«Мы уже год целенаправленно репетируем, и я порой ощущаю себя дрессировщиком Дуровым, — призналась, попивая светлое пиво, Земфира. — Очень тяжело, потому что двое музыкантов из группы — с улицы. Они heavy metal раньше играли. Приходится их переучивать. Если они, сволочи, нормально играть не научатся, я их всех убью. Но состав менять не буду».
Я заметил, что Земфира поглядывала на часы — видимо, куда-то опаздывала. «Побегу заканчивать дизайн для футболок, — подтвердила мои догадки певица. — Закажу их себе штук пятьдесят». «Господи, зачем тебе так много футболок? — искренне удивился я. — И что ты будешь с ними делать?» «Я буду их рвать, — не задумываясь, ответила певица. — На концерте мы выйдем на сцену, разогреем публику, сожжем и уйдем». На том и порешили.
…Тур начался тяжело. В Питере у группы стащили гонорар — прямо из номера гостиницы «Октябрьская». «Я помню, как она в этот день обедала с надвинутой на глаза бейсболкой, — вспоминает Александр Долгов. — Земфира сидела спиной к Невскому проспекту, ела машинально, не получая никакого удовольствия от еды. Настроение у нее было на нуле».
Проблемы продолжились в Краснодаре, где она вышла на сцену с температурой, близкой к критической. Ночью Земфиру отвезли в реанимацию. Диагноз врачей: «полное физическое истощение организма и обострившийся на его почве бронхит».
…Мы встретились через пару недель, когда Земфира играла закрытый концерт в ночном клубе «Манхэттен-Экспресс». Попасть на первое коммерческое выступление певицы в Москве было практически невозможно. Но когда-то я проводил там первые пресс-конференции — в частности, с украинско-французским составом «Воплей Видоплясова». Короче, на концерт я все-таки попал. И не пожалел. Это была фирменная рок-истерика, а особенно — измененный до неузнаваемости «Снег», сыгранный в жестком маршевом режиме. Подушки Земфира пока еще не рвала, но музыка Rammstein вынесла ей мозги до основания. А затем… певица носилась по сцене, по ее собственному признанию, «как заблудившийся лось», а музыканты и зрители за всем этим броуновским движением не без удивления наблюдали.
В толпе я увидел массу знакомых лиц. К примеру, главу компании «АРС» Игоря Яковлевича Крутого, который стоял неподалеку от сцены в состоянии глубокой задумчивости. О чем думал, фиг поймешь — по-видимому, писал очередной «Ноктюрн»…
После концерта мы с Земфирой встретились в гримерке. Я поблагодарил ее за отличный концерт и подарил пахнувшую типографской краской энциклопедию «100 магнитоальбомов советского рока». Она взяла книгу почти без эмоций, сухо сказав: «Спасибо». Я попрощался, не придав этим метаморфозам особого значения. Подумал, что артистка плохо себя чувствует. Или устала. Или находится «в образе». Как выяснилось позднее, дело было в другом.
Вскоре мне позвонил Бурлаков и попросил заехать в гости — мол, не телефонный разговор. Когда я вошел к нему домой, продюсер «Троллей» без всяких преамбул заявил, что с Земфирой мы больше не работаем. Такие вот дела. Я не успел даже обувь снять…
Я пошел ставить чайник — на ту самую кухню, где Земфира когда-то впервые встретилась с Лагутенко. Включил воду, немного поревел и по-хорошему бодрый вернулся к Бурлакову. Мол, не томи — давай, рассказывай. История была мутная. Мол, Земфира гонорарами с концертов рассчиталась с «Утекай звукозапись» за финансовые вложения, а теперь уходит в «свободное плавание».
«Какие-нибудь подробности расскажешь?» — Я никак не мог поверить в реальность происходившего. Лицо Лени не выражало большого желания давать развернутое интервью, но несколько фактов он мне все-таки поведал.
…Домой к Бурлакову Земфира пришла на переговоры вместе со старшим братом Рамилем. Внешне Рамиль напоминал мастера спорта по боевому самбо и был представлен Лене, как новый директор группы «Земфира». Затем начался дележ гонораров. Со слов Бурлакова, больше всего его добил спор на тему перевода долларов в рубли за какой-то концерт в Поволжье. Рамазанов-старший настаивал на более высоком курсе рубля — цена вопроса составляла всего порядка тридцати долларов. Больше говорить на эту тему Бурлаков не хотел. Да и, по-видимому, не мог. Я решил его не доставать и уехал домой.
Рана затянулась не быстро. По разным причинам информация о разрыве с Земфирой не придавалась огласке около двух месяцев. Так надо было…
Примерно в этот период я работал в пресс-центре киевского фестиваля «Просто рок» и несколько раз мотался в аэропорт Борисполь — в частности, встречать музыкантов группы «Земфира». После семичасовой задержки рейса они все-таки вылетели из Москвы, но на свой концерт ехали по времени впритык. В аэропорту, по дороге и в гримерке киевского Дворца спорта мы молчали, словно незнакомые люди. Полный бред, конечно.
