Восемь лекций, прочитанных в Дорнахе с 28 декабря 1914 г по 4 января 1915 г (стр. 21 из 31)

Если же этого произойти не может, то и правильное художественное чувство не сможет снова воскреснуть. Например, для того, чтобы снова правильным образом воскресить архитектурное чувство, должно стать живым то, что мы на понятийном уровне принимаем как духовную науку. Сначала в том, что мы посредством понятий, усваиваемых из духовной науки и что посредством души мы переносим в мир, имеется нечто безразличное, равнодушное. Но мы увидим, если мы действуем по-настоящему, насколько обогащаем мы тем самым всю нашу душевную жизнь. Обогащение имеет место, например, если мы пытаемся здесь (см. рисунок 1) не только видеть нечто, но и погружаемся в него, учимся ощущать себя с тем, что там находится: а именно, здесь - груз, а здесь - опора.

Рисунок 1

Lasten (Ahrimanisches) –груз (ариманическое)

Gleichgewicht (Goettliches) –равновесие (Божественное)

Stuetzen (Luziferisches) – опора (люциферическое)

Мы хотим зайти ещё дальше, и не только видеть это, но и чувствовать; балка должна быть достаточно крепкой, иначе она сломается под грузом, колонны тоже должны обладать известной прочностью, иначе они расплющатся. Мы должны быть вместе с шаром наверху и переживать его тяжесть, вместе с колоннами переживать их как опору, поддержку, вместе с балкой переживать её равновесие. Мы чувствуем на архитектоническом уровне только тогда, если мы сами внедряемся, влезаем в отягощающий груз, в то, что поддерживает, и в равновесие между отягчающим и поддерживающим.

Если мы следуем за объектом, строением не только глазами, но если мы, как бы влезаем в него и ощущаем, как отягчающий груз, так и опору, и равновесие, мы будем ощущать то, что весь наш организм оказывается задействованным, что мы как бы должны от нашего головного мозга обратиться к незримому мозгу, к которому принадлежит человек в целом. Тогда в нас может ожить сознание: ах! Вот сейчас мы начинаем чувствовать! - Возьмите простой описанный случай: тут мы чувствуем подпирающее, поддерживающее, толкающее вверх люциферическое начало; тут отягчающее, давящее вниз ариманическое начало; тут равновесие между люциферическим и ариманическим началом; Божественное начало. Так оживает для нас безжизненная природа, оживленная Люцифером и Ариманом и их высшим владыкой, который вечно содействует равновесию между Люцифером и Ариманом.

Однако мы подойдём к этому, если научимся чувствовать в архитектуре люциферическое, ариманическое, Божественное, чтобы мы стали внутренне охвачены архитектоникой, почувствовали, как обогащённое переживание мира, можно сказать, извлекает нашу душу, перенося её в вещи, выводя её в мир. Постепенно мы вследствие этого будем чувствовать, что мы с нашей душой не находимся в пределах кожи нашего тела, но принадлежим Космосу. Это будет восприниматься таким образом. Но тем самым мы воспримем и то, что, в то время как архитектоника снаружи поддерживает и отягощает, создаёт равновесие, мы сами посредством архитектонического развиваем музыкальное настроение. Наш внутренний мир на музыкальном уровне созвучен архитектоническому, и мы видим, что, в то время как снаружи, во внешнем мире, архитектоническое и музыкальное по видимости противостоят друг другу как нечто чуждое, наше переживание архитектонического, когда это архитектоническое звучит для нас на музыкальном уровне, содействует умиротворению, равновесию.

Однако в этом заложено живое поступательное развитие искусства, начиная от нашей земной эпохи: человек учится сопереживать умиротворяющую роль искусства. В этом заложено и то, что предчувствуется и ощущается как нечто тёмное в произведениях Вагнера, и что по-настоящему сможет возродиться только тогда, когда духовная наука оживит мир.

Умиротворение в искусстве: это, - впервые, как маленькое элементарное начало, - мы попытались осуществить посредством нашего здания, в котором играть роль должны будут не только холод и трезвость от такого умиротворения, но где в самой архитектуре здания должен быть осуществлен оттиск, как бы зеркальное напечатление этого примирения музыкального настроения и архитектурной формы. Если вы изучаете то, что отображено в порядке наших колонн и в том, что с ними связано, вы сделаете открытие, что тут была предпринята попытка привести в живое движение то, что поддерживает, служит опорой, то, что отягощает и то, что уравновешивает. Наши колонны являются не только опорами, наши капители являются не просто несущими конструкциями, и то, что простирается над колоннами, как архитравы уже не несёт характер чего-то покоящегося на колоннах и замыкающегося верху: нет, они имеют характер чего-то живого, растущего, ткущего живое.

