Можно сказать так: если здесь (изображается на рисунке) проходит граница между человеческим внешним и внутренним миром, тогда то, что сейчас является нервом, было сформировано ещё на (древней) Луне. Прослеживая нерв, человек мог воспринять то, что раскрывалось ему как внутренний имагинативный мир, содержащийся в нём. Он воспринимал, как он сам содержится в Космосе. Потом он также воспринимал имагинативно то, что вступало в него подобно дыханию извне, а не изнутри. Теперь это отпало; то, что было внешним на древней Луне, превратилось во внутреннее кровообращение в ходе земного развития. Вот почему это является возвращением к древней лунной эволюции.
Это хорошо, когда знают о таких вещах, поскольку всё снова и снова всплывает то, что таким образом возникает в ясновидении. То, что таким образом возникает при ясновидении, не нужно развивать на том трудном пути медитаций и концентраций, речь о которых идет в книге «Как достигнуть познания высших миров?». Ясновидение, возникающее вследствие того, что человек учится жить внутри в своих нервах и в своей крови, учится наслаждаться самим собой, является, всего лишь, тонким совершенствованием органической жизни вообще, тонким совершенствованием того, что переживает человек, когда он ест или пьёт. Вот почему такое ясновидение, в сущности, действительно не является тем, которое, как задачу, имеет перед собой человечество сегодня; нет, оно является тем, что, можно сказать, возникает как тепличное растение, возникает вследствие того, что мы приводимся к рафинированному бытию того самонаслаждения, которое доставляет нам еда, питьё или нечто подобное. Как у гурмана, дегустатора вина, когда он пьёт «Рейнское» или «Мозельское», возникает внутреннее воздействие, которое, впрочем, может подняться лишь до вкусовой имагинации, не будучи сформировано, так и у некоторых людей возникает рафинированное внутреннее наслаждение; и в этом состоит их ясновидение.
Многое в ясновидении является не более, чем неким рафинированным, утонченным тепличным наслаждением жизнью. В наше время надо снова обратить внимание на эти вещи. Ибо, можно сказать, последним временем, когда ещё знали об этих тайнах, времени, когда в литературе говорили об этих вещах, была, в сущности, первая половина 19 века. Когда же наступила вторая половина 19 столетия, со столь величественно выглядевшими открытиями, открытиями, которые со своей точки зрения могли рассматриваться как величественные, понимание вышеуказанных вещей, понимание тонких взаимосвязей всего бытия было утеряно. Говоря в скобках, ещё не было утеряно наслаждение, наступавшее под влиянием, так сказать, более грубого само восприятия. У людей ещё оставалось то, что они могли жить под влиянием наслаждения после еды и питья; именно это выработали они до известной степени в век материализма.
Однако, относительно таких вещей человечество живёт в неком циклическом, ритмическом движении. Во всяком случае, материалистический век может усилить впечатления, производимые едой и питьём, потому, что этот век уничтожает все, что существовало прежде как некое общее чувство, - проявление самодовольства, самонаслаждения в органах чувств, в нервной системе и кровообращении, существовавшие и раньше, могут усилиться. Можно с легкостью исследовать, весь этот перелом и подъём, произошедший в этом отношении в относительно короткий срок. Для этого достаточно лишь взять в руки столовое меню отеля в семидесятых годах, чтобы сравнить его с нынешним. Было бы видно, как продвинулась вперед жизнь в утонченном наслаждении, в самонаслаждении, наслаждении собственным телом. Но такие вещи тоже происходят циклически, всё достигается лишь до известной степени и, подобно маятнику, который может отклониться лишь до известной точки, а затем должен возвратиться назад, так и чисто физическое наслаждение, достигнув определенного пункта, обращается вспять. Затем произойдёт то, как если бы сластолюбцы и сладкоежки, то есть те, кто по большей части стремится к наслаждениям, стоя перед самыми лакомыми кусочками, не хотят их, но говорят: Ах! Я это уже не могу, для меня это слишком! – Это время тоже наступит, ибо в этом состоит необходимое условие развития. Всё протекает циклически.
Другую сторону жизни переживает человек в течение своего сна. При этом жизнь его представлений засыпает, и естественным образом возникают совершенно иные отношения. Я сказал, что первая половина 19 столетия была, в существенном, такова, что еще имелись прозрения в те вещи; имелось то ясновидение, которое возникает вследствие прослеживания путей нервов и путей крови; ещё в первой половине 19 века, вспоминая о некоторых отголосках, это называли пифическим ясновидением, ибо оно действительно было родственно тому, что лежало в основе пифического ясновидения в древности.
