Таким образом, присутствуя (причем длительное время), родители, "высшие существа" детства, являются воплощением "высшей сущности" человека; происходит, согласно Фрейду, несколько поспешная ассимиляция детской фантасмагории и превращение ее в "сущность". К тому же Фрейд пытается наметить в Этом наиболее тонкие проявления Сверх-Я, принадлежащие таким глубоким и древним пластам сознания, что в конце концов граница между Это и Сверх-Я становится иллюзорной, а Я вовлекается в ту же сложную игру. "То, что биология и судьба человеческого рода вложили в Это, — пишет Фрейд, — воспринято Я через посредство идеального и приведено им к индивидуальному опыту".
208
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
Можно видеть, что Сверх-Я — "идеальное образование", ассимилирующее моральную сторону сознания и понятие необходимости, — далеко не ограничивается ими. Его сложная, довольно разнородная структура — не только грозный отзвук, эхо строгого голоса родителей, но и выражение "бессознательного чувства вины", преждевременно возникшего в психике; она "широко взаимодействует с бессознательными инстинктивными влечениями", выполняет роль "наследника Этого". Сверх-Я происходит из первичного состояния слабости и зависимости, характерных для детства человека и, быть может, отражает даже особым образом далекую и туманную эпоху предыстории человечества, филогенеза, в течение которого эволюция вида была подвержена неожиданным скачкам. Фрейд, в частности, отмечает, что развитие либидо было прервано "в скрытый период развития", "а затем направлено в область развития культуры, что произошло под влиянием условий жизни ледникового периода". "Таким образом, — заключает Фрейд, — разделение Сверх-Я и Я, являющееся далеко не случайным фактом, представляет- собой естественное завершение развития индивидуума и вида". Это мало убедительное утверждение натуралистического плана представляет собой умозрительное развитие "биологического наследства" Фрейда.
Принимая во внимание замечания Фрейда, который утверждал: "Я — всего лишь часть Этого, испытавшая особую дифференциацию" и показывал, как Сверх-Я "глубоко проникает в Это", мы видим, что Это — главное действующее лицо в борьбе трех персонажей, описанной Фрейдом, уступает свое место на сцене, где происходят бесконечные бессознательные столкновения между Я и Сверх-Я. Фрейд вводит в игру трех составляющих фундаментальное столкновение Эроса и Танатоса: Это, пишет он, "представляет собой арену борьбы между Эросом и инстинктом смерти". Он придает большое значение влечению к смерти ("Это находится
"ПРИДЕТ СМЕРТЬ, И У НЕЕ БУДУТ ТВОИ ГЛАЗА"
209
под властью инстинктов смерти"), но тут же добавляет, что нельзя недооценивать и роль "возмутителя спокойствия, каковым является Эрос".
Заменяя основополагающее положение психоанализа о бессознательном термином Это, заимствованным у Гроддека, Фрейд выигрывает в удобстве: вместо трех семантически однородных терминов сознательное — досознательное — бессознательное, он вводит новую единую систему, который отвечают Я — Сверх-Я — Это. Кроме того, устраняя понятие "бессознательное", Фрейд избавляется от противоречий, которые влечет за собой тесная ассоциация данного понятия с торможением и слишком топическая окраска, соответствующая устойчивым связям аппарата психологии. С термином Это появляется динамика, характерная для психоанализа. Разнообразные взаимодействия Я и Сверх-Я, Эроса и Танатоса, всевозможных влечений, картин и "представлений" превращает психическую деятельность в настоящее психическое действо.
Наряду с тем, что Это — "огромный резервуар" либидо и энергии влечения, его необходимо рассматривать как центр превращения и производства энергии из самых различных и таинственных источников. Это имеет, несомненно, соматическую природу, но на него влияет также внешний мир, филогенез, и, наверное, что-то еще. Фрейд все больше приближается к пониманию Этого по Гроддеку — как "удивительной силы", суммирующей, создающей человека, его сущность и судьбу, которая в своей крайности сближается с Божественным. Но Фрейду удается избежать витализма Гроддека путем создания и выдвижения на первый план психических категорий Я и Сверх-Я, мощных противоборствующих сил Эроса и Танатоса, рассматривая Это как Сцену или энергический "хаос", где разворачиваются сложные интриги, вступления и уходы, удивительные,
К оглавлению
210
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
но воспринимаемые и поддающиеся анализу действия, — все то, что составляет изумительный спектакль психической жизни, которой мы живем.
