Образ сетевого террориста получается каким-то неясным и рассредоточенным, его удары очень трудно отражать. Сама война, которую он ведет, превращается в тотальную, сплошную. Здесь нет фронтов, есть многомерное пространство войны, которая идет везде - в политике, культуре и экономике, в технологиях, на улицах городов и в идеологии. В этой войне в ход идут и убийства, и террористические акты, и вполне демократические дебаты, статьи в газетах и политические перевороты. И только иногда дело доходит до прямых традиционных террористических атак. Современный информационный терроризм похож на политический театр. Главной его целью является не убийство конкретных личностей, а воздействие на сознание широкого круга людей - устрашение и деморализация. Этим терроризм отличается от диверсионных действий, цель которых - разрушить объект (мост, электростанцию) или ликвидировать противника.
Аркуилла и Ронфельдт считают, что основой сетевой формы информационного терроризма сегодня становится бурно растущий третий социальный сектор. Это - огромное разнообразие самоуправляемых частных или неправительственных организаций. Именно эти организации и превращаются в тех самых роящихся насекомых, связанных почти неуловимыми командами в одну Сеть. Эти неправительственные организации не ставят перед собой задач распределения прибыли акционерам или директорам - они, помимо формального аппарата государства, преследуют общественные цели вовне. Все это начинает становиться “ассоциационной революцией” негосударственных действующих лиц, и по своему значению вполне может быть сопоставлено с возникновением национального государства в Новое Время[53]. Как в свое время государства нынешнего типа с их бюрократией и центральной властью безжалостными хищниками ворвались в пестрый мир феодальной раздробленности, так и сегодня неправительственные организации, вездесущие и быстрые, врываются в мир неповоротливых государственных бюрократий. Разумеется, все прекрасно понимают, что такие негосударственные организации, выступают обоюдоострым оружием и используются для ведения сетевой информационной войны как отдельными небольшими террористическими организациями, так и самыми мощными государствами мира. Примечательная особенность характера сетевого терроризма является его гуманность, а в технологиях реализации – множественность. Здесь и политика, и экономика, и коммуникации, и социальная сфера одновременно являются объектами нападения.
Современная сетевая напряженность переводит реалии действительности в новое измерение – в “зазеркалье” сплошного террора, войны как процесса, как формы мира. Информационный терроризм будущего будет состоять из множества боевых процессов, одновременно происходящих “гроздьями”, “пучками”, многими “роями” по разным направлениям, содержаниям и составу участников. Время, пространство и террор совершенно сольются и превратятся в нечто, что предельно точно обозначил российский геополитик В.Л. Цымбурский как “непрерывность стратегического процесса”[54]. На смену странной сетевой напряженности - многим непрерывным вооруженным и невооруженным конфликтам в мирное время - постепенно приходит сплошное насилие, в том числе, и в первую очередь, - информационное. Очень тонко чувствуют это лучшие российские профессионалы военного дела. Так, генерал-полковник запаса Л. Г. Ивашов, исключительно сильный военный дипломат, в своих статьях четко указывает на методологический принцип утверждения контрольно-управленческих функций над регионами и странами – “управление через хаос”. Также чутко и верно он определяет ситуацию как “близкую к мировой трагедии”, к так называемому феномену “мировой гражданской войны”[55]. Конечно, хаос и “мировая гражданская война” - это весьма метафорические и неточные, построенные больше по аналогии, термины. Они отражают не понятия, необходимые для организации соответствующей обороны и армии, а общее название того, что происходит в виде “естественного” процесса - т. е. просто все понимают, что хаос, а откуда хаос и как этот хаос организован, уже почти никто не понимает и даже неспособен понять. Любой неверный шаг и методологическая слабость здесь обходится очень дорого. Можно указать только на один простой и наглядный пример:
Через несколько дней после 11 сентября 2001 года российское руководство поспешило отрапортовать о том, что у чеченских боевиков нашли компакт-диск с учебным пособием по вождению самолетов. Замысел был прозрачен до неприличия - заставить “мировое сообщество” признать чеченских боевиков международными террористами. Но признание Россией мирового терроризма как главнейшей проблемы чеченского кризиса, автоматически означает ее самозачисление в одну из двух категорий стран: в “мировую цивилизацию”, объявившую войну “международному терроризму и варварству”, или в “страны-изгои”, составившие “мировую ось зла”. Нахождение России в любой из этих категорий стран является и тактически, и тем более стратегически абсолютно тупиковым и чрезвычайно опасным. В одном случае Россия противопоставляет себя “арабскому миру”, что сразу же дает чеченским боевикам его неограниченную подддержку, а в другом – вынуждена идти на конфликт с Западом, отстаивая свое право на самостоятельное решение проблемы внутреннего очага напряженности. Никто даже не задумывается, а почему мы должны выбирать одну из навязанных альтернатив? - Мощные информационные потоки постоянно затачивают общественное мнение под нужным углом. И получается, что для обывателя все события происходят как-то сами по себе “в виде естественного и единственно правильного процесса”. Более того, имеется тенденция к отсутствию даже самой возможности выбирать.
