Смекни!
smekni.com

«Международное отношение: Экономика» (стр. 3 из 4)

Язык этой надписи занимает промежуточное положение между пушту и памирскими языками — мунджанским и йидга, с одной стороны, и согдийским, хорезмийским и парфянским,— с другой. Проницательности выдающегося ираниста В. Б. Хеннинга мы обязаны определением, что язык надписи и является бактрийским языком, до последнего времени практически совершенно неизвестным (надписи на кушанских монетах, геммах и керамике не давали возможности из-за краткости дать его характеристику). По своей грамматической структуре бактрий-ский язык дальше, чем другие восточноиранекие языки, отошел от древ­него типа.

По мнению лингвистов, в надписях из Сурх-Котала, а также в индийских (кушанского времени) сохранились лишь некоторые термины первоначального сакского диалекта кушан. Можно представить, что кушаны на территории Бактрии смешались с бактрийцами, были в какой-то степени ассимилированы ими и во всяком случае для письменной речи употребляли бактрийский язык, хотя с большим количеством за­имствований из других иранских и индийских языков. В надписях на кушанских монетах представлена та же письменность и тот же бактрийский язык.

Для письма применялось, по крайней мере, со времени Канишки, греческое письмо. К 24 знакам греческого алфавита был добавлен еще один; на практике, однако, употреблялось меньшее число буквенных знаков. Кушанское, или, точнее, бактрийское, письмо характеризуется сочетанием остроугольной, квадратной и округлых форм большинства знаков. Позже развивается полукурсивность.

Таким образом, вслед за согдийским, парфянским и хорезмийским языками науке стал известен и бактрийский язык. Большая сурхкотальская надпись является вместе с тем первым литературным памят­ником на бактрийском языке. По своему жанру она сходна с ахеме-нидскими и сасанидскими надписями. Однако в отличие от царских надписей в сурхкотальской надписи славословия почти полностью отсутствуют. Это особенно четко проявляется при сопоставлении с надписью Дария в Сузах (DSf), которая также посвящена строительству. Однако треть (!) ее занимает славословие Ахура-Мазде и царю. Сурх-котальская же надпись имеет строго деловой характер. Она дает последовательное изложение событий и их мотивацию. Перед нами краткая летопись событий, образец деловой прозы.

На юге Средней Азии открыто немало (правда, небольших) бактрийских надписей. Так, в самом Душанбе найден погребальный хум с краткой (одно слово) надписью; из Дашт-и Джума происходит бронзовый колокольчик с надписью, состоящей из 17 знаков (может быть, это просто буквы, нанесенные неграмотным мастером). В Термезе, в монастыре Кара-тепе, найдено несколько бактрийских надписей на черепках, в том числе билингвы; надписи,

процарапанные на стенах. В Хорезме, на Топрак-кале, обнаружены памятники хорезмийской письменности, работа над расшифровкой которых ведется.

Религиозные верования

Религиозные верования в кушанское время отличались значительной сложностью. Основная часть среднеазиатского населения по-прежнему придерживалась зороастризма. Так, у согдийцев, как явствует из их личных имен (свыше 20), встречающихся в «старых согдийских письмах», население в основном придерживалось зороастризма. Эти имена восходят к именам древнеиранских божеств, вошедших в среднеазиатско – зороастрийский пантеон. При этом «согдийский» зороастризм имел определенную специфику. Следует отметить, что одно из высших

мест в согдийском пантеоне занимала богиня Нана[и]. Автор письма № 2 и адресат этого письма, живущий в Самарканде, носят имена, в соста­ве которых слово «нана[и]». Это женское божество месопотамского происхождения, где оно было известно еще в шумерскую эпоху. Затем оно появляется в Ассирии, позже — в Иране, а в римское время распро­страняется от Египта и Греции на западе до Парфии, Кушан и Согда на востоке. Возможно, в Средней Азии культ Нана[и] переплетался с культом Анахиты.

У согдийцев Восточного Туркестана, как, очевидно, и собственно Согда, были храмы — «вагн». Большую роль в жизни согдийского общества играли жрецы — «вагнпаты».

Для бактрийского зороастризма известные данные можно также получить, анализируя изображения божеств на кушанских монетах. Здесь в специфическом бактрийском написании встречаются имена: Оромоздо – Ахура-Мазды, Михро — Митры, Мао – Маха (божество луны), Фарро — Фарна (божество обилия и царского счастья, судьбы), Орлагно — Взрэтрагны (божество победы), Нана — Нанаи (божество плодородия) и др. Встречаются и местные, специфические бактрийские обозначения, например Охшо, или Оахшо. Несомненно, это слово происходит из древнеиранского «вахшу». В авестийском «вахш» — «ска­занное слово» (технический термин), в согдийском оно связано со зна­чением «логос». В среднеиранских языках оно употреблялось в значе­нии «дух», который иногда связан с «текущей водой». В индийских источниках словом «вахшу» обозначается Амударья, которую греки знали под сходным названием Оксус. В надписи на резном камне из Калькуттского музея можно видеть религиозную формулу: «Вахш, единственный бог».

