Концепция развития социального служения русской православной церкви 9 основные характеристики групп 15 (стр. 1 из 64)

Когда окончилась смута 90-х, казалось, наступила долгожданная стабильность, предвещавшая начало давно ожидаемого поступательного развития. Так оно и произошло, но одновременно, подспудно, далеко не сразу, стало приходить понимание одного невероятного факта. Почему не сразу - потому что экономическое развитие на время заняло умы, от вдруг появившегося предложения запестрило в глазах, а так же вдруг появившиеся в руках деньги родили спрос. Весёлое потребление стало очень быстро походить на западные образцы, занимать умы и души, а стратеги спорили о том, как дальше будет лучше – просто очень лучше или совсем лучше.

Вот тогда-то несколько лучших умов страны объявили о свершившемся факте, но их никто не услышал, потому что стало вдруг не до них (хотя и до этого было не до них). Разразился всемирный кризис и в одночасье не токмо мы здесь, но и они там вдруг поняли, что так жить нельзя – кончается очень плохо. А как можно? И выяснилось, что если так нельзя, то как – никто толком не знает. Предложения – от государственного капитализма в отдельно взятой Франции до инноваций в отдельно взятой деревне выглядят не очень убедительно, как и иные предложения, поступавшие от многих светлых голов в период экономической паники. Но вот кризис стал отступать, кривые индексов поползли вверх и все стали успокаиваться, решив, что и эта жизнь неплоха, если только поставить к ней несколько подпорок – вот тут, там, да еще вот здесь. Отошедши, глянули – сойдет. На авось.

Да, а что же с фактом-то делать? И что он собой являет, наконец. А вот что – задолго до поразившего всех кризиса, в стране совсем незаметно для общественности, всю нашу жизнь поразил кризис иной. Кризис национальной культуры, кризис беспочвенности.

За все века существования русского мира мы, далеко не в первой попытке догнать западную цивилизацию, внезапно и впервые оказались в ситуации культурного вакуума.

Здесь уместно вспомнить слова В.С. Непомнящего: «Надо определиться с отношениями цивилизации и культуры. Культура, если это не поп-культура, есть по преимуществу труд - как для создающего, так и для воспринимающего; и создание цивилизации - также труд в смысле, как процесс культуры. А вот пользоваться плодами цивилизации, «воспринимать» их - уже не труд, а чистое потребление. Культура призывает человека сделать себя лучше, цивилизация - себе лучше. И если культура - порождающая цивилизацию - не возглавляет ее, а ей подпевает, то и та и другая обречены на вырождение…

Проблема цивилизации в проявлении могущества и самонадеянности человека, стремящегося весь мир приспособить к своим целям, нуждам, удобствам и прихотям. В «идеале» мы стремимся к тому, чтобы из природы, из мира, из Творения сделать тряпку для вытирания ног». («Эксперт», 2007, «Поэт, царь и мы»).

Надобно также понимать, что основой русской национальной культуры всегда было восприятие России как подножие престола Господня – Святая Русь, отсюда особое отношение к правде – как утверждению Божьей правды в мире, к красоте русской земли – как к красоте Божественной, одухотворенной, к состраданию – как к любви к ближнему в делах милосердия и добра, необходимого для нравственного обустройства национального общежития.

В этом заключена культурная топика русского мира, как говорил А.М. Панченко, который считал, что именно в культурной топике выражается народная душа и что насилие над этим стремлением к гармонии означает потерю народом своей самости и нравственных сил к созиданию и развитию. Величие русской цивилизации как раз и заключалось в том, что она создавала культурное пространство, которое и становилось основой народной жизни, выражалось в нравственных ценностях и бытовом укладе, в культурной открытости миру и, как следствие – в цивилизационном развитии.

Образцы и символы этого пространства были призваны создавать в человеке Человека, это был путь к Гармонии, через средства культуры, искусства и самой ткани жизни, окружающей человека. Мы формируем вокруг себя мир не через экономику или политику, а через культурное пространство, которое есть нравственный поиск Идеала.

Даже в самые, казалось, засушливые годы «социалистического реализма» были созданы такие знаковые образы этой культурной топики, которые сегодня видятся вершинами нравственных усилий – по сравнению с убогим фарсом постмодерна дня нынешнего.

Не сказать, чтобы эту катастрофу совсем уж не чувствовали политические лидеры новой России. Нет, некоторое понимание того, что не ВВП единым жив человек, было, и выразилось это в стремлении как-то начать развивать гражданское общество и его институты. Но и здесь понимание этого общества оказалось совсем не в традициях национальной культуры. Фактически была выбрана западная модель развития гражданского жизнеустройства, основанного на нормах закона и правах человека. Запад давно перешел на систему, в основе которой лежит система права и общественного договора – это наследие Римской цивилизации. Именно поэтому в Конституции Европы отсутствует понятие «христианства», оно заменено мировоззрением чистого разума.

Иной ответ дает Византийская цивилизация, к которой принадлежит русский мир. Да, говорим мы, устроение общества на основе права и закона необходимо, но выше права стоит закон совести, выше гражданского общества – духовная община. Любая форма правления, основанная не на Слове Божьем, а единственно на воле человека, обречена. Мы можем принять разум Запада, нам внятно гражданское общество, но мы также обязаны дополнить его нравственным законом глубокой просвещенной веры. Выше знания права мы ставим слышание правды.

Но как же нам теперь выйти из ситуации культурного кризиса? Что надобно делать? Ответ один:

Надо создавать общественную среду, культурное пространство, наполненное нравственным смыслом. Никакой другой смысл не в силах оживить природу русской души.

А как воссоздать ту атмосферу общественной живой ткани, той нравственной национальной среды, в которой единственно могут проявиться творческие начала? Здесь стоит обратиться к имеющимся на сегодня социальным институтам и оценить их возможную степень участия в этом процессе национального возрождения.

А, обратившись, уместно будет вспомнить, что на протяжении всего последнего десятилетия по уровню доверия среди населения Русская Православная Церковь фактически не имела конкурентов (институт Президента не в счет, поскольку выражается он не социальной организацией, а личностью). Причина этого отношения понятна – Церковь единственная, кто говорила и говорит о нравственной стороне жизни человека в себе и в обществе, где слова «совесть», «долг», честь», по подсчетам лингвистов, практически исчезли из публичного обращения. Авторитет Русской Православной Церкви стоит на прочном фундаменте. Даже для не церковного человека этот фундамент есть тысячелетняя история национального служения, сохранение традиций и веры в 20-м веке и, несомненно, Великое возрождение в новой российской государственности.

Логично, что именно Церковь начала активное социальное служение в российском обществе и, еще задолго до обнародования «Социальной концепции», в ее попечении были тысячи больниц, детских домов, домов престарелых, пенитенциарных учреждений и иных организаций и групп нуждающихся. Иными словами, незаметно и неустанно Церковь возрождала в обществе традиции милосердия и сострадания, то есть именно те основы социального служения, которые создают в обществе нравственную атмосферу.

Одновременно при храмах стали возникать группы прихожан, которые, по благословению священника храма и по личному усердию, начали возрождать низовые инициативы социальной помощи нуждающимся и неимущим. Вот эти первые ростки частных усилий и стали самым важным, самым главным шагом страны в её новой самостоятельности. Ни либеральные реформы начала 90-х, ни политическая стабилизация конца 90-х, ни экономический рост первой половины нулевых – нет, именно вот эти первые незаметные вовсе начинания стали возвращать нас к истокам, незаметно очеловечивать омертвелое общественное сознание.