В примере в начале статьи мы вначале попросили эксперта по веществу P предположить точное значение силы радиосигнала, который приведет к взрыву P, и только затем попросили оценить верхние и нижние границы для этого параметра. Этот метод опроса заставляет людей подстраивать свой ответ о верхней и нижней границе к изначальной оценке, до тех пор, пока они не достигают значений, которые звучат невероятно и прекращают подстройку. Это приводит к недооценке и слишком узким границам интервала уверенности.
После статьи Тверского и Канемана 1974 года стало накапливаться все больше свидетельств широкого круга эффектов якорения и псевдо-якорения. Якорение происходило, даже когда якорь давал абсолютно невероятный ответ на вопрос, например, при опросе студентов относительно года первого визита Эйнштейна в США, после рассмотрения якорей 1215 или 1992. Эти недостоверные якоря создавали эффект якорения такой же силы, как и более достоверные якоря, такие как 1905 и 1939 (Strack and Mussweiler 1997).
Допустим, вы идете по супермаркету и видите стойку с банками консервированной томатной пасты с надписью: «Только 12 штук в руки». Заставляет ли это людей на самом деле покупать больше томатной пасты? Согласно экспериментальным данным, заставляет (Wansink et al. 1998).
Более общая форма этого феномена стала известна как эффект наложения (contamination effect), поскольку оказалось, что почти любая информация может повлиять на интеллектуальное суждение (Chapman and Johnson, 2002). Предпринимались попытки ослабить эффект наложения путем выплаты испытуемым вознаграждения за правильные ответы (Tversky and Kahneman 1974), инструктирования испытуемых о необходимости избежать якорения изначальным показателем (Quattrone et al. 1981) или же обращения испытуемых к проблемам реального мира (Wansink et al. 1998). Эти действия не уменьшили или уменьшили только в незначительной степени интенсивность эффектов якорения и наложения. Более того, субъекты, спрошенные о том, были ли они подвергнуты действию эффекта наложения, обычно не верили, что он на них повлиял, хотя эксперименты показывали обратное (Wilson et al. 1996).
Действия, существенно увеличивающие эффект наложения это действия, помещающие субъектов в интеллектуально трудные условия, такие, как непрерывное прослушивание последовательности слов в процессе работы (Gilbert et al. 1988) или требование от субъектов быстрых ответов (Gilbert and Osborne 1989). Гилберт и его коллеги (Gilbert et al. 1988) связывают это с тем, что дополнительная задача влияет на способность отстроиться от якоря; иначе говоря, в интеллектуально загруженных условиях происходит меньшая корректировка. Этот эффект уменьшения корректировки, а значит, увеличения недокорректировки, известен как якорение.
Суммируем: явно нерелевантная информация по-прежнему якорит суждения и накладывается на догадки. Когда люди начинают с информации, про которую заранее известно, что она нерелевантная, они производят подстройку, пока не достигают убедительно звучащего ответа. Обычно они подстраиваются недостаточно, останавливаясь раньше, чем достигают правильного ответа. И чем выше интеллектуальная нагрузка и другие воздействия, тем раньше они останавливаются. Это делает проблему еще более серьезной. Люди отрицают, что были заякорены, даже когда эксперименты показывают это. Эти эффекты не ослабляются или ослабляются незначительно при финансовом вознаграждении, при явных инструкциях избегать наложения и в ситуациях из реальной жизни.
А теперь вспомните, сколько историй из лент новостей об искусственном интеллекте ссылаются на фильмы о Терминаторе, как если бы они были документальными, и как много статей в СМИ о взаимодействии мозга и компьютера упоминают расу Борг из кинофильма «Звездный путь».
Если даже короткая демонстрация якоря оказывает существенное воздействие на испытуемых, насколько больший эффект мы можем ожидать от чтения целой книги или просмотра остросюжетного телевизионного шоу? Во времена предков не было фильмов — все, что вы видели своими глазами, было правдой. Людям следует осознавать, в той мере, в какой осознанные мысли принимаются в расчет, что фантастика есть фантастика. Журналистские упоминания о «Терминаторе» обычно не рассматривают сценарий Камерона в качестве пророчества или установленной правды. Вместо этого репортер как бы считает видения Камерона чем-то, что уже однажды имело место в прошлом и вполне может случиться вновь — фильм вспоминается, как если бы он был иллюстрирующим историческим случаем. Я называю эту смесь якорения и доступности для восприятия логической ошибкой генерализации на основании художественного вымысла.
