Прутцков Г. В. Введение в мировую журналистику. Антология в двух томах. Т.2. М.: Омега-Л, 2003.
Аннотация: Во второй том антологии включены произведения виднейших германских, английских, американских, французских публицистов, созданные в период с начала XVI до конца XVIII в. Антология составлена в соответствии с программой курса «Введение в мировую журналистику».
Текстовой материал предваряется биографическими справками об авторах и сопровождается краткими комментариями.
Многие тексты, вошедшие во второй том настоящего учебного пособия, давно не переиздавались, практически недоступны студентам и являются библиографической редкостью.
СОДЕРЖАНИЕ
Германская публицистика Реформации (XVI век)
• Мартин Лютер (1483–1546)
• 95 тезисов. Диспут о прояснении действенности индульгенции
• К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства
Вторая часть «Новых цепей Англии»
Джерард Уинстенли (1609–1653)
• Знамя, поднятое истинными левеллерами
• Декларация бедного угнетенного люда Англии
Английская журналистика и публицистика начала XVIII века
• Даниэль Дефо (1660–1731)
• Опыт о проектах
• Простейший способ разделаться с диссидентами
• Гимн позорному столбу
• Джонатан Свифт (1667–1745)
• Ричард Стил (1672–1729)
• Джозеф Аддисон (1672–1719)
Германская публицистика Реформации (XVI век)
Мартин Лютер (1483–1546)
• 95 тезисов. Диспут о прояснении действенности индульгенции
• К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства
Мартин Лютер – один из наиболее известных деятелей Реформации в Германии, учился в Эрфуртском университете, получил степень магистра. Отказавшись от светской карьеры, Лютер постригся в монахи и в 1512г. получил степень доктора библеистики в Виттенбергском университете.
В 1517 г. в знак протеста против продажи индульгенций в Германии Лютер послал архиепископу Майнцскому, а затем обнародовал «95 тезисов», которые и положили начало Реформации. Лютер отверг обвинения Рима в ереси и в 1520 г. публично сжег папскую буллу, отлучавшую его от церкви. Постепенно Лютер разработал основы протестантизма, перевел на немецкий язык Библию.
С развитием противоречий внутри движения Реформации Лютер перешел на консервативные позиции, требуя, например, жестокой расправы над крестьянами как над разбойниками, проявляя нетерпимость к другим реформаторам.
Вторая часть «Новых цепей Англии»
или Печальное представление о ненадежном и опасном положении республики, направленное к высшей власти Англии – народным представителям, собранным в парламенте, благонамеренными жителями Лондона, Вестминстера, Соутворка, Хемлетса и других окрестных мест, участвовавшими в составлении и подаче прошлой большой петиции от 11 сентября 1648 г. 1
Лондон, 24 марта 1649 г.
Если бы наши сердца не были обременены ощущением настоящих бедствий и приближающихся несчастий нации, если бы вы хоть немного обратили внимание на наши прошлые серьезные опасения, – мы бы молчали; но бедствия, опасность и рабство угрожают так сильно, очевидно и непосредственно, что пока мы дышим, мы не можем не говорить; напротив, мы должны громко кричать, пока вы не услышите нас или Богу не угодно будет так или иначе помочь нам.
Вы были не правы, не обратив внимания на то, что мы указывали, несмотря на решительный характер нашего представления; что может быть более невероятного, чем то, что парламент, которому поручено было народом освободить его от всякого рода притеснений и за который народ так щедро проливал свою кровь и тратил свое имущество, что этот парламент, став у власти, угнетает его [народ] так же жестоко, как во времена партии Голлиса и Степльтона, и так же обращается к армии, как это делали в свое время король и епископы, чтобы опереться на нее и сделать ее постоянной.
Наши петиции (в которых мы справедливо жаловались на притеснения и предостерегали от угрожающей опасности) теперь сжигаются рукою палача, петиционеров клеймят именами атеистов, еретиков и мятежных сектантов, называют иезуитами и левеллерами.
Клевета – это известное свойство испорченных государственных людей, и обычно она не производит никакого другого результата, как только клеймит самих же клеветников. Все же нашлись многие, которые верили их клевете о нас и ненавидели нас за то, что мы раскрывали их злые и гибельные планы, так же как теперь нас ненавидят другие за то, что мы намерены разоблачать их, так высоко ставших у власти и приобретших столь громкую репутацию. Но теперь совершенно очевидно, что наши враги могут завести нас в еще более опасное положение, чем в каком они нашли нас.
И хотя горький опыт заставил нас понять, что ничего нет более опасного для нашего народа, как терпеть от несправедливости, алчности и честолюбия тех, кого он избрал своими представителями, – все же мы воздерживались выступать со своими замечаниями и противопоставлять свои суждения их планам. Пока они не сделали еще больших шагов к нашему рабству и не обнаружили стремления захватить в свои руки власть в армии, чтобы таким образом установить над нами свою тиранию, так что теперь, быть может, даже поздно ставить преграды их злым намерениям. Как это нам ни неприятно, все же мы должны признать, что эти люди, которые раньше делали вид, что они борются за свободу в целях уничтожения общественных бедствий, оказались способными быстро выродиться и усвоили грубейшие принципы и практику старых тиранов.
