Высокая смертность мужчин в трудоспособных возрастах и, как следствие, существенный разрыв в продолжительности жизни мужчин и женщин (10-14 лет) привели к тому, что две трети пенсионеров – женщины. По данным Росстата РФ, принадлежность к пенсионерам не является фактором повышенного риска бедности. Но высокая вероятность бедности затрагивает, в первую очередь, определенную группу пожилых – одиноких пенсионеров старше 65 лет, а это в основном женщины. Бедность одиноких пенсионерок старшего возраста отличается крайними формами ее проявления, так как, не имея других трансфертов кроме пенсий, утратив физическую способность к заработкам и ведению личного подсобного хозяйства, они оказываются среди наиболее нуждающихся групп населения.
Несмотря на то, что гендерные исследования трудовых отношений, занятости и т.д. в России развиваются, работ, посвященных дискриминации женщин на рынке труда, не так много. Тем не менее, имеющиеся исследования также свидетельствуют о неблагоприятной ситуации в российской сфере труда и занятости. На сегодняшний день основными проявлениями неблагоприятного положения женщин признаются следующие:
- гендерная дифференциация рынка труда, когда мужчины занимают большинство позиций в динамичном негосударственном секторе, а женщины вытесняются в низкооплачиваемые сферы государственного сектора экономики;
- массовое вытеснение женщин из сферы производства, что проявляется в абсолютном и относительном сокращении численности женщин, занятых в общественном производстве;
- увеличение разрыва в оплате труда между мужчинами и женщинами;
- существенный разрыв в уровне доходов мужчин и женщин, феминизация бедности;
- систематическое нарушение прав женщин при приеме на работу – предпочтение отдается практически всегда мужчинам;
- сегрегация женщин в сфере предпринимательства – чем крупнее бизнес, тем реже он представлен женщинами.[21]
Остановимся на результатах исследований гендерного неравенства в сфере труда и их основных выводах.
Исследователи С. Рощин и С. Солнцев анализируют гендерную сегрегацию в сфере занятости, которую определяют как «асимметричное распределение мужчин и женщин в различных структурах занятости: отраслевых, профессиональных, должностных. Сегрегация имеет две составляющие – вертикальную и горизонтальную[22]. Горизонтальная сегрегация характеризует различное распределение мужчин и женщин по профессиональным группам и отраслям. О чем идет речь? Существует много профессий, стереотипно воспринимаемых как «женские» или «мужские» профессии. Например, профессии няни, медсестры, школьной учительницы, воспитателя, библиотекаря воспринимаются нами как «женские» профессии. В то время как профессии водителя, финансиста, брокера признаны «мужскими». Само наименование профессии зачастую имманентно содержит ее гендерную идентификацию[23]. Например, чаще употребляется слово «уборщица», хотя официальное название — «уборщик». «Прачка», «швея» не имеют мужского аналога, а «прораб» — женского. Происходит процесс «полотипизации»[24], то есть для определенных профессий социальный пол (гендер) становится определяющим при отборе кандидатов. Возникают барьеры для проникновения женщин в сферу «мужских» профессий и наоборот. Это и есть горизонтальная гендерная сегрегация.
Вертикальная сегрегация получила название «стеклянный потолок», т.е. это некий уровень в карьерной иерархии, выше которого женщины практически не имеют возможности подняться, хотя формальных ограничений для занятия позиции выше нет.[25] Вертикальная сегрегация действует в рамках одной и той же профессиональной группы. Приведем пример. Несмотря на то, что сфера преподавания в средних школах является одной из феминизированных отраслей (71% женщин), доля женщин-директоров средних школ составляет лишь 39%.[26]
Как отмечают исследователи, горизонтальная и вертикальная сегрегации связаны между собой и в совокупности предопределяют гендерный разрыв в заработках, составляющий 40%. В целом констатируется, что для российской экономики феномен «стеклянного потолка» остается устойчивым явлением, однако Россия не является исключением, подобная ситуация характерна для большинства европейских стран.
