С этим умственным запасом мы начинаем действовать в этом воплощении и поэтому психолог не в состоянии проследить начало мышления путем непосредственного наблюдения.
Но нечто он может узнать из своих наблюдений над ребенком, потому что, как физическое тело новорожденного быстро повторяет в своей до-родовой жизни всю долгую физическую эволюцию прошлого, так и новое ментальное тело проходит через все ступени своего долгого предыдущего развития.
Это верно, что “ментальное тело” вовсе не тождественно “с мыслью” и поэтому изучая новое ментальное тело, мы совсем не изучаем начало мышления. Это становится еще понятнее, когда мы примем во внимание тот факт, что весьма немногие способны к непосредственному наблюдению ментального тела, что большинству приходится ограничиваться наблюдением над последствиями воздействия ментального тела на его более плотных спутников; физический мозг и нервную систему. “Мысль” настолько же отличается от ментального тела, насколько и от физического; мысль принадлежит сознанию, жизни, тогда как и ментальное, и физическое тела являют собой другую сторону проявления, форму, материю и служат лишь временными проводниками или орудиями. Следует постоянно помнить о разнице между Познающим и умом, который не более, как его орудие познания, и не забывать, что под умом мы подразумеваем “ментальное тело в соединении с манасом”.
Мы можем, однако, изучая первоначальные воздействия мысли на эти тела, когда они только что появились на свет, сделать по аналогии некоторые заключения о началах мышления, возникающих тогда, как “в проявленном мире ”Я” впервые соприкасается с “Не — я”. Наблюдения эти могут помочь нам в силу той истины, что “как наверху, так и внизу”. Все здесь — лишь отражение и, изучая отражения, мы можем узнать кое-что и о том, что порождает эти отражения.
Наблюдая внимательно ребенка, мы заметим, что ощущения — ответ на возбуждения, называемые чувством удовольствия или страдания, и прежде всего страдания — предшествуют всякому признаку понимания, т.е. что неопределённые ощущения предшествуют определённым познаваниям. До своего рождения ребёнок существовал благодаря жизненным силам, притекавшим к нему через тело матери. Когда же настает время для его самостоятельного существования, эти силы как бы отрезаются от него. Источник жизни удаляется из его тела, и вновь не возобновляется; когда же жизненные силы уменьшаются, настает нужда в них, и эта нужда вызывает страдание. Удовлетворение её приносит облегчение, удовольствие, и ребёнок снова погружается в бессознательность. В скором времени зрительные и слуховые впечатления пробуждают ощущения, но признаков разумности еще не заметно. Первый признак разумности появляется тогда, когда голос или вид матери, или кормилицы начинает соединяться с чувством удовлетворения постоянно возобновляющейся нужды в пище и того удовольствия, которое доставляется питанием. Здесь уже происходит ассоциация в памяти целой группы повторяющихся ощущений с одним определенным внешним объектом, который воспринимается отдельно от этих ощущений и при этом как источник их. Мысль есть познавание соотношения между многими ощущениями и тем одним, которое их соединяет в одно целое. Это есть первое выражение разумности, первая мысль, первое “восприятие”. Сущность восприятия есть возникновение вышеприведенного соотношения между единицей сознания — и объектом; везде, где установилось такое соотношение — возникает мысль.
Этот простой и всегда подлежащий проверке факт может служить общим примером того, как начинается мышление в отдельном “Я”, — т.е. в тройственном “Я”, заключенном в материю, как бы она ни была тонка (“Я” — индивидуализованное, в противоположность единому мировому “Я”). В этом отдельном “Я” ощущения предшествуют мышлению; внимание “Я” пробуждается впечатлением, на которое он отвечает ощущением. Массивное чувство нужды, вызванное уменьшением жизненной энергии, само по себе не пробуждает мысль; но эта нужда удовлетворяется соприкосновением с молоком, что вызывает определённое местное впечатление, сопровождаемое чувством удовольствия. После многократного повторения этого явления, “Я” — неопределенно и ощупью — достигает внешнего мира; оно входит в соприкосновение с внешним миром, благодаря извне приходящему впечатлению. Жизненная энергия вливается таким образом, в ментальное тело и оживляет его, благодаря чему оно отражает — сначала слабо — тот предмет, соприкосновение которого с телом произвело данное ощущение. Это изменение в ментальном теле, многократно повторяемое, возбуждает познавательную силу и оно начинает соответственно вибрировать. Оно испытало потребность, испытало соприкосновение и удовольствие и в связи с соприкосновением перед ним возникает образ, производивший воздействие и на глаза, и на губы, — два ощущения, которые в нем слились. В силу присущей ему природы, “Я” сливает эти три вещи в одно: потребность, соприкасающийся образ и удовольствие; это слияние и полагает начало мышлению. До тех пор, пока “Я” не способно отвечать таким образом, — мысли не может быть, ибо “Я” и есть Познающий, ничто иное не может познавать.
