МОЕ ДЕТСТВО В ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ НАЦИСТОВ
Я родился в Чехословакии, в городе Пресбурге (Бра-тиславе) в 1938 году, как раз перед началом Второй мировой войны. Еще до оккупации нацисты контролировали около трети Чехословакии, а вскоре они получили контроль над всей страной. Однако до 1942 года они не депортировали евреев в лагеря смерти, а затем, благодаря
усилиям раби Михоэла Дова Вейсманделя, благословенна память праведника, ставшего впоследствии моим учителем, депортация была отсрочена за контрибуцию в 50.000 долларов. (Он описал этот факт в свой книге Мин амейцар.)
Воспользовавшись отсрочкой, многие евреи, в том числе и моя семья, в 1943 году покинули Чехословакию. Мы бежали в соседнюю Венгрию и обосновались в Будапеште. Но вскоре нацисты завоевали и эту страну, где сразу же начались гонения на еврейское население; всех евреев обязали носить на одежде желтую звезду. Мои родители понимали, что, как и в Чехословакии, за таким указом последует концентрация евреев в гетто, а затем и депортация. Поэтому они решили скрывать свою национальность;
к тому же им удалось достать подложные документы. К этому времени в войне наметился перевес в пользу союзников, и родители надеялись, что им не очень долго придется выносить этот обман.
В это время мы соблюдали заповеди Торы до мельчайших деталей. Как старшему из детей мне сказали, что я еврей, остальных же оставили в неведении, опасаясь, что они нечаянно проговорятся. Хорошо помню, каким негодованием я был охвачен, живя как нееврей в оккупированной нацистами Европе, прекрасно зная, что я — еврей. Этот горький опыт произвел на меня невероятно глубокое впечатление.
Нацисты все-таки узнали, что мы евреи: мои бабушка и дедушка, тетки и мать были отправлены в Аушвиц, а отец и дядя — в трудовой лагерь. Дети — три моих младших брата и я — нашли убежище в венгерских семьях.
В это время моя мать была на последнем месяце беременности, и ее шанс выжить практически равнялся нулю. Мои дедушка, бабушка и тетки, депортированные вместе с ней, погибли. А мать вынесла дорогу до Аушвица, родила там, хотя ребенку не суждено было уцелеть, и воссоединилась с семьей после войны.
Дорогой читатель! Рассказывая об этом, я сознаю, насколько трудно описать даже крупицу чудес, совершавшихся во время Катастрофы. Я описываю подлинные горестные события предельно кратко, с соответствующей скорбью.
Под грозной тенью нацизма, когда человеческая жизнь не стоила и гроша, а смерть всегда была рядом, кто мог даже думать о том, чтобы дать жизнь ребенку. Однако позиция моих родителей была твердой: "Мы — евреи. Мы делаем то, что должны сделать, и пусть Ашем делает то, что должен сделать Он". Кто тогда мог поверить, что три брата, я, мои родители — все мы уцелеем и вновь обретем друг друга. А сегодня все мы, в том числе и пятеро детей, родившихся после войны, живем полноценной еврейской жизнью, радуясь детям и внукам.
Это само по себе — величайший урок. Мы, евреи, должны всегда, в любых условиях, жить с верой и делать то, что нам предначертано. Нам нет нужды заниматься сложными вычислениями. Миром правит Создатель.
...Итак, несмотря на все усилия, мы были разлучены друг с другом. Моему отцу, помещенному в трудовой лагерь, удалось бежать, что само по себе было чудом. Рискуя жизнью, он вернулся в кишащий нацистами Будапешт, чтобы попытаться найти своих детей. И здесь Б-г не оставил его. Вскоре мы опять были все вместе и несколько месяцев прятались в разных местах. Однако незадолго до окончания войны, когда русские уже бомбили город, а наши желудки сводило от голода, мы были вынуждены покинуть относительно безопасное укрытие и отправились в городское убежище, расположенное в подвале.
Как правило, в таких убежищах жили только мужчины-старики и женщины-нееврейки. Молодые были на фронте. Мой отец не мог последовать их примеру, так как пятеро маленьких детей полностью зависели от него.
В подвале, где было около трехсот кроватей, мы прожили много дней, но мой отец ни разу за это время не пренебрег наложением тфилин. Он делал это на кровати под покрывалом так, чтобы никто не видел, и часто я молился вместе с ним. Однажды, когда отец молился' под покрывалом с возложенными тфилин, кто-то донес властям, что в подвале прячется мужчина. Два агента гестапо
ворвались в убежище и подошли к нашей кровати, где лежал отец. Его сестра, которая присоединилась к нам, мгновенно оценив опасность, посадила нас, маленьких детей, на кровать. Я сидел как раз на отцовских ногах.
Нацист посмотрел мне в глаза и сказал: "Малыш, мне кажется, ты выглядишь очень подозрительно". А я сидел не двигаясь, охваченный ужасом, прекрасно сознавая, что нас ждет, если отца обнаружат. И снова рука Ашема спасла нас: агенты гестапо ушли, не заглянув под покрывало.
