92 БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
заключить, что половая жизнь Фрейда была не лишена определенной наивности, и дети, появившиеся на свет у Марты, не все были плодами свободного выбора и осознанного желания.
В силу своего умозрительного склада ума Флиесс пытался раскрепостить воображение Фрейда и увлечь его на непроторенные пути, однако Фрейд, сам склонный. к умозрительности, этой "ведьме", преследующей ученого, старался держаться от идей Флиесса на определенной безопасной дистанции. К тому же экспансивность Флиесса заставляла Фрейда, как бы в противовес, больше обращаться к собственной внутренней оценке своей работы, с большей осторожностью и уверенностью выдвигать и развивать гипотезы. Слишком большой размах биолого-сексуальных концепций Флиесса утвердил Фрейда в необходимости методического и систематического подхода к клинической практике. И в этой области, занимаясь распознаванием и изучением у больных истерией и неврозами симптоматических явлений, определяющих процессов и механизмов, берущих свое начало в сексуальной истории, он замечает, что сам все больше оказывается вовлеченным в исследования, в терапевтический процесс со всеми своими комплексами, защитными и тормозящими механизмами, в общем, со всем подсознанием, но никто до него не осмеливался сказать, что и со своим "неврозом". Он оказался перед "Главными дверями", не отступил и совершил тот великий исторический и антропологический прорыв, который представляет по своей сути психоанализ. Незабываемые следы этого необыкновенного приключения
— самоанализа Фрейда — сохранили для нас его письма, адресованные Флиессу.
В подобной ситуации — да и могло ли быть иначе?
— Фрейд испытывает острое чувство одиночества, хотя внешне он успешно проводит многочисленные работы и его жизнь кажется солидной и прочной. В 1895 году, с рождением шестого и последнего ребенка, его семья
93
"И ВОЗНИКАЮТ ДОРОГИЕ- ТЕНИ..."
обрела свой полный состав, разнообразный и многочисленный; жизнь на Берггассе, 19 не была лишена очарования, живости и периодов подлинного счастья. Фрейд довел до благополучного завершения начатые научные работы и с чувством облегчения закончил в 1897 году исследование "Детские церебральные параличи". Каково бы ни было варьирующее число клиентов, он проводит целые дни в своем врачебном кабинете, занимаясь наблюдениями и размышлениями о сущности нервной деятельности. С 1895 года он начал исследование сновидений, стал собирать материалы о снах, которые послужили для создания книги "Толкование сновидений"; автобиографическая интерпретация сна об "инъекции, сделанной Ирме", была первым шагом его самоанализа. У него остается время, чтобы проводить вечера с друзьями, устраивать себе каникулы и заниматься серьезными чтением, в частности, он прочитал книгу "Молот ведьм", которая послужит ему в дальнейшей работе.
Тем не менее тема одиночества является лейтмотивом всех писем к Флиессу: 13.2.1896: "Я чувствую себя таким одиноким"; 4.5.1896: "Ты не можешь себе представить, до какой степени я одинок... Вокруг меня — пустота"; 2.11.1896: "Я живу в полной изоляции", "Я чувствую себя сейчас совершенно потерянным". Новый приступ одиночества, 3.12.1897: "Я чувствую себя страшно одиноким. Мне не с кем поговорить...". В условиях этого одиночества Фр'ейд переживает чередование состояний, которые можно назвать "маниакальными": радость и эйфория сменяются депрессиями и ощущениями "упадка". "Радость" 26.10.1895; "я переживаю период настоящего удовлетворения", — пишет он 2.11.1895; 4.12.1896 он заявляет, что "мир полон удивительных вещей", а двумя днями позже объявляет себя "умирающим от усталости, но бодрым интеллектуально": "Я лихорадочно работаю по десять — одиннадцать часов ежедневно". В письме от 3.1.1897 звучит
94
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
настоящая песнь надежды: "Мы не узнаем поражения... мы откроем, возможно, целые океаны... нам удается. Мы это сможем" (последние слова в письме написаны по-французски). Неделю спустя он утверждает: "Я вступил в период открытый... я прекрасно себя чувствую". "Новые шаги вперед" 16.5.1897: "Во мне все кипит и ферментируется". Но 14.8.1897 — отступление: "Мой ум охвачен оцепенением... я стал жертвой приступа угрюмости". В подробном письме от 14.11.1897 отражены "смертные муки этих последних недель". Но 10.3.1896, по-видимому, наступает успокоение; "Таким образом, я могу вступить в старость с чувством удовлетворения...".
