Другой важной подвижкой, имевшей место в восточной Индии в то время, была попытка брахманов утвердить своё превосходство над прочими кастами. Но местные кшатрии не были готовы согласиться на такую уступку. Амбаттха-сутта[30] описывает разговор, который Будда имел с брахманом по имени Амбаттха. В тот момент Будда находился в стране Кошала. Возможно, это была западная граница его миссионерской деятельности.
Брахман Амбаттха, появившись в присутствии Будды, повёл себя бесцеремонным образом. Будда сделал ему выговор за непочтительность к престарелому учителю. Тогда Амбаттха пожаловался: «Это, Гаутама, ни на что не годится, если Шакьи (которые были кшатриями), слуги по своей сути, простые слуги, не уважают, не ценят, не дают дары и не оказывают почестей брахманам».
Будда объяснил ему, что человек не может претендовать на такие вещи просто на основании своего рождения брахманом. Такое почтение следует оказывать только отшельнику или тому брахману, который достиг высшего совершенства в мудрости и поведении.
Достаточно интересно то, что джайнские сутры тоже приводят примеры, когда брахманы претендовали на превосходство на основании рождения. Последователи Махавиры энергично опровергали это. Так, Кританга-сутра содержит следующий диалог:
Ведический священник: «Те, кто постоянно кормят 2000 святых нищих, накапливают великую заслугу и становятся богами. Таково учение Вед».
Ардрака: «Те, кто постоянно кормит 2000 священных котов (брахманов), будут претерпевать великие мучения в аду, окружённые голодными животными»[31].
Из этого можно сделать вывод, что в восточной Индии брахманы не могли претендовать на какое-либо главенствующее положение на основании одного лишь рождения. Брахман мог заслужить такое положение, культивируя те же качества, что и аскет.
Большинство из этих аскетов практиковали весьма суровый аскетизм. Многие из них круглый год жили полностью обнажёнными. Естественно, некоторые люди желали знать, почему эти аскеты ведут столь трудный образ жизни. Именно такой вопрос и был задан царём Магадхи Аджаташатру. Он полагал, что все люди, всадники или колесничие, мойщики и ткачи, корзинщики и горшечники, наслаждаются видимыми плодами своего труда в этом самом мире. Но имеет ли жизнь отшельника какой-либо видимый непосредственный результат в этом мире? Когда такой вопрос впервые пришёл на ум царю, его министры посоветовали ему проконсультироваться у нескольких знаменитых отшельников, которые возглавляли ордена или были учителями соответствующих философских школ. Следующие шесть учителей были названы министрами Аджаташатру:
1. Пурана Кассапа.
2. Маккхали Гошала.
3. Аджита Кешакамбали.
4. Пакудха Каччхаяна.
5. Саньджая Белаттхипутта.
6. Ниггантха Натапутта.
Но ответы, данные всеми этими учителями, не всегда касались сути вопроса. Они, фактически, воспользовались случаем, чтобы изложить свои собственные взгляды на жизнь и человеческую судьбу, вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос царя. Другой важный момент состоит в том, что ни один из них не коснулся Бога, души и прочих «неприкосновенных» тем. Лишь один из шести – Саньджая Белатхипутта, признавал возможность подобных вещей, но он был полным агностиком, и его ответ на вопрос Аджаташатру был таким: «Если ты спрашиваешь меня, существует ли иной мир, то, если бы я полагал, что он существует, я бы сказал так. Но я не говорю этого. Однако я и не отрицаю его. И я не говорю, существует ли иной мир, или не существует. Если же ты спрашиваешь меня о вещах, возникших случайно, или о том, существует ли какой-либо плод, какой-либо результат благих или дурных дел, или же о том, продолжает или не продолжает существовать после смерти человек, познавший истину, то на все эти вопросы я дам тот же самый ответ».
Учитель, не отвечающий ни на какие вопросы, не мог иметь много последователей. Если Саньджая Белатхипутта и оставил после себя какую-то группу, то существовала она недолго. На практике, в истории индийской философии было не очень много агностиков. Но, кажется, Саньджая был весьма влиятелен при своей жизни. В Махавагге (!.23-24) говорится, что Шарипутра и Маудгальяяна – самые выдающиеся ученики Будды, до своего обращения в буддизм были последователями Саньджаи и, уйдя к нему, переманили ещё 250 учеников их бывшего учителя[32].
Возникает, однако, интересный вопрос: не оказал ли агностицизм Саньджаи влияние на джайнскую концепцию сьядвады? Якоби говорит в этой связи: «Так, я полагаю, что Махавира основал свою сьядваду в качестве противоположности агностицизму Саньджаи. Ибо, как аджнянавада утверждает, что невозможно ни утверждать, ни отрицать бытие или небытие или одновременное бытие и небытие вещи, находящейся за пределами нашего опыта, так и сьядвада провозглашает подобным же, но ведущим к противоположным результатам образом, что мы можем утверждать бытие вещи с одной точки зрения (сьядасти[33]), отрицать таковое с другой (сьяднасти[34]) и утверждать как бытие, так и небытие, ссылаясь на то, что она в различных случаях «сьяд-асти-насти» (существует и не существует). Если бы вы подумали о том, как утвердить бытие и небытие веще в одно и то же время и с одной точки зрения, то вам бы пришлось признать, что говорить об этой вещи нельзя (сьяд авактавья). Подобным же образом, при определённых обстоятельствах будет невозможным утверждение бытия небытия (сьяднасти авактавья), а также обоих (сьяд-асти-насти авактавья)».