(Похожей концепцией является систематическая ошибка «хорошей истории», предложенная Бостромом (Bostrom 2001)). Художественные свидетельства часто состоят из «хороших историй» в бостромском смысле. При этом не всегда «хорошие истории» подают как художественный вымысел.
Рассказчики историй соблюдают строгие правила повествовательности, не имеющие отношения к реальности. Драматическая логика — это не логика. Вдохновленные писатели знают, что одной правды мало: нельзя заставить поверить в невероятное событие из вашего произведения путем цитирования примеров из реальной жизни. Хорошая история раскрашена яркими деталями, расцвечена цветущими метафорами; рассказчик историй должен быть конкретным, твердым и точным, как камень. Но в предвидении будущего каждая добавленная деталь является дополнительной нагрузкой! Правда — это тяжелая работа, и — не для рассказчиков историй. Мы должны избегать не только одурачивания фантастикой в виде нашей неспособности совершить ментальное усилие, чтобы разувериться в ней, но также того, чтобы фантастика наложилась на наше мышление и стала точкой отсчета для наших суждений. И мы должны осознавать, что мы не всегда осознаем это наложение. В дискуссиях о глобальных рисках отнюдь не необыкновенны категории, выборы, последствия и стратегии, пришедшие из фильмов, книг и телевизионных шоу. Бывают изысканные поражения, но это — откровенная капитуляция.
Рассуждения, обусловленные аффектом, возникают, когда субъективные представления о хорошем и плохом выступают в качестве метода рассуждений и способны порождать быстрые, основанные на непосредственном восприятии, суждения, а также систематические ошибки.
В исследовании Словица (Slovic 2002) две группы испытуемых рассматривали такой сценарий: аэропорт должен решить, следует ли ему потратить деньги на новое оборудование, или на другие аспекты системы безопасности. Шкала ответов ранжирована от 0 (никакой поддержки) до 20 (очень сильная поддержка). Оказалось, что мероприятие, описанное как «Спасти 150 жизней» получило среднюю поддержку 10,4, в то время как мероприятие, описанное как «Спасти 98% от 150 жизней» имело среднюю поддержку в 13,6. Даже предложение «спасти 85% от 150 жизней» имело бóльшую поддержку, чем «спасение 150 жизней». Гипотеза, лежащая в основе этого эксперимента, состояла в том, что «спасение 150 жизней» звучит довольно расплывчато и потому имеет небольшую ценность, в то время как спасение 98% чего-нибудь это очень хорошо, потому что это очень близко к верхней границе процентной шкалы.
Файнакэйн (Finucane 2000) исследовал, объединяют ли люди свои оценки возможных преимуществ от некой технологии, такой как, например, ядерная энергетика, со своими оценками возможных рисков в едином хорошем или плохом ощущении по поводу этой технологии. Он тестировал эту гипотезу, предлагая испытуемым четыре разных сообщения, которые должны были увеличить или ослабить воспринимаемые риски и преимущества. Не было никакой логической связи между предоставленной информацией о рисках и о преимуществах. В каждом случае новая информация оказывала противоположный эффект на эмоционально противоположную характеристику. Информация, которая увеличивала восприятие риска, ослабляла восприятие преимуществ. Информация, которая ослабляла восприятие преимуществ, увеличивала восприятие рисков. Файнакэйн обнаружил, что нехватка времени обычно усиливает отрицательную взаимосвязь между воспринимаемыми рисками и воспринимаемыми преимуществами — предположительно потому, что эта нехватка усиливает преобладание эмоциональных моделей рассуждений над аналитическим анализом.
Ганзач (Ganzach 2001) обнаружил тот же эффект в царстве финансов: аналитики делают прогнозы рисков и доходов незнакомых активов на основании в целом эмоционального отношения. Акции, воспринимавшиеся как «хорошие», были определены как имеющие низкий риск и высокий доход; акции, воспринимавшиеся как «плохие», определялись как имеющие низкий доход и высокий риск. Таким образом, для незнакомых акций, воспринимаемый риск и воспринимаемый доход имели отрицательную корреляцию, в соответствии с эмоциональной логикой. (Отметьте, что в этом эксперименте нехватка информации играет ту же роль, что занятость ума или нехватка времени в усилении эффекта эмоциональной логики.) Для знакомых акций воспринимаемый риск и воспринимаемый доход имели позитивную корреляцию, как это и предсказывается в норме экономической теорией. (Если акции безопасны, покупатель платит премию за их безопасность, и они являются более дорогими, что уменьшает ожидаемый доход.)