Была предпринята попытка перевести архитектонические формы в музыкальное русло; и ощущение, которое человек может иметь во взаимодействии наших колонн с тем, что связывает эти колонны, может пробудить в душе музыкальное настроение. Можно ощутить не воспринимаемую музыку, как душу наших колонн, наших архитравов и скульптурных форм, которые относятся к колоннам. В них в некотором роде находится душевное начало. Проникновение в пластическое искусство, в скульптуру и его формы с музыкальным настроением вообще должно стать идеалом для искусства в будущем. Музыка будущего будет пластифицирующей, как музыка прошлого. Архитектура и скульптура будущего станут музыкальными, как архитектура и скульптура прошлого. Это будет весьма существенно. Музыка от этого не прекратит быть самостоятельным искусством, напротив, она будет становиться всё богаче и богаче, вследствие того, что она проникнет в тайны звуков, - на что указывалось вчера, - благодаря чему будут воссозданы музыкальным формы из спиритуальных основ Космоса.

Однако в искусстве всё, что является внутренним, должно стать внешним, так как то, что тут живёт должно воплотиться как бы в одном организме; так и внутри порядка колонн и внутри того, что к ним относится, должен воплотиться парящий душевный мир. Это происходит, во всяком случае, должно произойти при росписи купола. Поскольку колонны и всё, что относится к ним, является телом нашего здания, так и то, что реализовано в куполах, для того, кто находится в здании, является душевным началом здания; и как для нас дух является тем, что наполняет весь мир, если оранжевый цвет направлен наружу, так и наши окна с их новым искусством гравированных стёкол, представляют собой духовное начало в нашем здании. Тело, душа и дух должны быть выражены в нашем здании. Тело в строении колонн, душа в том, что соответствует куполам, и дух в том, что создано в окнах.

В этих делах карма так содействовала некоторым вещам, что мы смеем это с благодарностью приветствовать, ибо в некоторых вещах карма прямо-таки помогала нам в нашем здании. Душевное начало человека с внешней стороны является так, что мы ощущаем его физиономии, что мы благодаря средствам, с помощью которых мы проникаем в эту душу человека, с помощью любви и дружбы должны проникнуть во внутренний мир, если хотим познакомиться с душой человека изнутри.

Когда я в моих последних циклах лекций в Норвегии, ехал из Христиании в Берген, и мне довелось увидеть обломки шифера, у меня тогда появилась мысль добиться, чтобы шифер оттуда был получен. Нам это удалось, и это было фактически, можно сказать, кармической удачей. Но, если мы бросим взгляд на купола, крыша которых покрыта теперь тем самым шифером, обладающим отличительным свойством, которого нет у других видов шифера, шифером, который действует так, как никакой иной шифер, мы должны будем сказать: это нечто такое, что раскрывает, и в тоже время скрывает душевную жизнь. И мы будем должны, если мы пожелаем вызвать купола к душевной жизни, развивать любовь к духовной науке. Ибо то, что нарисовано внутри куполов должно действительно выступать нам навстречу, как своего рода отражение в красках и формах, своего рода отражение того, чем может быть для нас духовная наука. Для этого мы должны войти внутрь. Но ни один человек не сможет с пониманием войти внутрь здания, когда оно действительно будет готово, если не разовьёт любовь к духовной науке, иначе то, что он увидит внутри, по всей вероятности останется для него чем-то немного отдающим сенсацией, но не тем, что особенным образом говорит к его сердцу. Здание станет для него чем-то таким, чему он с легкостью будет отказывать в архитектоническом душевном содержании, в душевном и эмоциональном содержании.

Если бы мы могли увидеть, как то, что ожило из духовной науки, мы могли бы повторить в мире, то мы могли бы сказать: исходя из духовной науки, мы могли бы оплодотворить мир в той области, где легче всего увидеть, что мы нуждаемся в оплодотворении души, в душевном тепле. Ибо не только те художественные и научные вещи должны быть оплодотворения со стороны духовной науки, но и вся жизнь должна быть оплодотворена ею.

В качестве примера можно указать на область, в которой мы можем особенно видеть то, как духовнонаучные понятия могут стать живыми во внешней жизни. В качестве примера я хотел бы избрать область педагогики, область любого искусства воспитания. Мы имеем в виду воспитание ребенка взрослым человеком. Какие представления создаёт материалистическая эпоха, если она говорит о воспитании ребенка взрослым человеком? Эта материалистическая эпоха, в сущности, в обоих, - и во взрослом, и в ребенке, - видит только то, что даёт материалистическое мировоззрение: старший воспитывает младшего. Но дело обстоит не так. Старший является всего лишь майей на внешнем уровне, и младший внешне тоже является всего лишь майей. В старшем мы имеем нечто такое, что не содержится непосредственно в майе, невидимого человека, который идёт от инкарнации к инкарнации, но и в ребенке мы тоже имеем невидимого человека, который идет от инкарнации к никарнации.