В результате девальвации и инициированного ею процесса импортозамещения в промышленности произошел пятикратный рост положительного сальдо прибылей и убытков.
В целом 1999 год выглядит одним из самых благополучных за всю пореформенную историю России. Четырехкратная девальвация и рост мировых цен на нефть в 2,5 раза кардинально улучшили экономическую конъюнктуру. Истерическая агрессивность США подкрепила мировой спрос на российское оружие, а вторая чеченская война заставила государство начать оплачивать его закупки для собственных нужд. И то, и другое вдохнуло жизнь во все еще значительный и негибкий военно-промышленный комплекс России.
Результатом этого «подарка судьбы» стал порой превышавший 20% в месяц рост промышленности (по итогам года он достигает 8%), начало долгожданного изменения структуры экономики в пользу обрабатывающей промышленности, относительно низкая - менее 37% - годовая инфляция, почти двукратный (с 15,1 до ожидаемых 30 млрд.долл.) рост положительного сальдо внешней торговли. Все это оказалось совершенно неожиданным не только для мирового сообщества, признавшего крах своих апокалиптических прогнозов еще в премьерство Е.М.Примакова, но и для более осторожных российских наблюдателей.
Однако нарисованная картина, старательно предъявляемая зарубежной и российской общественности, частью неполна, а частью основана на статистической иллюзии. На самом деле в 1999 году Россия, несмотря на видимые успехи, не смогла даже полностью оправиться от прошлогоднего спада.
Достаточно указать, что широко используемая представителями правительства динамика промышленного производства, при всей своей важности, является лишь частичным показателем. Судить о динамике экономики в целом можно лишь на основе совершенно иного показателя - ВВП, рост которого в 1999 году не превысит 1.5%, то есть останется, строго говоря, в пределах статистической ошибки. В любом случае этот рост не компенсировал прошлогодний спад в 4,6%. Таким образом, несмотря на победные реляции, экономика России отстает от «докризисного» 1997 года не менее чем на 3,2%.
Отставание ВВП от промышленности вызвано тем, что стихийное ускорение промышленного производства после кризиса было во многом «куплено» ухудшением ситуации в остальных сферах, в первую очередь падением реальных доходов населения и полным крахом финансового сектора.
Так же, как и он, не оправилось от августовской катастрофы сельское хозяйство. Ограниченность спроса нищающего населения, отсутствие денег, износ техники и полная подчиненность производителя местной бюрократии, замыкающей на себя все финансовые потоки и не допускающей их до производства, не позволили селу воспользоваться сокращением импорта продовольствия.
Сельское хозяйство осталось единственной отраслью, в которой падение производства продолжалось и после кризиса: в январе-ноябре по сравнению с аналогичным периодом прошлого года оно составило 0.6%, а по сравнению с январем-ноябрем докризисного, 1997 года достигло 13,2%.
Несколько лучшее положение наблюдалось в области инвестиций: в сентябре-октябре они незначительно превышали прошлогодний уровень, однако в ноябре инвестиционный спад возобновился. В результате в целом по итогам января-ноября рост составил 1.7%, что является небольшой компенсацией прошлогоднего падения: по сравнению с докризисным периодом инвестиции сократились на 4,6%.
Прошлогодний спад сможет компенсировать лишь промышленность - на 1,9-2.4%, но ресурсы ее дальнейшего роста практически исчерпаны. Еще в конце лета практически прекратилось увеличение производства по отношению к предыдущему месяцу (с исключением влияния сезонного фактора), а портфель заказов предприятий промышленности сократился в феврале-ноябре в 2,5 раза до минимального даже для кризисных условий уровня в 1,7 месяца.
Причина того, что экономика России так и не распрямилась после кризиса в полной мере, заключается в стихийном характере ее восстановления. Государство не смогло оказать на этот процесс значительного сознательного воздействия, в результате чего инвестиционные барьеры, вызванные в первую очередь незащищенностью прав собственности (при которой любое вложение в не контролируемое вами предприятие связано с угрозой потери средств), так и не были устранены, а затухание девальвационного импульса стало неизбежным и достаточно быстрым.
Импорт стремительно возвращается в Россию: в сентябре, когда он вырос на 11.3%, его рост впервые после кризиса опередил восстановление экспорта, выросшего на 5,9%. Это положение сохранилось и в октябре, когда увеличение импорта составило 21.0, а экспорта - лишь 13,9%. Это признак того, что конкурентоспособность России, выросшая из-за девальвации и удорожания нефти, вновь начинает сокращаться.
