчемность - нулевая степень созидательности, неумение что бы то ни было довести до конца. Самолеты падают, автомобили глохнут. Никчемность - пустоцветная духовность, близость к религиозному сознанию, но с противоположной стороны». Определение России как носителя никчемности, пустоты это современная интерпретация логики Онегина, Печорина, Обломова, Рудина, Ставрогина, интеллигентов Чехова, но обобщенное до масштабов народа. Обобщая Лермонтова и Тургенева, Ерофеев говорит, что русский народ это «грандиозное собрание лишних людей». У классиков «лишние люди» – лишние в российском обществе, у Ерофеева – русские люди лишние среди других народов. Глобализация масштаба это развитие чаадаевско-лермонтовской темы русского человека как лишнего на земле.
Мама в «Энциклопедии» отвечает на вопрос сына: «Почему немцы называют нас русскими свиньями? - спросила мама. – А ведь мы в самом деле свиньи. Нечистоплотные, неблагодарные свиньи, сыночка! У русских грязная душа?». Зачем цитировать кощунство? – подумает «тонкий деятель». Но если не цитировать Ерофеева, то не надо издавать Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Достоевского, Чехова. А их издают. Ерофеев опирается на свой жизненный опыт. И опыт тех, кто знал русского человека: «Достоевский всех вокруг обвинял в том, что они не знают русский народ. А он знал. И писал, что русские склонны к бесчестию». О философии русского человека писал Гоголь: «Обмануть всех и не быть обмануту самому!». «Россия держится на бесчестии»; «Страна, в которой нет ни одного честного человека». Бал воров. Воровство, крупное, мелкое, среднее, подворовывание это способ существования русского народа. Думая о России, он ворует, воруя, думает о России, думая о России и воруя, глядит в небеса – «не заслоняйте мне неба!».
Русскому народу «важно сохранить отсутствие линейного способа существования». Этот блестящий вывод – комментарий к модному сегодня в России стилю философствования, который утверждает, что прогресса нет и развития нет. Это комментарий к выводу о том, что развитие техники от кремниевого топора к космическому кораблю, компъютеру и развитие общества от родо-племенного устройства к обществу личностей, якобы, не говорит о том, что менталитет человека меняется. Что есть некое статичное состояние культуры в каждый данный момент времени, которое только и надо изучать, а что всякие теории о социальном и тем более культурном развитии лженаука. Попытки доказать, что линейного способа существования нет, это, по Ерофееву, лукавство, применяемое российским интеллигентом, чтобы уйти от постановки беспощадного вопроса о критерии выживаемости, потому что постановка этого вопроса обнажает русскость как весьма слабую способность к анализу, самокритике, новым синтезам и, следовательно, к самоизменению и развитию.
С Россией трудно договориться. «Можно договориться с черепахой, но попробуй договорись с ее панцирем. То же самое и Россия. Россия радикальнее русских. С русскими кое-как еще можно иметь дело; с Россией никогда не договоришься… Надо отделить русских от России». Провозгласив отделение русских от России, Ерофеев провозглашает необходимость отделения русских от русской культуры, от русского народа, он утверждает необходимость расчленения «слипшегося кома».
«Русский человек непредсказуем по определению. Предсказуемость – не русское дело». «- Вон русский стоит. Французы, немцы, поляки стоят - и ничего. А русский встал - сразу интересно. Русский обязательно чем-нибудь отличится. Или опоздает. Или забудет что-нибудь. Или потеряет. Или сморозит чушь. Или блеснет умом. Или кого-нибудь возьмет и выебет. Или наблюет на пол. И я, загадочный русский, знаю: меня нельзя разгадать. Я не поддаюсь анализу. Анализу поддаются разумные существа. Я сам не знаю, что выкину, руководствуясь неинтеллегибельными соображениями. Могу броситься в огонь и спасти ребенка. А могу пройти мимо. Пусть горит! Пусть все горит! Я, моральный дальтоник, не вижу различия между да и нет. Мне говорят, что я - циник. Но это уже звание. А я - без звания. Может быть, я бессовестный? А это - как повернется. Я люблю глумиться, изводить людей. Но я помогу, если что. Я хочу, чтобы уважали мое состояние. У меня, может быть, тоска на душе. Тоска - это заговор "всего" против меня». Русский народ моральный дальтоник, не понимает смысла перемен, потому что не выработал в себе способности корректировать свою способность к адекватной оценке. Отсюда непредсказуемость, русская загадка, тайна русскости. Непредсказуемый народ вне политики, вне бизнеса, вне развития, вне дружеских отношений. Он может блеснуть на Куликовом, Бородинском поле, полях Великой Отечественной, когда его возьмут за горло, но на методичную работу по изменению себя, на то, чем сейчас занимаются все народы мира, на то, чему все более учатся народы мира, не способен. Блестящий историк и публицист А.Л. Янов открыл, что Россия во времена Ивана III, до переворота Грозного, была державой, которая успешно развивала в себе либеральные начала Янов пока единственный из российских ученых, который доказывает это. Но если Янов прав, то куда все девалось? Неужели самодержавные революции Грозного и большевиков породили необратимые последствия в нашем обществе? И неужели пушкинско-лермонтовской либеральной мутации недостаточно, чтобы оживить инверсионную российскую почву? Ответов на эти вопросы нет. А пока их нет, вслед за Достоевским, Чеховым и Ерофеевым, приходится с библейской беспощадностью констатировать – русский человек не способен к созданию гражданского общества. Не может интегрироваться в мировое сообщество. У него в крови «инстинктивный империализм». Это народ-антиличность, народ-подпольный человек, неспособный жить в условиях начавшейся глобализации, народ-«нравственный калека», народ-«урод» на фоне укрепляющегося всеобщего здоровья.