Затем, не дождавшись окончания фестиваля, я повез шумную делегацию столичной прессы в Москву. Мы опаздывали на поезд и успели посмотреть весь фестиваль и первые песни Земфиры. Дальше надо было бежать на вокзал, сверкая пятками — чтобы не опоздать.
Самое интересное произошло потом. Ровно через минуту после нашего отъезда местный «Беркут» замел Земфиру прямо на сцене. Аккурат на четвертой песне. Сделано это было под надуманным предлогом из серии «пора завязывать концерт — аренда зала до одиннадцати».
Земфира в ответ выплеснула воду в лицо размахивающему руками подполковнику. Который, как выяснилось позднее, занимал должность заместителя начальника охраны порядка города Киева.
Всего этого я не видел. Как и не видел последующие скандалы в Оренбурге, Волгограде, Донецке и Якутске, сорванный тур по Сибири… В жизни, безусловно, должны присутствовать трудности и опасности — но не в таких же промышленных масштабах!
После выхода следующего альбома «Прости меня, моя любовь» в прессе было много полемичных рецензий, но больше остальных мое внимание привлек текст Троицкого.
«Это уже не певица Земфира, а группа „Zемфира“ с солисткой, — писал патриарх отечественной музыкальной журналистики в одном из глянцевых изданий. — Группа не имеет никакого отношения к „Мумий Троллю“ — более того, открыватель и первый продюсер Лагутенко даже не упомянут в списке благодарностей. Продюсером значится сама Земфира. В принципе, это абсолютно правильно: девочка созрела, и девочка очень самостоятельная — ходить в протеже ей явно не по нраву. Проблема только одна: опыта и профессиональных музыкальных познаний ей явно не хватает. Как артистка она созрела, а как „сам себе продюсер“ — нет. Отключая волевым решением внешнюю помощь со стороны блестящего Лагутенко и компании, Земфира шла на риск — и потери, наверное, были неизбежны».
Я готов был подписаться под каждым словом, но когда издания просили меня написать рецензию на этот альбом, категорически отказывался. Пусть говорят другие. Другие и говорили.
Лагутенко эти события старался не комментировать, но в одном из интервью не удержался от эмоций, вскользь заметив: «Вторую пластинку Земфиры я слышал только в демо-версии. Если бы пришлось работать над ней — многое сделал бы там по-другому».
«Не забывайте, что это не Земфира, а Лагутенко и Бурлаков создали на первом альбоме этот звук, — признавался продюсер «Троллей» спустя несколько лет. — На самом деле, это звук Midnight Oil образца 87 года. То есть это барабаны и бас, какие-то клавиши и ярко выраженная акустическая гитара. Мы показали максимальную самобытность артистки, то есть, грубо говоря, не побоялись этого».
…Разрыв происходил болезненно — даже спустя много месяцев после ухода артистки из «Утекай звукозапись». Когда на пресс-конференции, посвященной выходу «Прости меня, моя любовь», Земфира увидела меня, сидевшего в последнем ряду, она вдруг встрепенулась и, задев локтем Настю Колманович, громко и как-то фальшиво спросила: «Саша, а почему ты не задаешь вопросы?»
Все журналисты медленно повернулись в направлении ее взгляда. Настал такой вот тривиальный момент истины. Молчать было неловко, но и играть в ее игру — как будто бы ничего не произошло — тоже не хотелось. «Ты ведь хорошо знаешь, Земфира, что все вопросы, которые я хотел задать, я тебе уже давно задал, — спокойно ответил я. — Вопросов больше нет».
На этой высокой ноте пресс-конференцию объявили закрытой. Через несколько часов у Земфиры начинался сольный концерт в «Олимпийском».
6. Антикризисный PR.
Что касается PR-кампаний, придумывать что-то нарочитое мне никогда не нравилось. Ибо ко мне и так липнут ситуации «нарочно не придумаешь». И мне достаточно. Земфира
Поздним вечером у нас в офисе раздался телефонный звонок. Звонила друг и промоутер Земфиры Настя Колманович. С тревогой в голосе она рассказала, что сегодня, 12 сентября 2000 года, на концерте Земфиры в городе Якутске «случился инцидент». На стадионе была безобразная организация, милиция не влияла на ситуацию — в итоге несколько людей находятся в больнице. В давке пострадали зрители, и, честно говоря, пока не понятно, есть ли жертвы. Всю вину за происшедшее местная администрация активно спихивает на Земфиру. Что будет завтра, непонятно. Короче, надо помочь и срочно провести в Москве пресс-конференцию.
Слушая сбивчивый рассказ Колманович, я подумал о том, что мои отношения с Земфирой переживают очередной «расцвет упадка». Слишком многое изменилось с 98 года, когда на квартире Лени Бурлакова она дала мне свое первое в жизни интервью.
В рамках деятельности лейбла «Утекай звукозапись» я организовывал ее пресс-конференции, эфиры и интервью, занимаясь медиа-поддержкой дебютного альбома, который тогда в буквальном смысле взорвал страну. Потом наши дороги разошлись. Земфира сменила звукозаписывающую компанию, продюсера, пресс-службу и ушла в свободное плавание. Что-то из серии «сам себе режиссер». В настоящий момент она разъезжала по стране с туром в поддержку альбома «Прости меня, моя любовь».