Активные усилия государства по расширению внутреннего спроса в условиях импортозамещения конца 1998 и первой половины 1999 года позволили бы в значительно большей степени оживить ориентирующееся на внутренний рынок производство и восстановить его как полноправного партнера экспортного сектора. Это не только решительно оздоровило бы структуру экономики, но и в корне бы изменило складывающуюся политическую ситуацию.
Однако шанс уже упущен. Увлеченное политической резней государство не стало развивать внутренний рынок - ни инвестиционных, ни потребительских товаров. Создание на базе Центробанка инвестиционной инфраструктуры, доведенное в апреле 1999 года до полной готовности и тогда же одобренное МВФ и Мировым банком, было сорвано российскими политиканами в последний момент. О населении же, политическое бесправие которого даже в сезон выборов вошло в поговорку, и вовсе никто не вспоминал, в результате чего его реальные доходы упали за два года более чем на 30%.
Таким образом, российская экономика не то что не повысила, но даже не восстановила емкость схлопнувшегося в 1998 году внутреннего рынка, в результате чего позитивного эффекта девальвации и импортозамещения хватило ей лишь не более чем на год.
Ресурсы импортозамещения оказались в значительной мере «съедены» сжатием внутреннего спроса. Так, по потребительским товарам, в которых доля импорта и, соответственно, потенциал импортозамещения были наибольшими (соответственно 50 и до 40% рынка), 20-процентный спад текущего спроса населения (розничного товарооборота) уменьшил потенциал импортозамещения фактически наполовину - до 20%, которые в основном уже использованы соответствующими отраслями российской промышленности.
1.2.5. Легенды российского «хайтэка»
Ресурсом, позволяющим резко ускорить экономическое развитие России, принято считать достижения отечественных «высоких технологий» - от разработки новых принципов компьютерной архитектуры до оружия.
Однако в современных условиях, и особенно на мировых рынках сложнотехнических товаров технология производства сама по себе, без управления им и маркетинга (не говоря уже о сервисе) не стоит почти ничего. Это обесценивает научно-технические достижения: они будут либо украдены, либо забыты, но не реализованы в полном объеме. Ведь на рынках высоких технологий нет свободной конкуренции: даже заведомо превосходящая конкурентов российская техника отторгается, когда Россия не может «продавливать» её на мировые рынки.
Кроме того, основная, даже самая передовая часть российских высокотехнологичных разработок, как говорят инженеры, «не доведена», то есть находится на стадии отдельных опытных образцов, а то и вовсе принципиально новых решений, а отнюдь не подготовленного массового производства, позволяющего захватывать мировые рынки.
Не следует забывать и того, что фундамент сегодняшних достижений был заложен еще в СССР. Работы по их развитию в основном не ведутся уже около 10 лет. Учитывая примерно 15-летний цикл создания продукци «high-tech’а», уже произошедшую и необратимую гибель большинства и российских научных школ, не говоря об ускорении мирового технологического прогресса, накопленного в СССР потенциала хватит не более чем до 2005 (по предельно оптимистичным оценкам - 2010) года, после чего Россия потеряет последний рычаг воздействия на внешние процессы, а мир - последний повод прислушиваться к её позиции.
Достаточно сопоставить сферы, считающиеся высокотехнологичными в России и в мире. В России они практически ограничены компьютерами и оружием, в то время как в мире на первый план выходят достижения биологических технологий, в частности, генной инженерии и сращивания компьютера с человеческим мозгом.
Например, если «событием рубежа» 1999/2000 годов и, соответственно, символом новой эры в России стала отставка давно уже наглядно недееспособного Б.Ельцина, то для мира в этой роли выступило сообщение о первом в истории человечества излечении врожденной болезни младенца методом «ремонта генов».
Отставание России от мира в технологической сфере приняло необратимый характер еще в середине 90-х годов; уже сегодня возможна ситуация, когда российские ученые, даже получив в руки результаты работы своих западных коллег, просто не смогут понять не только «как», но и «что» те сделали.
Не следует забывать и о том, что «high-tech» в его традиционном понимании сам по себе, как класс технологий, уже как минимум 5 лет является для мира вчерашним днем. Передовой линией прогресса, наряду с генной инженерией и созданием нейрокомпьютеров, все в большей степени становится так называемый «high-hume» - технологии корректировки и формирования общественного и индивидуального сознания.
Суть информационной революции 90-х годов, произошедшей в мире и затронувшей российскую политику, но почти совершенно не замеченную ошметками российской науки, заключается именно в том, что впервые в истории человечества самым коммерчески эффективным видом деятельности стало преобразование не мертвой природы, но живого человеческого сознания.