Таким образом, монахини св. Дамиано познали не только «таинство супружества» (пламенный выбор ХристаСуженого), но и «таинство материнства». Они ежедневно должны были испытывать таинство Воплощения, привыкая к роли «живой колыбели», чрева для Сына Божьего, который в любую минуту готов появиться на свет. А Клара являла это почти что в физической реальности. Вот свидетельство одной монахини на процессе канонизации:
«Сестра Франческа ди Мессер Напитано ди Ноль ди Медзо клянется,.. что однажды, в первый день мая она увидела на руках мадонны Клары у ее груди прелестное дитя, красоту которого нельзя выразить. При виде этого дитя свидетельница испытала невыразимую нежность, и у нее не было сомнений, что это дитя был Сыном Божьим...»
Однако для того чтобы обладать этим таинством, необходимо было одно условие — бедность: «Не желать иметь ничего, кроме Господа нашего!» Поэтому Клара призывала сестер «приспосабливаться к маленькому бедному гнездышку, к бедному Христу, которого нищая мать положила в убогие ясли».
Томмазо да Челано пишет, что Клара носила при себе это воспоминание, как женщина носит на груди золотую брошь. Вопрос «привилегии бедности» стал знаменитым.
Клара неоднократно обращалась к Святому отцу, желая получить от верховных церковных властей письменное подтверждение того, что ее общинам будет дарована привилегия абсолютной бедности, что никто и никогда не сможет принудить их владеть чемлибо или же призывать к этому. Первый раз она получила согласие от Папы Иннокентия III, это было в 1215 году, затем в 1228 году она послала письменный запрос Григорию IХ. Будучи еще кардиналом, он писал ей много теплых писем, называя «любимейшей сестрой во Христе, матерью спасения своей души». Он даже обращал к ней такие слова: «Ты будешь отвечать за меня в день Страшного Суда, если не позаботишься о моем спасении». Став Папой, он с дружеской настойчивостью советовал ей еще раз подумать о вопросе бедности. Он напоминал ей, что в жизни бывает много разных обстоятельств и слишком много опасностей. Поэтому какаянибудь, даже незначительная, собственность могла бы лучше обеспечить ее монастыри, гарантируя им сохранность и свободу.
Но Клара не хотела уступать, и Папа, приехавший в Ассизи на канонизацию Франциска, намеренно остановился в монастыре св. Дамиано, чтобы попытаться убедить ее.
«Если ты боишься нарушить данный тобой обет,— сказал он ей наедине,— то мы от него тебя освобождаем». Ответ Клары был не лишен юмора: «Ваше Преосвященство,— сказала она,— я ни в коем случае не желаю освобождаться от того, чтобы следовать за Иисусом Христом».
И тогда Григорий IX за бедным столом трапезной св. Дамиано своей собственной рукой написал текст этого странного документа, подтверждающего привилегию («намерение о высочайшей бедности»). И сделал он это,— отмечает летописец,— «cum magna hilaritate» — с большой радостью. В этом выражении, однако, содержится намек на то, что Папа иронически воспринимал данную ситуацию: все его терзали, чтобы получить разные привилегии, льготы или освобождение от чеголибо, а эта женщина терзала его, чтобы получить «привилегию бедности».
Прежде чем вернуться в Рим, он пожелал разделить с монахинями их скромнейшую трапезу.
Они могли предложить ему, всего лишь корзинку с хлебом, и Папа попросил Клару благословить трапезу.
Она повиновалась, и вдруг прямо на глазах у Папы Римского корка хлеба слегка приоткрылась, образовав четко очерченный крест.
Так Григорий IX поел хлеба действительно «благословенного» и понял, что этим чудом Иисус одобрил благословенную и распятую на кресте бедность, о которой Клара умоляла как о величайшем даре.
Мы немного забежали вперед в нашей истории, затронув в ней, так сказать, кульминационные пункты, поскольку сверху легче видеть целое.
Жизнь нашей святой и ее сестер была заранее предначертанным послушанием (а потом защитой этого наследия), в соответствии с «последней волей для Клариных сестер», которую Франциск продиктовал в 1226 году перед самой смертью.
«Я, ничтожный брат Франциск, желаю следовать примеру жизни и бедности высочайшего Господа нашего Иисуса Христа и Его Святейшей Матери, оставаясь верным этому до конца. И я прошу вас, госпожи мои, советую вам жить всегда этой святейшей жизнью в бедности. И тщательно остерегайтесь, чтобы никогда и никоим образом не отдаляться от нее по чьемулибо научению или совету».
Жизнь в монастыре была целиком пропитана этим духом. В эпоху, когда пауперизм в большинстве случаев перерождался в еретический спиритуализм, Франциск и Клара показывали, что проблема лишь в том, чтобы понастоящему любить Христа бедного.
Вопрос был не в том, чтобы существовали бедные люди или общины (таких при желании могло быть очень много), а чтобы общины и люди были «богаты бедностью», а это возможно лишь для тех, кто «стремится вслед за Христом» как за Суженым, ради Которого можно пожертвовать всем.