Фрейдисты, и среди них Джонс-биограф, воздают должное Гроддеку (хотя и с элементом снисходительности — как "фантазеру") за его "значительные и возвышенные исследования", породившие Это. Благодаря им Фрейд может отдаться своим умозрительным рассуждениям, выходящим за пределы психических явлений, о которых он размышляет в работе "Я и Это". Он выделяет некую высшую фигуру, формирующуюся через восприятие Этим своей собственной реальности, и подводит нас к порогу мистического, характеризуя его таким головокружительным "заключительным афоризмом": "Мистицизм — таинственное царство самовосприятйя по ту сторону понятий Я и Это".
БИТВЫ ЭРОСА (1926-1939)
Из-за раковой опухоли в глубине ротовой полости Фрейд перенес в апреле 1923 года хирургическую операцию, положившую начало длинной серии хирургических вмешательств, конец которой, после почти шестнадцати лет жестоких страданий, завершила смерть. Фрейд был вынужден носить во рту предмет многочисленных резекций — трудно устанавливаемый протез, служивший источником болезненных неудобств, к которому невозможно было привыкнуть. Говорить, есть, пить и даже курить — все давалось Фрейду с усилием. Макс Шур, бывший личным врачом Фрейда с 1926 по 1939 год, называл этот аппарат "монстром". Именно благодаря Шуру мы узнаем главные медицинские подробности, изложенные в обширной и эмоциональной биографии
БИТВЫ ЭРОСА
211
Фрейда, написанной умно и по существу: "Фрейд: Жизнь и Смерть" (США, 1972), переведенной на французский язык под несколько модифицированным заглавием: "Смерть в жизни Фрейда".
Это главное страдание последнего периода жизни Фрейда, периода, начавшегося в 1926 году, в дату его семидесятилетия, служит как бы центром, где сосредоточивались разного рода инциденты, события и трудности, которым с твердостью противостоит Фрейд. После смерти Абрахама в декабре 1925 года и окончательного разрыва с Ранком в 1926, психоаналитическое движение прошло через различные критические состояния: напряженные отношения с Ференци, отход Рейха и, особенно, серьезные финансовые затруднения издательства "Верлаг", которое держалось лишь за счет ссуд и дотаций. Тридцатые годы обмечены непреодолимым наступлением иррационализма и страха; победа нацизма в Германии в 1933 году и захват Австрии в 1938 прервали психоаналитическую деятельность в этих странах: ценности были разграблены, книги сожжены, аналитики преследовались и были вынуждены эмигрировать в массовом порядке, и сам Фрейд, чудом вырвавшийся из лап нацистов, бежал в Англию, где и умер...
Страдания, трудности, кризисы и угрозы не коснулись созидательных способностей и страстной жажды познания Фрейда. В 1925 году казалось, что последние строки его небольшой итоговой работы "Моя жизнь и психоанализ" звучали так, будто он подводит черту своей жизни. "Оглядываясь назад, — писал Фрейд, — на ту работу, которую мне удалось проделать в жизни, я могу сказать, что открыл много путей, дал много импульсов, которые могут привести к чему-то в будущем". Однако через год будущее снова и даже больше, чем когда-либо, принадлежит Фрейду, этому семидесятилетнему человеку, пораженному болезнью, скорбями, окруженному ненавистью. Он опять открывает новые пути в коротких, немногим более сотни страниц, работах, каждый раз
212
БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
точных, блестящих, свидетельствующих об исключительном мастерстве мысли и письма. После книги "Торможение, симптом и тоска" (1926), которая с удивительной ясностью очерчивает и углубляет ключевую, но достаточно туманную тему кастрации, Фрейд публикует "Будущее одной иллюзии" (1927), а затем "Трудности цивилизации" (1930). Последняя состоит из двух взаимодополняющих частей, где Фрейд, используя основные положения предшествующих трудов (особенно "По ту сторону принципа удовольствия", "Коллективная психология и анализ Я", "Я и Это"), остро и прямо ставит вопрос о природе и будущем цивилизации — проблеме, нашедшей отражение в диалоге 1933 года с Эйнштейном на тему "Почему война?". С присущей ему ясностью и изяществом Фрейд составляет семь "Новых сообщений о психоанализе", предназначенных для гипотетической аудитории и увидевших свет в 1932 году.
Через два года Фрейд пишет большую часть эссе, которое предполагает назвать "Моисей как человек, исторический роман" (впоследствии книга "Моисей и монотеизм"), и вновь обращается к нему в 1937 году, публикуя две первые части в журнале "Имаго". Лишь в Англии он закончит "основательную и трудную" третью часть; целиком "Моисей и монотеизм" выйдет в 1939 году. Это последняя работа Фрейда и новый повод для скандала и возмущения широкой публики, не ожидавшей услышать из "антипророческих" уст еврея Фрейда, что величайшая фигура еврейской и библейской истории Моисей был египтянином. Но для кого-то другого книга — повод для рискованных и глубоких размышлений о сюрреальности истории и человека...