13. Человек определяется творчеством, творчеством не произведений искусств и теоретических концепций, а творчеством нового мира и человека. Человек — самотворящее существо. Человек не есть данное природой, а есть созданное в собственном творческом процессе. Смысл и цель всякого творчества — творчество человека.
14. Проективный Идеал Человека-Бога — Высшая метафизическая Основа проективной философии в целом. Антропология проективной философии — основа ее онтологии, гносеологии и космологии. Человека можно мыслить только в перспективе проективного Идеала Человека-Бога.
Проективный Идеал Человека-Бога включает:
Всемогущество-Всезнание человека.
Единство Всеблагости и Всесовершенства человека — высшее воплощение Истины в единстве Добра и Красоты.
15. Творческий проективный характер этики. Этические принципы, ценности, императивы не мыслятся вне связи с реализацией Вселенского Идеала, и их творчество восходит к видению этого Идеала.
16. Этикоцентрическая целостность проективного мировоззрения. В проективном мировоззрении идея и реализация Абсолютно Должного всегда и безусловно главенствует над всяким познанием и всякой деятельностью. Это означает безусловный примат этического над любой сферой человеческой деятельности и любой сферой знания. Проективная метафизика есть метафизика этическая. В проективной философии Абсолютно Должное есть не отвлеченные идеи и принципы, а целостный Вселенский Идеал. Поэтому проективная этика целообразует всю человеческую жизнь, возводит все ее сферы и частности к целостному Абсолютному Идеалу, в котором все способности человека должны обретать наиполнейшее единство, реализацию, совершенство и всемогущество.
17. Исключительная ценность творчески трудового. В проективной аксиологии непосредственную ценность может иметь только то, что создано творческим трудом. Один из важнейших этических императивов, завещанный Н. Ф. Фёдоровым: все даровое сделать трудовым. Природно-данное может иметь ценность только опосредованную: как материал для реализации созданного творческим трудом. Нетворческий, рутинный труд может также иметь ценность только опосредованную: как распространяющий, применяющий созданное творческим трудом или как создающий условия для применения творческого труда. Нетворческий труд связан с приспособлением к небытийственному, рутинному состоянию мира. Истинное освобождение труда есть освобождение творческого труда от нетворческого труда.
18. Проективное мировоззрение предполагает культуру, ценностно-ориентированную на будущее, ибо будущее есть пространство созидания. Это определение относится к целостному характеру культуры. Культуре, полагающей полноту Истины вне эволюционного процесса, естественно смотреть в прошлое. Ибо настоящее всегда нигилистично, а вечные, вневременные ценностные образцы должны обладать весомой реальностью. Нигилистическое мировоззрение пытается основывать культуру на настоящем. Проективная философия предполагает прометеевскую культуру, похищающую Вечный Огонь у мнимых богов прошлого и передающую его человеку, то есть, его законному владельцу.
Метафизика Канта есть первый шаг к новой истине о свободе и человеке. Революция Канта заложила начало принципиально новому пониманию свободы. И это новое понимание свободы утверждает основу нового метафизического знания — метафизики свободы.
В противоположность старой метафизики, в которой основополагающий принцип в отношении свободы по-существу есть «познайте истину и истина сделает вас свободными», метафизика свободы утверждает свободу началом Истины: «должно стать свободным, чтобы обрести Истину». В новой метафизике нет ничего изначальнее свободы, и Истина может раскрыться и необходимо раскрывается только в свободе. Акт свободы первичен по отношению к Добру, к Истине.
Истина раскрывается не в объективированном порядке, а в порядке свободы. Этому ложному порядку мира сего противостоит не какой-либо высший, но также объективированный, порядок высшего иного мира, а порядок свободы — порядок Должного, утверждаемый свободной творческой волей человека. Не некая, уже существующая, Истина освобождает человека, а человек, освобождаясь, становится Истиной.
Главное завоевание метафизики свободы — то, что она, в отличие от старой метафизики, придает метафизический, сакральный статус свободе, вводит ее в трансцендентные, предельные и запредельные, основания реальности.
