А разве человек - не святыня? Разве допустимо для нас, православных, называть несчастных, обездоленных людей, несущих на себе пусть замутненный, но отпечаток Бога, постыдной аббревиатурой бомж, позабыв, что подобных людей на Руси всегда называли бродягами, бедолагами, горемыками, бездомными, босяками, что - помимо простой человечности самого слова - очень точно отражало их состояние.
Все это случилось неспроста. Искажение языка - это одно из позорных свидетельств отпадения русского человека от Бога. Именно тогда человек попросту перестал рассматриваться власть предержащими как творение Божие, как Его образ. Только так могло появиться и позорящее человеческий образ слово рыло, столь печально укоренившееся среди так называемого «простого народа». Вот и запасаются теперь молодые люди к праздникам спиртным и снедью в расчете не на человека, а на рыло. Почти по Гоголю![2]
Философия имени
Но не только понятий и восприятий коснулись искажения. Искажения коснулись и имен. Случай описанный в статье Василия Ирзабекова вызвал у меня и моих одноклассников приступ гомерического хохота, вы только представьте себе : отец семейства в одной из южных республик бывшего СССР очень ждал рождение сына, в семье уже были три дочери. Дождавшись, наконец, рождения вожделенного сына, он назвал его - Нэрд. Оказалось, такого имени нет ни у одного народа, так что в ЗАГСе поначалу отказались записывать малыша. Не мудрено. Ведь это была аббревиатура, придуманная отцом, которая расшифровывалась как научный эксперимент Рагима Джавадова. Но отца не остановило то, что такого имени нигде нет. Проявив настойчивость, отец на целых шестнадцать лет (пока у парня не появилась законная возможность самостоятельно взять нормальное благозвучное имя), испоганил жизнь своего единственного наследника , собственноручно сделав его объектом многочисленных насмешек и издевок сверстников.[2]
А чего стоят эти аббревиатуры, используемые в советское время вместо имён: Даздрапермы (да здравствует первое мая), Вилены (Владимир Ильич Ленин), Марлены (Маркс и Ленин), Урюрвкосы (ура, Юра в космосе).
Даже ребёнок знает, что « как вы судно назовёте, так оно и поплывёт». Так почему же родители не думали тогда и , порой, не думают сейчас, когда нарекают своё чадо новомодным именем, что тем самым они лишают своего ребёнка дорогого святого имени?!
Вспомним, как завораживает нас родословие Иисуса Христа с первых же строк Евангелия от Матфея. Вспомним, как начинаются молитвы наши: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!»
И это неудивительно, ведь имя - мистический образ личности! Более того, наше отчество связывает нас с нашим отцом, а фамилия- с целым родом не просто звуковым и графическим образом.
«А то, что имя есть жизнь, что только в слове мы общаемся с людьми и природой, что только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления, это все отвергать- значит впадать не только в антисоциальное одиночество, но и вообще в античеловеческое, в антиразумное одиночество, в сумасшествие. Человек, для которого нет имени, для которого имя только простой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, этот человек глух и нем, и живет он в глухонемой действительности. Если слово не действительно и имя не реально, не есть фактор самой действительности, наконец, не есть сама социальная действительность, тогда существует только тьма и безумие и копошатся в этой тьме только такие же темные и безумные, глухонемые чудовища. Однако мир не таков», - писал А. Ф. Лосев в книге «Философия имени»[3]
Оторванность от корней своих или современное состояние русского языка
Бескорневой язык – это беда. Лишая наш язык родных корней, мы тем самым грубо обрываем нити, связующие нас с Богом, ибо многие факты русского языка свидетельствуют о том, что он есть для нас не просто лингвистическая система, а живая жизнь, освещенная Божественным светом. В нашем языке удивительным образом запечатлена высокая миссия русской нации.[6]
Рассуждая о нынешней ситуации, приходится с прискорбием констатировать, что интенсивность заимствования чужеродной лексики достигла угрожающих темпов. Отдельного разговора заслуживает агрессивное вторжение в нашу речь компьютерной лексики. «Дрожь пробирает, когда слышишь из уст молодого человека о том, что ему надо апгрейдитъ машину или дачу».[1]
Поясню, этот компьютерный термин означает усовершенствование.
Кажется, что он, подобно десяткам иных схожих терминов, не заключает в себе никакой угрозы для языка, поскольку касается лишь «железного друга».
Случилось по-другому - и сленг все больше заполоняет русский язык.
