1. Первый постулат самозаконности: трансцендентная ценность морального закона, как такового.
Автономия морального законодательства основывается у Канта на идее противоположения порядка свободы и порядка природы. Отсюда следует независимость знания морального от любого другого.
Кант утверждает абсолютную независимость и самозаконность морального начала и ставит таковое в основание метафизики.
Эта идея заключена в первой формулировке категорического императива: «Поступай так, как если бы максима твоего поведения по твоей воле должна была стать всеобщим законом природы» (Кант 1997: 145).
Или, если эту формулу перевести в контекст проективной философии: поступай так, чтобы максима, из которой вытекает твой поступок, стала, через посредство твоей воли, всеобщим законом природы. Под максимой же должно понимать не отвлеченный принцип, как у Канта, а идеал человечества, и, в конечном счете, всецелый и целостный Идеал Всесовершенного Человечества (ибо Должный порядок природы есть часть Идеала Человечества, но никак не наоборот). И более справедлив не тот поступок, который формально соответствует отвлеченной стороне этого Идеала, а тот, который более всего ведет к целостному осуществлению Высшего Идеала. Вопреки воззрению Канта, такое переосмысление КИ не означает релятивизацию морали, в том смысле, что из этого не может, при должном понимании основ морали, быть сделан вывод, что не существует всегда и везде необходимых принципов поведения. Ибо вместе с КИ другим рациональным основоположением этической метафизики должно указать аксиому дуализма Добра и зла, одна из формул которой: из добра проистекает добро, и только добро, из зла проистекает зло, и только зло. Посему к целостному осуществлению Высшего Идеала более всего ведет наилучший, сам по себе, поступок и никогда не ведет дурной поступок. Поступок, который наиболее ведет к целостному осуществлению Идеала, наиболее соответствует и сущности Идеала.
Противно этике должного понимать моральный закон как утверждение и следование некой данности. Закон имеет в своей основе волю к справедливости, а значит, стремление сделать мир лучше. Закон всегда проективен.
Также проективное понимание КИ полагает необходимые принципы и правила поведения только частью императивно необходимой деятельности.
И этика Канта отчасти подводит к идее Идеала Человечества посредством идеи царства целей. Кант дает полное определение максим всех разумных субъектов: «все максимы, вытекающие из собственного законодательства, должны согласовываться в возможное царство целей, как царство природы» (Кант 1997: 192 [29]–193 [2]).
Кант прав в том, что если бы нравственному законодательству предписывалась конечная цель, то оно потеряло бы абсолютную значимость. Но есть Цель Бесконечная, Абсолютная, Всецелая, без которой Абсолютность нравственного законодательства и бесконечный прогресс в подчинении человеческой воли нравственному законодательству подвешены на ничто.
Указанным постулатом Кант утверждает начало принципиально новой — этической метафизики. В докантовских метафизических учениях этика была принадлежностью метафизики, выводилась из метафизического знания, получаемого не собственно этическим путем, хотя часто была необходимой принадлежностью метафизики. Но это было несовместимо с самостоятельностью этики. Самостоятельность этики до Канта утверждали только неметафизические, эмпирические концепции. Только Кант утвердил настоящую автономию этики, ибо для этого необходимо утвердить этическое единственным метафизическим источником Истины. Философия Канта справедливо по существу утверждает тождественность сферы духовной (Трансцендентной, Вечной, Абсолютно-ценной) и моральной (разумеется, только в смысле истинной морали). Только у Канта моральное начало становится не просто независимым от всякого другого опыта (по Канту — от всякого опыта) и умозрений иного рода, оно становится трансцендентным началом по отношению ко всему остальному, а значит и всеопределяющим, все себе подчиняющим и не от чего не зависящим. Абсолютная Истина открывается исключительно как истина моральная (у Канта в чистом законодательствующем моральном разуме). Абсолютная обязательность морального закона имеет трансцендентное этому миру (порядку природы) значение. Соотнося это с исканиями его раннего периода, можно сказать, что в моральном императиве Кант нашел то, из чего можно не построить мир как данность, но построить истинную реальность — трансмир — Мир Должного.
Принцип абсолютной, ноуменальной законосообразности есть то, что конституирует идею морального закона. Это есть необходимая точка отсчета рациональной проекции осмысления морального начала.
2. Второй постулат самозаконности: самозаконность и трансцендентная ценность личной моральной воли: соблюдение лишь таких законов, которые она сама себе поставила. Это означает абсолютную свободу личности в моральном опыте — моральном самоопределении. Истинно личностное начало и есть моральное самоопределение в абсолютной свободе.
Самозаконность личной моральной воли основывается у Канта на противоположении порядка природы и порядка свободы в самом человеке. Этот постулат соединяет у Канта центральное положение закона в его метафизике с антропоцентризмом.