Исследование, проведенное Т. Комиссаровой, С. Рощиным[27], показало, что у работодателей существуют устойчивые стереотипы профессиональной предпочтительности мужчин и женщин. Исследователи делают вывод, что на рынке труда в основном реализуется не прямая, а скрытая дискриминация, которая проявляется в политике найма и продвижения и отражает гендерные предпочтения работодателей по отношению к определенным рабочим местам и видам деятельности. Такая скрытая дискриминация способствует формированию горизонтальной и вертикальной сегрегации на рынке труда. Авторы выделяют два типа стереотипов, которые поддерживают гендерное неравенство: стереотипы положения и стереотипы поведения. Стереотипы положения - это стереотипы работодателя. Работодатель воспринимает женщин как менее полезную рабочую силу. Стереотип поведения - это, напротив, стереотип работников. Женщины исходят из того, что соревноваться с мужчинами у них нет возможностей, и выбирают виды деятельности, которые требуют меньших трудовых усилий. Таким образом, на рынке труда действуют одновременно и дискриминация и механизм самоотбора женщин, которые не позволяют им занимать положение, одинаковое с мужчинами.
К похожим выводам приходит Козина, рассматривая роль и значение полотипизации в формировании и воспроизводстве гендерной структуры трудового рынка. В сфере занятости полоролевые стереотипы предстают в виде «гендерного образа рабочего места», которое может определяться как «мужское», «женское» или «гендерно-нейтральное». В результате гендерного конструирования, осуществляемого участниками трудовых отношений, рабочие места разделяются преимущественно на «мужские» и «женские», имеющие качественно разные оценочные характеристики; доля «гендерно-нейтральных» рабочих мест сводится к минимуму[28].
Многие исследователи указывают на ухудшение положения женщин в сфере труда и занятости вследствие кризисного состояния экономики и производства в период рыночных преобразований.
Исследования, посвященные изучению экономической активности мужчин и женщин, отмечают особенности эволюции российской модели женской занятости в период экономических реформ. Так, Калабихина[29] обращает внимание на тот факт, что в рамках устойчивой тенденции роста удельного веса женщин в экономически активном населении существовали определенные колебания, зависящие от периода развития экономики. В период действия реформ (НЭП,1965, 1998 гг.) занятость женщин, как правило, снижалась.
Доля[30] женщин в общей численности рабочих и служащих, %
| Годы | 1922 | 1926 | 1940 | 1945 | 1950 | 1955 | 1960 | 1965 | 1970-1986 | 1993 |
| % женщин | 25 | 23 | 39 | 56 | 47 | 46 | 47 | 55 | 65 | 51 |
Хоткина[31] в своем исследовании говорит не только об асимметричной занятости, но и о гендерной асимметрии сокращения занятости в период трансформации и экономического кризиса. Так, в 1990-1998 годах общая численность занятых уменьшилась на 11,7 млн. человек. При этом численность занятых мужчин сократилась на 3,7 млн. чел., тогда как численность женщин – на 7,8 млн. человек. При этом число рабочих мест в официальном секторе экономики для мужчин сократилось примерно на 10,3%, тогда как для женщин – на 20,6%. [32] Исследователи отмечают произошедшие в этот период существенные структурные сдвиги в отраслевой занятости, когда происходило «вытеснение/замещение» женских кадров мужскими, выдавливание женщин в низкодоходные секторы неформальной занятости. Некоторые отрасли с традиционным преобладанием женской занятости в дореформенный период (как, например, финансы, торговля, ЖКХ и др.) трансформировались в «мужские». Структура занятости стала больше соответствовать модели «постиндустриального общества», однако при сохранении вопиющих различий в заработной плате (в 1998 году по данным ВЦИОМ средняя заработная плата женщин составляла 50-55% заработной платы мужчин) и распространенности открытых форм дискриминации при приеме на работу.
На вытеснение женщин из сферы занятости в значительной степени повлияло и разрушение советской системы социального обеспечения – практически исчезла социальная инфраструктура промышленных предприятий, детские дошкольные учреждения, система здравоохранения и пенсионного обеспечения. В результате еще больше актуализировались «традиционные» женские обязанности по заботе о стариках и детях, что привело к увеличению нагрузки на женщин в семье.
Таким образом, в приведенных исследованиях на основе эмпирических данных констатируется широкая распространенность дискриминации женщин в российской трудовой сфере. Чаще всего женская дискриминация анализируется «в целом» с использованием обобщенных статистических данных, без учета особенностей конкретных социальных и профессиональных групп, сфер деятельности. Между тем не вызывает сомнений, что механизмы и формы проявления дискриминации в различных социальных и профессиональных группах различны ‑ дискриминация женщин, занимающих управленческие позиции, и исполнителей (служащих), женщин – работниц физического и умственного труда, занятых в бюджетной сфере и бизнесе и т.д. Для того чтобы эффективно бороться с негативными последствиями данного явления, необходимо разобраться в его сущности и механизмах, проанализировать причины существования и распространенности данного феномена в российской трудовой сфере, и специфику в различных ее сегментах.