Помню еще один случай, хотя моему отцу тогда не так повезло. Снаружи разорвалась бомба, многие были убиты или ранены. Остальные, в их числе мой отец, бросились на помощь пострадавшим. Но пока они бежали вверх по лестнице, взорвалась другая бомба, сбросившая отца вниз. Он был тяжело ранен и тут же потерял сознание. Придя в себя, он решил, что конец его близок. Он подозвал меня, крепко прижал к себе и произнес слова, навсегда запавшие в мою душу, хотя тогда мне было всего шесть лет. "Думаю, долго не проживу, — сказал он. — Твоя мать в Аушвице. Вряд ли она уцелеет. Ты — старший из наших детей. Остальные даже не знают, что они евреи. Запомни, что настоящие имена твоих братьев: Ицхак, Цви, Аба Хия и Ехиэль. Ты должен сделать так, чтобы они выросли, соблюдая и исполняя законы Торы. Помни, мы — евреи. Твой долг выжить. Запомни навсегда, что я тебе сказал".
Слава Б-гу, мой отец и мать до сих пор живы, пусть Ашем сделает так, чтобы они были здоровы до 120 лет.
Чудо за чудом. И чудеса продолжались ежедневно, до самого конца войны. Мог кто-нибудь, пройдя через то, что испытали мы, не увидеть в своей судьбе руки Провидения?
ЭМИГРАЦИЯ В СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ
После окончания войны Ашем в Своем милосердии (да, это милосердие, и моя книга докажет это) уготовил нам •новые испытания.
В 1949 году мы приехали в Израиль, где мои родители намеревались поселиться навсегда. Меня сразу смутил рез
кий контраст с виденным ранее. В самых невероятных условиях мои родители жертвовали всем, сохраняя приверженность иудаизму, соблюдая все заповеди. И как же отличались от них тысячи и тысячи евреев, приехавших сюда со всего мира, особенно выходцы из Йемена и Марокко! Здесь, в Святой Земле, они отказывались следовать Торе! Впервые я видел евреев, которые не только не соблюдали заповеди Торы, но и подвергали активным нападкам ее принципы, критиковали тех евреев, которые оставались верны традициям отцов.
Должен сказать, что внутреннее смятение, которое я пережил подростком от 11 до 16 лет, было ужасным. Тогда многие молодые евреи вставали на греховный путь отказа от веры наших предков. Незабываемый случай произошел, когда я был в ешиве.
В одном классе со мной учился мальчик-сирота, чудом уцелевший в лагере смерти. И вдруг, в один прекрасный день, объявился его отец, которого считали погибшим. После войны он жил в Париже, где открыто объявил себя коммунистом и атеистом. Он увез сына с собой, и я помню, как прощался со своим другом, понимая, что отныне он потерян для меня навсегда. Меня охватило горькое чувство утраты: я снова пережил Катастрофу, на этот раз — духовную.
В АМЕРИКЕ
После войны мои родители дали жизнь еще пятерым детям. В 1950 году у них родилась дочь, которая через год заболела полиомиелитом. В то время Америка была единственным местом, где она могла получить необходимое лечение. Отец повез девочку в Америку и жил с ней там два года, а моя мать одна растила детей. Но моей маленькой сестренке было необходимо продолжать лечение, и поскольку выбора не было, нам всем тоже пришлось переехать в Соединенные Штаты.
После Катастрофы в Европе, суматохи и смятения Израиля мы оказались в духовной пустыне Америки. Родители отправили меня в ешиву, где я был изолирован от вредных влияний; более того, в течение двух лет, которые я провел в ешиве "Нитра" в Маунт Киско в Нью-Йорке, мне посчастливилось обучаться у двух выдающихся знатоков Торы. Первым был раби Яаков Хорнштейн, благословенна память праведника, широко известный во всем мире своей способностью проникать в суть наиболее сложных понятий Гемары и объяснять их с предельной ясностью. В дальнейшем я смог применять его ясный аналитический подход ко всем на свете проблемам.
Моим другим учителем был основатель ешивы, один из величайших светил нашего времени, раби Михоэл Дов Вейсмандель, благословенна память праведника. У раби Вейсманделя личный опыт Катастрофы был особенно трагичным. Уже посаженный в вагон для перевозки скота, обреченный на неминуемую смерть, он умудрился, используя стальную проволоку, сломать железную решетку на маленьком окне и выпрыгнуть на полном ходу. А поезд, где в другом вагоне находилась вся его семья, продолжал свой путь в лагерь смерти; впоследствии все они были уничтожены там, в газовой камере.
Раби Вейсмандель бежал, не просто спасая свою жизнь, он хотел разоблачить зверства нацистов перед всем миром, надеясь, что рельсы, по которым составы везут обреченных людей в лагеря смерти, разбомбят или будет найден какой-то другой способ спасения жизни узников. Он рассылал письма во все концы, пытался воздействовать на общественное мнение разными способами, но мир хранил молчание .
Раби Вейсмандель поселился в Америке, разбитый, но все же сознающий уникальность своего спасения и полный решимости продолжить жить дальше. В течение двух лет, проведенных в его ешиве, я полностью был под его влиянием. Каждое его слово находило отклик в моей душе. Он часто выступал публично и, рассказывая о пережитом, нередко не мог сдержать слез. Слушатели чувствовали его великое горе.