В том же Интернете молодые люди отныне не общаются друг с другом, а чатятся или эсэмэсятся. Человек, ведущий себя, как принято ныне выражаться, неадекватно, именуется крезанутым, от английского сrаzу, означающего безумие. Словом, абсолютно чуждый русскому уху сленг, в котором русские корни отсутствуют напрочь, перекочевал в повседневную речь молодежи, нагло потеснив слова родного языка. Дошло до того, что иные печатные издания даже публикуют время от времени некие толковники с русского на русский, дабы помочь родителям этой самой молодежи в элементарном понимании своих чад.
Быть может, впервые за тысячелетия существования русской нации возникло реальное разделение отцов и детей, но уже не по идейным или нравственным критериям, как об этом рассказал нам И. С. Тургенев, а по причине банального неразумения самой речи. Нас почти приучили к тому, что мы не народ, не нация, а электорат, к которому политики в глубине души чаще всего не испытывают и тени респекта .[6]
К слову, в среде политтехнологов принято именовать пресловутый электорат еще и одноразовым народом. И это не случайно, ибо пресловутый электорат - это и в самом деле не народ, а только та его часть, которая голосует на выборах.[6] Причем, как правило, за того, у кого привлекательнее имидж, над созданием которого денно и нощно бьются орды имиджмейкеров. «Не по делам, стало быть, выбирают очередного «слугу народа», а по впечатлению, которое он производит. Причем не сам по себе, а опять же по подсказке специально обученных этому лукавству высокооплачиваемых людей, пиарящих что есть мочи такого кандидата с помощью специальных политтехнологий, в которых кроются обман и надувательство.» [1]
Агрессивно впихивая в нашу речь легионы иноязычных заимствований, нам, по сути, методично вбивают в подсознание мысль о том, что наш национальный язык не поспевает за стремительной цивилизацией. Но это не так . Слова А.С.Шишкова , сказанные почти два столетия назад, этому страстно противостоят: «Язык наш превосходен, богат, громок, силен, глубокомыслен. Надлежит только познать цену ему, вникнуть в состав и силу слов, и тогда удостоверимся, что не его другие языки, но он их просвещать может».
То, что вызывает недоумение
Один факт меня просто поразил, оказывается, такие качества, как застенчивость и целомудрие, могут относится не только к человеку, но и к языку, каковым и является язык русский. В нем попросту нет слов, обозначающих близость мужчины и женщины.
Досадно слышать, когда молодые люди сводят всю головокружительную гамму чувств друг к другу к донельзя опостылевшему заокеанскому понятию сексуальности, похоже, напрочь позабыв такие хорошие русские слова, как желанный, желанная. Слово это, откровенно говоря, как-то режет слух ставшего привычным, в особенности в молодежной среде, выражения «заниматься любовью», то оно, мягко говоря, граничит с некоей неполноценностью.[1]
Почему? Подумайте сами, любовь, как известно, чувство. А «заниматься» чувствами - ну никак нельзя. Ими можно быть возвышаемыми, охваченными, обуреваемыми, подавленными...[1] Но «заниматься»?! Это равносильно тому, чтобы, к примеру, «заниматься ненавистью». Представьте себе такой монолог: «Хочу до обеда позаниматься ненавистью, а после него планирую заняться жалостью. Ну, и перед сном, напоследок, позанимаюсь, так и быть, с полчасика недоумением -и на бочок!»
К слову, Священное Писание далеко от ханжества. Но как же воистину достойно человека, а значит божественно, названа здесь физическая близость. Только вслушайтесь: познал жену! Искусство, а не «занятие».
Современные пиарщики от рекламы посягают не только на русский язык - они специализируются на иезуитской манипуляции нашим сознанием, ведут войну с высокими понятиями, намеренно принижая, опошляя их, подменяя высокое - низким, великое - ничтожным. Что такое «неземное блаженство»? Оказывается, всего лишь удовольствие от съеденной шоколадки!
Очередной ролик предлагает еще одно «блаженство» -«для умножадных», где слово высокое и слово низкое по смыслу насильственно сплетены в уродливого монстра. Заметьте, даже правила русского языка для этой манипуляции нарушили, написав не так, как положено по законам грамматики: «умно-жадных», а создав новое словечко-кентавр: «умножадных». Слова-уроды, слова-кентавры, слова-змеи, испускающие свой убийственный яд в сердцевину языка…[7]
А взять утверждение: «Изменить любимому кофе то же, что изменить любимому мужчине!», где смертный грех уравновешен с мимолетным вкусовым ощущением.