Наша совесть свидетель тому, что мы совершенно не хотели верить их дурным намерениям, так как в прошлом они не только в высшей степени мужественно и успешно боролись против нашего общего врага, но и, казалось, были чуткими к несправедливости и измене той партии, которая раньше преобладала в парламенте; они взяли на себя обязательства и выполнили их, насколько могли, так, как будто они действительно стремились освободить нацию от этого опасного рабства, почему мы и доверяли им, решив рисковать своей жизнью, а многие из нас даже и пожертвовали ею.
В самом деле, так могущественны, убедительны и удовлетворяющи были их первые обязательства, представления и протесты, так были они проникнуты принципами самоограничения, так они стремились к миру нации и удовлетворению всех народных интересов, что убаюканный ими и жаждущий мира народ погрузился как бы в сон, возложив всю заботу на Армейский совет. Народ не мог допустить мысли, что они уклонятся от этих принципов или откажутся осуществить столь многие обязательства и обещания, сделанные пред лицом Всевидящего Бога, к Которому они так часто взывали и Который знает все сердца и знает искренность и чистоту каждого человека. Мы сами (хотя всегда относились к ним с некоторой настороженностью) неоднократно готовы были скорее не верить своему собственному разуму, чем делать поспешные заключения из очевидных фактов их измены.
Но вскоре они совершенно перестали считаться с агитаторами и уволили тех офицеров и солдат, которые особенно энергично боролись против пагубных постановлений парламента, твердо держась обязательств, принятых в Нью-Маркете и Трипло-Хизсе. В то же время командующие офицеры объединились с лицами, посланными от парламента и лондонского Сити, и дошли до того, что оправдывали негативные вето короля и лордов, всячески подавляя тех, кто выступал против.
В то время как мы представляли дело таким образом, что Всеобщий совет армии согласно заключенным обязательствам должен будет состоять из двух офицеров и двух рядовых солдат, выбранных каждым полком, – в действительности этот Совет оказался наполненным полковниками, подполковниками, майорами и другими старшими офицерами, совершенно никем не избранными и совершенно не сочувствующими упомянутым обязательствам. Эти начальствующие лица, проникнув туда в непропорционально большом количестве, фактически захватили в свои руки руководство Советом. И нам теперь совершенно ясно, что создание Государственного совета было хитро задумано не кем иным, как этим Армейским советом.
Потом нам приходилось наблюдать, как генералы не только ухаживали за королем, целуя его руку и пр., но и вели с ним переписку и обменивались взаимными агентами; в конце концов, сближение генералов с королем дошло до того, что король не только одобрял их предложения, но даже редактировал их прежде, чем отсылать их палате, – так они соответствовали его целям и прерогативам. Не ограничиваясь этим, генералы заключили соглашение с враждебно настроенными лондонскими горожанами, не пригласив при этом агитаторов на совещание.
Не удивительно, что после всего того, что мы видели, слышали и наблюдали, мы поколебались в нашей вере в их честность.
Из этих и других многочисленных примеров, о которых мы могли бы подробно рассказать, мы сделали вывод, что Армейский совет управляется не выборными лицами и не в тех целях, которые были провозглашены прошлыми обязательствами, но что им управляют силы, стремящиеся совсем к иным целям, и использующие все средства к тому, чтобы сделать безрезультатными честные стремления добрых людей как в армии, так и вне ее и обратить успех, которым Бог благословил нас, к своей собственной выгоде и господству.
И чем далее шло время, тем становилось все очевиднее, что они стремились только стать у власти, совершенно забыв о выполнении данных когда-то обещаний и обязательств, о надеждах народа на армию, о мире и безопасности государства; они не руководились ни законами, ни принципами, ни честью, ни совестью, но (как настоящие политиканы) лишь случаем и тем, что может помочь осуществлению их планов. Такое поведение они называют «подчинением провидению», чтобы таким образом ссылкой на религию им было легче обмануть нацию.
И чтобы все это не могло быть сочтено за клевету, мы умоляем вас беспристрастно рассмотреть последние их поступки.
И еще в Кингстоне агитаторы и их друзья в Лондоне, Соутворке и окрестностях предлагали, чтобы Тауэр, Сити и предместья его охранялись их собственными благомыслящими жителями, а не солдатами, чтобы таким образом торговля и промышленность были в полной безопасности. Такое предложение объяснялось как нашим уважением к Лондону и его пригородам, так и нашим опасением тирании, ибо из практики других тиранов мы знаем, что установление гарнизонов в больших городах приводит народ к полной бедности и продолжительному угнетению. Но это предложение, хотя оно и было принято агитаторами, все же было отвергнуто высшими офицерами, и был сформирован новый полк к еще большему отягощению республики, а тех, кто возражал против гарнизонов, осыпали упреками, исключали из числа агитаторов и подвергали другим репрессиям, о которых нельзя было даже узнать.