Метафизика, основанная на этике свободы, есть главный поворот к антропоцентризму, и есть точка отсчета антропоцентрической позиции.
Трансцендентное достоинство морального убеждения возможно только при условии наличия самозаконной моральной воли. Моральной волей можно назвать лишь самозаконную моральную волю. Только это условие делает оправданным наличие общезначимого и необходимого морального закона, так же как и необходимым условием свободы личности является утверждение общезначимого и необходимого морального закона.
Этот постулат выражен у Канта в третьей формуле категорического императива — «идее воли каждого разумного существа как всеобщей законодательной воли» (Кант 1997: 175).
Необходимая у Канта связь идеи автономии с законодательствующей волей есть рациональная завязка нового понимания свободы, которое утверждает свободу онтологическим Абсолютом в метафизике свободы. Именно этим постулатом свобода утверждается предельным основанием истинной реальности. Этим утверждается тождество порядка свободы и порядка справедливости. Ибо истинная мораль всегда имеет своим началом свободу (нет морали до акта свободы) и истинная свобода всегда утверждает, устанавливает истинную мораль.
Согласно Канту, свободное избрание долга, т.е. автономно законодательствующая моральная воля, логически выводится из самой идеи морального долга. Т.е. она является необходимым условием возможности истинно морального долга. Против принципа гетерономной этики, выводящей из «я могу», то есть из наличия свободы, тезис «я должен», Кант выдвигает противоположное следование: из «я должен», то есть определения человека как морального существа, обязанность свободы: «я могу».
«Строгая свобода», «обязанность свободы» — ключевые слова для понимания свободы в философии Канта и для истинного понимания свободы вообще.
Именно ригоризмом свободы Кант открывает путь к построению истинной этики: «Моральность есть, таким образом, отношение действий к автономии воли, т.е. к возможному через посредство максим воли всеобщему законодательству. Действие, которое может сосуществовать с автономией воли, — дозволено, действие, которое с ней не согласуется, — не дозволено» (Кант 1997: 201 [26] — 203 [1]). Истинный моральный долг утверждается в абсолютной свободе и истинная свобода не существует вне абсолютного долга.
Против позиции М. Штирнера, Ф. Ницше, А. Кроули свобода не в «я хочу», а в «я должен». Истинная свобода не есть безграничная свобода, а есть свобода самых строгих ограничений. Под строгостью здесь, конечно, понимается не их количественные характеристики и их трудноисполнимость, а именно их безусловность и безотносительность, независимость от всего случайного и внешнего, которая может проистекать только из истинной свободы, т.е. из уже безусловного и безотносительного внутреннего побуждения человека. Вне категорических и безусловных ограничений, норм и принципов нет истинной, т.е. абсолютной, а не относительной, свободы. Наиболее ложно соотнесение свободы со вседозволенностью. Об этом должно сказать наподобие сказанному Бердяевым о гениальности: это рабам (т.е. поборникам коллективистской морали, авторитарной морали, общепринятой морали, морали для всех – что есть разные экзистенциальные формы выражения одного и того же качества личности, которую должно назвать псевдоличностью) все дозволено, свободному человеку не дозволено ничего. Характерно, что те, кто утверждает авторитарную мораль, всегда исходят из внутренней моральной вседозволенности человека. И именно истинная, т.е. свободная, неприемлемость моральной вседозволенности более всего противодействует внешнему навязыванию моральных принципов и ценностей.
Вопреки воззрению Канта, которое связано с его рационализмом, первая формула КИ еще не является содержательной. Она только задает формальный каркас для выражения идеи КИ. Начальное содержание КИ дается только в третьей и второй формулах, ибо третья формула задает начальную истину свободы, вторая — начальную истину человечности. Верно, что эти три формулы не имеют смысла в отдельности. Но с точки зрения метафизики свободы эти формулы имеют свой порядок смысловой ценностной зависимости, и именно одна из них представляется центральной и изначальной, дающей основание для двух других.
По воззрению Канта таковой центральной формулы нет, но это воззрение коренится в его рационалистической метафизике. По Канту вторая и третья формула уже заключаются в первой.
Можно установить различия в кантианских мировоззрениях по тому, в какой формуле соответствующее мировоззрение полагает смысловой центр КИ. Так полагание центра в первой формуле КИ связано с прочтением философии и этики Канта в рационалистическом ключе. Полагание центра во второй формуле КИ более соответствует общераспространенному гуманистическому мировоззрению, которое справедливо назвать псевдогуманистическим. Ибо утверждение человека безусловной целью уже должно основываться на определенном понимании таковой цели, связанном и с определением человека. Таковое определение задается только третьей формулой КИ. Нарушение этого порядка способствует низведению идеи человека как цели к человеку как природной или социальной данности, т. е. к устранению принципиального для метафизики свободы противоположения порядка свободы и порядка природы, выражающемся в подчинении идеи автономии личности цели, полагающейся в природном порядке.