Время от времени Фрейд исследует свой "невроз" и продвигается по пути самоанализа. Чтобы совершить это путешествие через пустыню, единственное в своем роде, ему необходимо было побыть в одиночестве, покопаться в себе, чтобы могли зазвучать неслыханные доселе голоса. Но что особенно важно, Фрейд осуществляет такую скандальную операцию: стараясь в своей клинической практике медленно, но уверенно подвести больного неврозом как можно ближе к состоянию "нормальной" психики, он с помощью самоанализа совершает встречный рывок, удивительный переворот, сам погружаясь в состояние невроза, он объявляет себя больным истерией и лечит себя, занимается собой, как больным, стараясь выйти из этого состояния и достичь другого. Пришел ли он к самоанализу главным образом благодаря тому, что обнаружил в себе элементы невроза, страдал от этой болезни и искал для себя чисто личные терапевтические приемы? Такое мнение весьма распространено и даже подтверждается фактами исследователей Фрейда, которые охотно описывают его так называемые психосоматические расстройства (мигрени, сердечные приступы, нарушения пищеварения и др.) и полагают, что это "действительное"
"И ВОЗНИКАЮТ ДОРОГИЕ ТЕНИ..."
95
заболевание неврозом лежит в основе психоанализа, который, в их представлении, отмечен отталкивающей печатью патологии.
Мы предлагаем взглянуть на эту проблему с другой стороны и отметить совершенно новую антропологическую цель работы Фрейда. Практикующий врач, установивший в конкретной личной истории субъекта истоки болезни, методы ее выявления и лечения, включившийся в это лечение, на определенном этапе вынужден попытаться заглянуть дальше, проникнуть глубже в существо субъекта, познать его субъективную сущность, иными словами то, что есть в каждом единственное и неповторимое. И где еще найти подобный объект для антропологического изучения, как не в себе, ведь единственность — это специфическое и неизменное качество самовосприятия? И каким образом еще подобраться к объекту своего "Я" (не так, как делают все исследователи, в известных границах используя традиционные методы самонаблюдения и интуиции, а другим, оригинальным способом), как не высветив себя новым, ярким светом наблюдений, используемых обычно для больных неврозами?
"Я могу анализировать себя, — пишет Фрейд, — лишь с помощью объективно полученных знаний". Но других, в каждый определенный момент, он может анализировать только с помощью субъективно полученных знаний — ив этом роль самоанализа!
Подобно тому, как, будучи анатомофизиологом, он использовал оригинальные способы окраски, чтобы выявлять структуры нервных тканей, Фрейд подвергает психику, психическую ткань неврологической окраске, позволяющей выявлять ее фундаментальные структуры и обеспечивающей самоанализу Фрейда его удивительный ритм, в котором смятение чередуется с ликованием.
Если в конце 1896 года он еще сомневается в наличии у него "невроза тоскливого состояния", в результате которого он "почти потерял голос", то в /
96
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
середине 1897 года, великого года самоанализа, он становится более уверенным в этом. "Я перенес нечто вроде невроза", — пишет он 12.6.1897, а 7.7.1897 отмечает: "нечто, пришедшее из глубин его собственного невроза". 14.8.1897 его предположения становятся еще более недвусмысленными: "Из всех моих больных больше всего занимаю себя я сам. Моя незначительная истерия, очень осложнившаяся вследствие обилия работы, немного ослабла... Этот анализ труднее любого другого... Несмотря ни на что, я считаю, что нужно его продолжать, и что он составляет необходимую промежуточную часть моей работы". 14.11.1897 он вновь возвращается к этой теме, полагая, что задача его "самоанализа" заключается в том, чтобы "выяснить, что главное скрыто за границей доступного". "Мой самый важный пациент — я сам". "Мой самоанализ, — подчеркивает он в письме от 3.10.1897, — ... предоставил мне самые ценные сведения и доказательства. Порой мне кажется, что я достиг цели...". Ощущение существенного прогресса появляется также в письме от 15.10.1897, которое начинается такими словами: "Мой самоанализ — это в настоящее время, действительно, самое важное, и он обещает .иметь для меня огромный интерес, если удастся его завершить...". Эта мысль звучала и в предыдущем письме: "Если мне удастся... побороть собственную истерию". Выразительную картину своих блужданий в попытках самоанализа рисует он в письме от 27.10.1897: "Я сам увидел то, что мог наблюдать, изучая моих пациентов; порой я блуждаю, удрученный тем, что ничего не понимаю в сновидениях, образах, состояниях души этого дня, а в другой день, как будто луч света вдруг высветит картину, и я вижу, как события прошлого освещают настоящее. Я начинаю предчувствовать существование главных, определяющих факторов..." И, указывая на решающую роль внутреннего сопротивления, он уже намечает некоторые результаты; "Мне удалось расслабиться". "Я смог кое-что выяснить...". То