Упомянутое восприятие делает желание определенным: желание перестаёт быть неопределённой жаждой чего то, и становится определённым влечением к определённой вещи, в данном случае — к молоку. Но восприятие требует проверки, ибо Познающий связал в одно три явления, а одно из них потребность — должно быть выделено. Замечательно, что в ранний период вид дающей молоко пробуждает потребность: Познающий вызывает её, когда является образ, связанный с потребностью. Ребёнок, не чувствуя голода, требует грудь при виде матери. Позднее, эта неправильная ассоциация прерывается, и образ кормящей соединяется с чувством удовольствия, как с его причиной; он является объектом удовольствия. Влечение ребёнка к матери устанавливается таким образом и делается с этих пор дальнейшим возбудителем мысли.
Связь между ощущением и мыслью
Во многих сочинениях по психологии, как на Западе, так и на Востоке, ясно установлено, что каждая мысль коренится в ощущении, что до тех пор, пока не скопилось большого количества ощущений, не может быть мысли. “Ум, каковым мы его знаем”, говорит Е.П. Блаватская “сводится к состояниям сознания, разнящимся по своей продолжительности, напряжению, сложности и т.д. но все они, в конце концов, основываются на ощущении”. Некоторые писатели пошли далее, утверждая, что ощущения — не только материал, из которого строятся мысли, но что мысли производятся ощущениями и что следовательно нет никакого Мыслителя, никакого Познающего. Другие, наоборот, смотрят на мысль, как на результат деятельности Познающего, возникающей изнутри, а не получившей толчка извне; ощущения, по мнению этой школы психологов, являются не необходимым условием его деятельности, а материалом, к которому Мыслитель применяет свои собственные, присущие ему способности.
Обе точки зрения и та, которая считает, что мысль есть чистый продукт ощущений, и та, которая признает мысль чистым продуктом Познающего — владеют только долей истины; полная истина лежит посреди обоих. Хотя для пробуждения Познающего и необходимо, чтобы ощущения действовали на него извне и хотя первая мысль является вследствие воздействия со стороны ощущения, следовательно ощущение есть необходимый предшественник мысли, тем не менее, если бы не было присущей способности связывать явления между собой, если бы природе “Я” не было присуще познавание, — ощущения могли бы даваться ему беспрерывно и всё-таки не возникло бы ни единой мысли. Утверждение, что начало мысли кроется в ощущениях, верно только на половину; должна существовать еще сила, которая бы действовала на ощущения, которая бы их организовала и установила связующие звенья как между самими ощущениями, так и между ними и внешним миром. Мыслитель — отец, ощущение — мать, а мысль — их дитя.
Если начало мысли кроется в ощущениях и если эти ощущения вызываются впечатлениями внешнего мира, в таком случае точное наблюдение за природой и продолжительностью возникшего ощущения представляет огромное значение. Первым телом Познающего является наблюдение; если бы не было предмета для наблюдения, Познающий пребывал бы всегда во сне. Но когда перед ним является предмет, и он, как “Я”, сознает соприкосновение, тогда, как Познающий, он производит наблюдение. От точности его наблюдения зависит мысль, которую он образует из множества наблюдений, соединенных вместе. Если его наблюдения неточны, если он устанавливает неверную связь между предметом, вызвавшим впечатление, и собою, наблюдающим за этим впечатлением, тогда из этой ошибки в его собственной работе произойдёт целый ряд последовательных ошибок, исправить которые он может только возобновив наблюдения с самого начала.
Рассмотрим теперь, как ощущение и понятие действуют в каждом отдельном случае. Предположим, что я чувствую прикосновение к моей руке; прикосновение вызывает ощущение; распознавание породившего ощущение предмета есть мысль. Когда я чувствую прикосновение, я чувствую, и больше ничего, насколько это касается самого ощущения; но если от ощущения я перейду к вызвавшему его предмету, я восприму этот предмет, а восприятие это есть мысль. Восприятие это означает, что как Познающий, я сознаю между собой и предметом, насколько последний произвел известное ощущение в моем “Я”. Это однако ещё не всё, потому что я испытываю и другие ощущения от цвета, формы, мягкости, теплоты, строения ткани и эти ощущения передаются мне, как Познающему, при помощи воспоминания об аналогичных впечатлениях, полученных ранее, т.е. сравнивая прежние образы с образом прикасающегося к моей руке предмета, я заключаю о природе этого предмета.