«Это - знаменитая саптабханги-ньяя[35] джайнов. Такие трюизмы провозглашались и миром, и философами. Утончённые дискуссии агностиков, вероятно, запутали и ввели в заблуждение многих их современников. Так что сьядвада, по-видимому, казалась им счастливым путём, выводящим из бедствий аджнянавады. Орудие, которым агностики атаковали врага, обернулось против них самих. Кто знает, сколько их сторонников перешло в веру Махавиры, будучи убеждёнными в истинности саптабханги-ньяи»[36].
Аджита Кешакамбали был материалистом. Он обычно носил власяницу, отсюда и его имя - Кешакамбали. Его ответ Аджаташатру был таким: «О царь, не существует такой вещи, как плоды жертвоприношения. Нет ни плода, ни результата как благих, так и дурных дел. Не существует таких вещей, как этот мир, или следующий ... Дураки и мудрецы равным образом прекращаются, исчезают и не существуют после смерти»[37].
Аджита «Одетый во власяницу» имел последователя по имени Паяси, который отстаивал взгляды Аджиты. Но эти люди, которых обычно называют чарваками, не основали никаких школ. Однако отдельные чарваки время от времени появлялись в различные периоды индийской истории. Также они встречаются и в эпосе. Например, в Рамаяне фигурирует чарвака по имени Джабали, сопровождавший Бхарату в его путешествии к Раме, чтобы попросить того вернуться в Айодхью после смерти Дашаратхи. Как это случалось всегда и со всеми чарваками, он не отличался тактичностью, и сказал нечто такое, что шло вразрез с конвенциональной мудростью. Джабали сказал Раме, что претерпевать трудности изгнания только из почтения к словам его покойного отца - глупость. А в Махабхарате некий чарвака говорит Юдхиштхире, что тот грешник, поскольку он убил большинство своих родственников[38].
Трое из шести учителей дали ответы, которые не слишком расходились между собой. Маккхали Гошала, позже ставший главой секты адживика, ответил царю Аджаташатру: «Не существует, о царь, никакой причины порочности существ: ни окончательной, ни отдалённой; они становятся порочными без основания и без причины. Достижение любого состояния, приобретение любого характера не зависят ни от собственных действий, ни от действий другого, ни от человеческих усилий. Не существует такой вещи, как энергия, или человеческая сила, или человеческое рвение...»
Вполне очевидно, что взгляды Маккхали Гошалы, главы адживики, были видом детерминизма (нийятивада). Секта адживиков существовала много веков. Ашока упоминает их в одном из своих эдиктов, выбитом на колонне. Дашаратха, преемник Ашоки, посвятил этой секте пещеру в горах Барабар (в округе Гая). Вполне вероятно, что остатки адживиков были поглощены джайнской школой дигамбаров. Хёрнле в своём знаменитом эссе об адживиках в «Священных книгах Востока» даже предположил, что одна из групп адживиков откололась от Маккхали Гошалы, когда тот оскорбил Махавиру. Эта отколовшаяся группа, согласно Хёрнле, и сформировала зародыш ветви дигамбаров[39].
Ответ, данный царю Аджаташатру Ниггантхой Натапуттой, был таким: «Ниггантха (тот, кто свободен от уз), о царь, обуздывает себя четырёхчленным обузданием. Он живёт воздержанным по отношению ко всякой воде, воздержанным по отношению ко всякому злу; он смыл с себя всякое зло и живёт, залитый (водой), не подпуская чувство злости. Таково его четырёхчленное воздержание. И, поскольку он, таким образом, связан этим четырёхчленным ярмом, он и является Ниггантхой (свободным от уз), называемым также Гататто (чьё сердце ушло к вершине, т.е. к достижению его цели), Ятатто (тот, чьё сердце держится в подчинении) и Хитатто (тот, чьё сердце упрочилось)[40].
Ниггантха Натапутта отождествляется с Махавирой, джайнским тиртханкарой. Однако в действительности мало что из вышеприведённых слов Ниггантхи Натапутты имеет отношение к джайнизму. Единственную связь можно усмотреть в первом из вышеупомянутых «воздержаний», т.е. по отношению к воде. Возможно, это отзвук хорош известного джайнского правила не пить холодную[41] воду с земли, поскольку в ней содержатся души. Нет никакого сомнения в том, что подлинные слова Ниггантхи Натапутты были крайне искажены, пока они переходили от одного человека к другому. Буддисты тоже не очень-то заботились о точной передаче воззрений конкурировавших сект, а могло быть и так, что они умышленно искажали слова руководителя противоположной секты. В то же самое время необходимо помнить, что джайны считают Аджаташатру вполне благосклонным по отношению к Махавире. Так что мы можем предположить, что он сам вполне искренне передавал слова Махавиры в своих разговорах с Буддой.