Старые правовые, бюрократические государства становятся самой легкой мишенью для атак сетей и роев неправительственных организаций при информационной поддержке соответствующих СМИ. Они похожи на неуклюжие и медлительные клетки, атакуемые мелкими и чрезвычайно подвижными вирусами. Проходит немного времени - и вирусы захватывают клетку, подчиняют себе, заставляя ее саморазрушаться и плодить новые болезнетворные вирусы. Как написал еще в 1986 году теоретик малой войны Фридрих фон Хейдт[56] “в неправильной иррегулярной войне правовое государство (конституционное республиканское государство в рамках западной традиции) имеет огромные проблемы... В правовом государстве мы имеем только два типа людей: законопослушные граждане и преступники. Третий тип людей, который ведет иррегулярную войну, правовым государством во внимание не принимается”. Концепции и идеологии правового государства попросту “не хватает” для того, чтобы адекватно выразить проблемы современного информационного терроризма: в классическом государстве все разделено по ведомствам. Одни чиновники борются с преступностью, вторые - налоги собирают, третьи - за культуру отвечают. Армия со внешними врагами должна сражаться. И так далее. И вот такое государство, в котором все виды деятельности разделены на ведомственные отсеки, подвергается нападению роя негосударственных структур. Они прорываются на стыках ведомственных интересов. То, что они делают, вроде бы находится на грани преступления, но за эту грань не заходит. Есть в их работе что-то подрывное - но все же это не террор в чистом виде. Есть в этих нападениях что-то от религиозного сектантства, от пропаганды, от экономической диверсии. Вроде бы деятельность негосударственных “роевиков” - ни первое, ни второе, ни третье, а общий эффект получается убийственным. И государство оказывается в тупике. Полицейские, пожимая плечами, норовят спихнуть дело на спецслужбы, а те - на налоговиков или на военных, а в результате никто ничем не занимается. Главное, на что указывает Фридрих фон Хендт и все те профессионалы, кто работает с феноменом терроризма или неправильных войн, - это то, что за любыми ”безличными” и “немотивированными” террористическими актами стоят совершенно конкретные лица и субъекты, страны и народы. Другое дело, что искать их, как правило, надо не там, где светло, а там, где они фактически есть.
Итак, подводя итог данной главе, следует подчеркнуть:
1. Мощность воздействия средств информационного оружия неизмеримо высока в соотношеннии с их доступностью для применения террористами.
2. Масштабы информационного насилия достигли критического уровня и вплотную подошли к границе, за которой уже невозможно отделить объективную реальность от субъективной.
3. Искусственно создаваемая перманентная общественная напряженность отрицательно влияет на прогрессивное развитие цивилизации, социума, каждого отдельного человека.
4. Современное государство должно форматировать свои взаимодействия со всеми контрагентами в контексте глубокого и многопланового анализа информационно-коммуникационных процессов.
Глава 3. Противодействие информационным угрозам
§ 1. Минимально необходимые действия Правительства
Один из способов лучше понять сущность информационного терроризма состоит в том, чтобы вспомнить развитие механизированных войн. Начиная с середины 19 века, Индустриальная Революция сделала возможным создать новые виды оружия, которые были гораздо более эффективны, чем что-нибудь произведенное прежде: массовое производство автоматов, паровые броненосцы, артиллерия дальнего действия и так далее. Военные также извлекли выгоду из технологий, которые были развиты, главным образом, для гражданских целей - железные дороги и телеграфы. Но которые значительно улучшили боеспособность вооруженных сил к мобилизации и маневренности на поле боя. Война стала быстрее, обширнее и более смертоносна. Но новые технологии также создали и новые цели. Военные силы стали критически зависимы от их национальной индустриальной основы - нет фабрик и заводов - нет массового производства оружия, что означает невозможность победы. Так разрушение национальной промышленности врага стало столь же важным как разрушение его армии, если не более.