Поэтому тот, кто сегодня говорит об «обете бедности» как о выборе расплывчато«религиозного» характера, ставящего целью подчеркнуть социальные злоупотребления, тот сводит его к псевдоинтеллектуальной идеологии, лишенной к тому же исторической реальности. И они еще взывают к Христу, благосклонно считая его примером для подражания! Такая идеология чужда всякой христианской духовности и неведома святым.
Тот кто не понимает этого, охотно превозносит бедность Франциска и Клары, но потом, при описании других сторон их жизненного выбора, не скрывает недоумения и досады. Например, покаяния Клары: невероятные, суровые. Или же ее долгие посты («Дни скудного питания,— отмечает летописец,— чередовались с днями полного воздержания от пищи»).
Франциск даже вынужден был вмешаться, заставив ее есть «хотя бы полторы унции хлеба в день». А ее невыносимые власяницы из свиной щетины, которые она носила прямо на голое тело! А долгие ночи, которые она проводила в молитвах, распростершись на земле в течение многих часов! А короткий сон на сухих ветках («вместо подушки — камень»)! Она оставляла за собой самые неприятные и унизительные обязанности (настаивая на том, что именно она «должна мыть сидения больных»), желала мыть и целовать заляпанные грязью ноги монахинь, возвращавшихся после сбора пожертвований.
Но общественное непонимание было для Клары так же далеко, как далека сухая абстракция от любви. Зато совсем близко от нее было лицо Распятого Христа, по которому она так сокрушалась, что глаза ее постоянно были в слезах, отчего сестрымонахини боялись, что она потеряет зрение. «Казалось, что она постоянно держит на руках Христа, обливая его слезами и покрывая поцелуями». Так пишет ее первый биограф. И ежедневно, около трех часов пополудни, вспоминая о смерти Христа, она жестоко бичевала себя, потому что в час страстей Христовых всех ее слез не хватило бы.
Что же касается воспитания Кларой послушниц, об этом говорится лишь следующее: «Она учила послушниц оплакивать Распятого Христа... и зачастую, призывая их к этому, она сама обливалась слезами».
Однако никто и никогда не видел ее печальной. «Если обычно,— отмечает летописец,— суровое физическое покаяние ведет зачастую к духовной депрессии, на Кларе это отражалось совсем подругому: изнуряя себя, она сохраняла видимость жизнерадостного человека».
По предписанию Франциска в двадцать один год Клара получила титул и полномочия настоятельницы, и на этом посту она оставалась до сорока лет.
Монахини свидетельствуют, что «распоряжения она отдавала очень смиренно и боязливо».
Сказать, что она вела за собой общину собственным примером, значит не сказать ничего. Она вела ее, выказывая собой «сияние правды».
«Когда она возвращалась после моления,— рассказывает одна из сестер,— все радовались, как будто она сошла с небес». «Казалось, что все блага были в ней»,— добавляет другая.
Насколько строга она была к себе, настолько «мягка и ласкова» со своими монахинями. Она говорила, чти игуменья должна уметь «утешать страждущих и быть последним прибежищем для терпящих лишения». Она не была лишена педагогической мудрости: «Когда святейшая мать посылала сестер за стены монастыря,— вспоминает одна из них,— она наставляла их, что, когда они увидят прекрасные, цветущие и плодоносные деревья, они должны восхвалять Бога, а также если увидят людей или других живых существ, то за всех и за все восхваляли бы Бога».
Бона ди Гуэльфуччио, та самая подруга, которая сопровождала Клару на тайные свидания с Франциском, а потом последовала за ней в монастырь, оставшись с ней на всю жизнь, выступая свидетельницей на канонизации Клары, рассказала о некоторых эпизодах их юности.
Но потом, когда должна была рассказать о долгих годах их монашеской жизни, она не смогла говорить. Когда речь зашла «о святости Клары», она сказала, что святости было столько, что в душе ее хранилось бесконечно много, хотя словами выразить это не могла, ибо для того, чтобы говорить о святой матери Кларе, надо обладать особым мастерством.
Мы должны опустить подробности о тех чудесах, которые случались обычно, когда Клара совершала крестное знамение, которым как бы передавала больным людям, а также предметам свою пламенную любовь к Христу. И Иисус отвечал ей чудесами. Все считали эти чудеса почти естественными, потому что понимали, «что любимое Распятием обменивалось с любящей».
Мы опускаем также видения, которые посещали не только одну Клару, постоянно погруженную в божественные мысли: и ее сестры иногда зримо ощущали ее близость к Сыну Божьему.
Тем не менее, следует вспомнить хотя бы знаменитый эпизод осады монастыря сарацинами. Их бросил на Ассизи Фридрих II, чтобы досадить папе Иннокентию III, который очень любил этот город и считался его опекуном. Так же, как Франциск и Клара, Фридрих был крещен в купели в Ассизского собора. Теперь же многие считали его воплощением Антихриста.