Другие отношения выступали в течение жизни во сне, так как человек со своим «я» и астральным телом находился вне физического тела и вне эфирного тела. В обычной жизни эти представления угашаются, стихают. Но человек от засыпания до пробуждения живет, постоянно испытывая жажду, вожделение по своему физическому телу. Сон состоит именно в том, что человек, начиная с момента засыпания, развивает вожделение к своему физическому телу. Оно поднимается до определенной высоты, и затем всё больше и больше стремит человека назад к физическому телу. Вожделение, направленное на собственное физическое тело всё больше и больше возрастает в течение сна. И поскольку это вожделение как туман пронизывает «я» и астральное тело, жизнь представлений заглушается, затуманивается. Представления приобретают сумеречный характер именно вследствие того, что жизнь вожделений по физическому телу подобно туману пронизывает «я» и астральное тело. Подобно тому, как мы не видим деревьев в лесу, если распространился туман, так не можем мы внутренне переживать жизнь наших восприятий, если над ними распространяется туман наших вожделений.
Но может случиться так, что эта жизнь вожделений во время сна станет столь сильной, что человек разовьёт эти вожделения, не только будучи вне своих физического тела и эфирного тела, но, до известной степени, станет таким алчным, что частично захватит внутренний мир своего физического и эфирного тела. Таким образом, он со своим вожделением подступит к крайним окончаниям своих нервных и кровеносных путей, он до некоторой степени через органы чувств погрузится в себя извне, погрузится в окончания нервных путей и путей кровообращения.
В древности, когда боги еще до некоторой степени помогали людям при таких переживаниях, такое явление было чем-то правомерным, было чем-то благим. Люди, которые совершали нечто великое для своего народа, как древнееврейские пророки, совершали то, что они совершали; они обладали пророческим даром потому, что использовали огромную любовь именно к крови и нервной системе своего народа, так что сами они в состоянии сна не хотели отдаляться от того, что жило в этом народе физически. Они, - эти пророки иудейской древности, - были охвачены таким жадным стремлением, наполнены такой любовью, что и во сне хотели быть связанными с кровью своего народа, народа, к которому они принадлежали. Тем самым они приходили к их дару пророчества.
Такова физиологическая основа, физиологический источник этого пророческого дара; только что описанное вызывало прекрасные, величественные результаты. Пророки отдельных народов являются столь значительными для своего народа именно потому, что они сами, будучи вне физического тела, только что описанным образом жили со своим физическим телом.
Как было сказано, до первой половины 19 столетия в жизни человечества ещё существовало некое сознание об этих связях. И если перед этим названное и характеризованное ясновидение называлось пифическим, то ясновидение, о котором я только что говорил, назвалось пророческим; в его случае человек с тем, что иначе должно было бы находиться в время сна вне физического тела и эфирного тела, оказывалось погруженным в кровь и нервные пути физического тела.
Исследуя литературу первой половины 19 века, вы найдете описания, - пусть даже не с такой точностью и пунктуальностью, как может это описывать новая духовная наука сегодня, - вы найдете описание пифического, и пророческого ясновидения. Сегодня об этой разнице больше не знают, поскольку больше не могут понять то, что читают в книгах первой половины 19 века о пифическом и пророческом ясновидении. Однако оба эти вида ясновидения сегодня уже не таковы, чтобы действительно способствовать поступательному развитию человечества. Обе эти формы ясновидения имели ценность в древности. Сегодняшнее ясновидение должно в будущем развиваться всё больше и больше. Оно не может возникнуть ни вследствие того, что мы наслаждаемся тем, что во время дневного бодрствования пронизывает наше тело изнутри, ни вследствие того, что мы в состоянии, подобном сну погружаемся снаружи в это тело из любви, - не к себе самим, но к той части человека, к которой принадлежит наше тело. И то, и другое положение являются устаревшими.
Сегодняшнее ясновидение должно возникать так, что оно наступает как нечто третье; как нечто, не являющееся ни идущим снаружи любвеобильным захватом физического тела, ни идущим изнутри довольствованием этим физическим телом. Как то, что живет внутри и может довольствоваться нашим телом, пронизывая его изнутри, так и то, что внешним образом может вторгаться в наше тело снаружи, - и то, и другое должны выйти из тела; и то, и другое, - для появления сегодняшнего ясновидениея, - должны, в пределах инкарнации между рождением и смертью, - быть связаны с телом лишь настолько, чтобы ни изнутри, ни снаружи не довольствоваться любовно кровью и нервами; нет, необходимо сохранять связь с телом при чистом отказе от такого самонаслаждения или самолюбования. Несмотря на это, связь с телом, безусловно, должна иметь место, ибо иначе это означало бы смерть. Человек должен оставаться связанным с телом, которое принадлежит ему в физической инкарнации на Земле, оставаться связанным с этим телом посредством тех членов, которые в некотором роде далеко, или, по крайней мере, относительно далеко отстоят от деятельности крови и нервной деятельности. Должно произойти высвобождение от деятельности крови и нервов.