Кант отверг метафизику объективированной, независимой от человека истины, Кант отверг метафизику сущего и основал новую истинную метафизику – метафизику должного – этическую метафизику сверхчувственного мира.
Идеей автономности доброй воли, различением порядка природы и порядка свободы Кант проложил путь к созданию новой метафизике, основанной на истинно трансцендентном, истинно метафизическом, незыблемом основании – свободе личности.
Кант проложил путь к истинно-идеальным основаниям познания и мира в противоположность ложно-идеальным платоновским основаниям. Ибо сущность идеального — идеал — то, что должно быть, а не то, что есть. Собственно, ложь идеализма — в смешении сущего с должным. И это грех перед должным, а не перед сущим.
Самое глубокое, что было сказано о Канте, сказано Н. А. Бердяевым в его книге «Опыт эсхатологической метафизики»:
«Кант не только хочет обосновать науку и мораль, как обычно думают, он имеет метафизический интерес, он хочет отстоять свободу, хочет увидеть в ней сущность мира. Вещь в себе есть непознаваемый x лишь со стороны объекта, со стороны субъекта она есть свобода» (Бердяев 1995: 169). «Мир нуменальный открывается ему как мир свободы. Он знает, что такое вещь в себе, и лишь методологически делает вид, что совсем не знает. Кант не был феноменалистом, он не в меньшей степени был нуменалистом. Он очень дорожил вещью в себе и на нее возлагал все свои упования» (Бердяев 1995: 172).
«Но все, в сущности, искажали Канта, никто не был верен кантовской метафизике свободы, которая предполагает дуализм» (Бердяев 1995: 177). Одно из основополагающих начал метафизики свободы Бердяева — противоположение порядка свободы и порядка природы, понимаемого как порядок извне заданной необходимости. Это противоположение двух порядков необходимо для метафизики свободы и для подлинной антропоцентрической философии, хотя и неполноценно в отношении понимания природы. Это противоположение должно быть также противоположением этического порядка должного и порядка сущего. Но на этом Бердяев последовательно не настаивает. Философию Бердяева нельзя строго назвать этической метафизикой, хотя по существу этическое начало является у него главным и определяющим.
Только Бердяев открыто встал на позицию, содержащуюся в этической метафизике Канта, что высшим, духовным, трансцендентным Началом — началом Истинной Реальности является только то, что открывается в свободе человека. В связи с этим Бердяев провозглашает Канта начинателем принципиально новой философии: «Великое открытие Канта, разрезывающее всю историю человеческой мысли на две части, заключается в том, что нельзя переносить на вещи в себе, на нумены, то, что относится лишь к явлениям, к феноменам. Дуализм Канта был не недостатком, а самым большим достоинством его философии, недостатком его продолжателей будет их монизм. Неверно, что Кант приканчивает всякую метафизику, он приканчивает лишь метафизику натуралистического и рационалистического типа, метафизику, исходящую из объекта, из мира. И он раскрывает возможность метафизики из субъекта, метафизики свободы» (Бердяев 1995: 168—169). Бердяев также видит в Канте разрушителя ложного онтологизма платонического типа и, связанной с ним, ложной догматической веры в разум.
Центром этической метафизики Канта является его категорический императив (КИ), который в переосмыслении его философии в русле метафизики свободы можно представить в трех ее постулатах самозаконности, или постулатах трансцендентной ценности, которые соответствуют трем формулам КИ у Канта. Как уже неоднократно указывалось кантоведами, эти три формулы взаимосвязаны друг с другом, но не следуют одна из другой в необходимой логической последовательности (Соловьёв 2005: 72; Скрипник 1978: 41). По Канту в каждой формуле (в порядке чистого разума) заключены уже две остальные: «Три приведенные способа представлять принцип нравственности в основе своей суть, однако, только три формулы одного и того же закона, из которых одна сама собой объединяет в себе две другие» (Кант 1997: 191).