Представление о «вахше» как о божестве сохранилось в Средней Азии до средневековья. В начале XI в. Бируни сообщал о том, что у хорезмийцев есть праздник «вахшангам», и добавлял: «Вахш – имя ан­гела, поставленного [наблюдать] над водами, в частности над рекой Джейхун». В эпоху развитого средневековья и в наше время старое название Амударьи сохранилось лишь за одним из притоков Пянджа — Амударьи, а именно, за рекой Вахш. Но это свидетельствует, что именно здесь, на юге Таджикистана, особенно прочно укоренились ве­рования в духа — покровителя речных вод Оашхо. Представление о храме бактрийцев дает раскопанный французской экспедицией в Афганистане храм в Сурх-Котале. На высоком холме, куда ведет парадная трехмаршевая лестница, на возвышении, выпол­ненном из кирпича и укрепленном по сторонам каменными плитами с пилястрами, располагался главный храм. Он был прямоугольный (35X27 м), более широкий по фасаду, чем в глубину, состоял из квадратного центрального помещения, с боковых -сторон и сзади окруженного коридором. С фасадной стороны в храм вели три прохода: широкий — в центральную часть, узкие, расположенные по сторонам от него,— в коридор. В середине центрального помещения стояла квад­ратная каменная плат-форма, с колоннами по углам. Три ступени (у задней стороны) вели на платформу. Стены этого помещения были украшены пилястрами. Пространство вокруг храма было окружено стеной крепостного типа – снаружи она имела прямоугольные башни. Внутри же, вдоль стены, шел колонный портик, а в плоскость стены были углублены ниши, в которых когда-то находились крупные, ярко окрашенные скульптуры из глины (большинство из них рассыпалось). Позже, между основанием возвышения и стеной двора, а также снаружи, вплот­ную к стене, были построены два небольших храма, у которых также было центральное квадратное помещение и окружающие его (но с че­тырех сторон) коридоры. В центральном помещении одного из этих храмов находилось ступенчатое возвышение, сделанное из сырцового шрпича. Стены его были украшены по углам и в середине пилястрами, между ними находились вырезанные в глине рельефы (изображения птиц). На верхней поверхности возвышения — сильно обожженное углубление, заполненное чистой золой. Это — алтарь огня. Строго говоря, это еще не может служить доказательством, что и главный храм был храмом огня. Высказывалось мнение, что он является династическим храмом. Исследователь этого храма Д. Шлюмберже считает, что храм мог сочетать обе функции — быть династическим храмом и одновременно храмом огня, и называет сурхкотальский храм «царским кушанским храмом огня».

В одной из сурхкотальских надписей есть слово «Баголагго» — «святилище»,— по-видимому, так назывался храм; это название перешло в наименование ближайшего района и населенного пункта (Баглан).

Наряду с зороастризмом получают распространение и другие рели­гии. Как известно, в кушанской Средней Азии был распространен буд­дизм. Вполне вероятно, что сведения о буддизме проникают в Сред­нюю Азию за несколько столетий до этого, может быть при Ахменидах, но конкретные данные о распространении в Средней Азии буддиз­ма относятся к значительно более позднему времени. Буддизм проник в Среднюю Азию через Афганистан. Его распространение, судя по всей совокупности имеющихся данных, шло несколькими (по крайней мере, двумя) путями: западными — на Мерв (в восточные области Парфии), восточными — на Термез (в Бактрию).

Цейлонская хроника сообщает о прибытии на Цейлон в первой четверти I в. до н. э. на одно буддийское празднество некоего мудре­ца по имени Махадева. Этот мудрец приехал, скорее всего, не из самой Парфии, а из какого-то окраинного владения. Вскоре после этого буд­дизм проникает и в область Мерва. Имеются данные, что в 148 г. при­был в Лоян и начал работу над переводами буддийских текстов на ки­тайский язык Ань Ши-гао, судя по его имени, происходивший из стра­ны Ань — Парфии. Именно ему и его ученикам Китай обязан знакомст­вом с буддизмом. Более того, Ань Ши-гао был крупным ученым, и че­рез него китайцы получили сведения о научных представлениях народов Средней Азии.

Для Бактрии мы располагаем значительным количеством сведений. Известно имя знаменитого буддийского проповедника Гхошака, урожен­ца Тохаристана. Из Термеза происходил буддийский богослов Дхарма-митра. Буддийские проповедники достигли области Чача, где возводи­лись буддийские сооружения.

В Средней Азии была распространена буддийская школа Вайбха-шика, в учении которой было немало материалистических моментов; в их теории познания содержались элементы диалектики. Как указы­вал Ф. Энгельс: «Диалектическое мышление – именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий, - возможно только для человека, да и для последнего лишь на сравни­тельно высокой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего полного развития только значительно позже, в новейшей философии»