«В России методично перебили всех лучших. Перебили лучшую аристократию, лучших попов и монахов, лучших предпринимателей, лучших меньшевиков, лучших большевиков, лучшую интеллигенцию, лучших военных, лучших крестьян. Остались худшие. Самые покорные, самые трусливые, самые никакие. И я - среди них. Тоже - из худших. Из отбросов. Мы засоряем землю. И понять, какими были эти лучшие, уже нельзя. Да и не надо. Все равно из худших не слепишь лучших». Кто перебил лучших? Народ. Никакие перебили лучших и в качестве худших остались жить как народ. Убивая свое будущее, народ становится никаким. Я мог бы привести множество примеров о том, что мы – никакие, «ни то, ни се», что русский человек главный враг самому себе, что «мы засоряем землю». Из Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Гончарова, Тургенева, Достоевского, Чехова. Но эти примеры все знают. Процитированные строки «Энциклопедии» это лермонтовская «Дума» в кратком переложении, как она могла бы быть написана в конце XX - начале XXI вв., и одновременно ответ на вопросы, поставленные в ней. Но главные произведения на эту тему не написаны.
«У русских нет жизненных принципов». Русскость как абсолют это ветхозаветность, дегенерация, дебилизация ментальности и вырождение культуры во все быстрее меняющихся условиях. Но почему? «Запущенная Россия, которая никогда не проветривалась, никогда не была удостоена человеческого слова, не понимала логики своего развития – сколько таких людей? миллионы? десятки миллионов?». Сто сорок миллионов. Лермонтов сказал, что русский народ живет в самообмане и самообманом, Достоевский сказал, что русский народ не выработал жизненных принципов, Ерофеев сказал, что русский народ никогда не понимал логики своего развития. Действительно, зачем народу, живущему самообманом и непонимающему логики своего развития, жизненные принципы? Добавлю – русский народ не понимает причины своего непонимания этих смыслов. Этот вывод приводит в ярость религиозных и народнических ура-патриотов, задача которых не дать сформироваться личности в России и удержаться у церковной и партийной кормушек. И он просто лишает дара речи верноподданническую российскую профессорскую интеллигенцию, расположившуюся у государственной кормушки, и «мертвое, чужое» слово которой в романе Ерофеева покрыто «ржавчиной презренья». Еще бы – сколько диссертаций и ученых званий оказываются просто мусором…
«Я не знаю ни одного другого народа, у которого бы деградация зашла так далеко, как у русских». Читая Ерофеева, вспоминаю горькие признания Печорина о его неспособности сделать что-нибудь полезное. Всплывает в памяти и признание «подпольного человека» Достоевского, который только потому и считал себя за умного человека, «что всю жизнь ничего не мог ни начать, ни окончить… ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым».[318] Вспоминаю и задаю себе вопрос – почему пустота и деградация основная характеристика этих персонажей? Ответ Достоевского в 1875 г. в наброске «Для предисловия» к роману «Подросток»: «Нет оснований нашему обществу, не выжито правил, потому что жизни не было»[319]. В том же духе высказывается Лермонтов в «Думе»: «Печально я гляжу на наше поколенье!/ Его грядущее иль пусто, или темно». Ерофеев в «Энциклопедии» пишет то же самое: «У русских нет жизненных принципов». И далее ерофеевская мысль о падении в пропасть. Лермонтов обобщает вывод о пустоте-деградации в образе «нравственного калеки» и в знаменитых строчках о «промотавшихся отцах», Достоевский в том же наброске к «Подростку» пишет, что «впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону».[320] То же пишет и Ерофеев, когда свои обобщения распространяет на всех русских.