Соратники не возражали. Но сам Наполеон с каждым днем пребывания в Витебске все больше задумывался над принятым решением и все меньше удовлетворялся им. Он понимал, как опасно затягивать войну в России, имея в тылу непокоренную, борющуюся Испанию. Между тем, если Барклай и Багратион соединятся у Смоленска, уже в пределах исконной, “святой Руси21”, они могут и должны, наконец, по логике событий дать ему сражение! Оно бы и кончило войну.
Новое решение — идти на Смоленск — Наполеон объявил в присутствии Бертье, Мюрата, государственного секретаря П. Дарю, обер-гофмаршала М.-Ж. Дюрока, генерал-адъютантов А. Коленкура и Ж. Мутона. Мюрат был “за”, но все остальные высказались против наступления, приводя те же доводы, которые недавно выдвигал сам Наполеон. Восемь часов подряд они убеждали императора остановиться, подчеркивая, что дальше, за Витебском, начнется уже коренная Россия, где “Великая армия” встретит еще более враждебную среду и гораздо большее сопротивление.
Несколько дней он медлил, не отдавая приказа ни об окончании, ни о продолжении кампании. Наконец, еще раз взвесив все “за” и “против”, Наполеон, по своему обыкновению, выбрал самый радикальный вариант: настигнуть русских и втянуть их в сражение под Смоленском, где, как он думал, должно было взыграть их национальное самолюбие. «Отдавая мне Смоленск, один из своих священных городов, русские генералы обесчестят своё оружие в глазах своих солдат22», - говорил он с уверенностью в том, что русские не пойдут на бесчестье. Жребий был брошен. 12 августа «Великая армия» покинула Витебск и опять двинулась на восток – к Смоленску.
Наполеон не ошибся, рассудив, что русские сочтут защиту Смоленска делом своей чести. 3 августа в Смоленске две главные русские армии наконец соединились вопреки всем стараниям Наполеона разбить их порознь. Это был выдающийся успех русского оружия.
Боевой дух обеих армий был теперь выше всякого представления. В таком положении отступать за Смоленск без боя было политически немыслимо, какова бы ни была стратегическая обстановка.
Между тем русские войска получили теперь и небывалые с начала войны стратегические выгоды. Соединенные армии насчитывали 130 тыс. человек (90,5 тыс. — в 1-й, около 40 тыс. — во 2-й). От своей разведки Барклай де Толли узнал, что Наполеон ведет на Смоленск не более 150 тыс. человек. Генерал-квартирмейстер 1-й армии К- Ф. Толь спланировал наступательную операцию соединенных армий: ударить на Рудню — Витебск, прорвать центральную группировку Наполеона и, не давая разбросанным корпусам сосредоточиться, бить их по частям.
Барклай де Толли воспринял этот план скептически, понимая, что Наполеон хотя и действительно разбросал свои силы, но, как обычно, на расстояния, позволяющие в кратчайший срок стянуть их все (может быть, кроме войск Понятовского) в центр или к одному из флангов. Поскольку же Багратион и вел. кн. Константин Павлович поддержали план Толя, Барклай 6 августа созвал военный совет. Практически все его участники были за наступление. Барклай принял мнение совета наступать, но “с условием отнюдь не отходить от Смоленска более трех переходов23” — на случай, если Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска.
7 августа обе русские армии пошли в наступление. Но едва армии сделали один переход, как Барклай получил разведывательные данные о сосредоточении войск Наполеона у Поречья и решил, что Наполеон готовится обойти его справа. Поэтому Барклай выдвинул 1-ю армию к Поречью, а Багратиону предложил занять место 1-й армии на Руднинской дороге у д. Приказ-Выдра. Таким образом, русские армии фактически перешли к обороне, заняв две основные дороги от Витебска на Смоленск — через Поречье и через Рудню. На третью, окольную дорогу — через Красный — решением военного совета от 6 августа, по инициативе Барклая, был выслан наблюдательный отряд — 27-я дивизия Д. П. Неверовского.
Три дня, с 10 по 12 августа, русские армии простояли в ожидании противника на Пореченской и Руднинской дорогах. Тем временем штаб Барклая установил, что сведения о концентрации французов у Поречья ошибочны и что в действительности Наполеон собирает силы у Бабиновичей. Под угрозой оказывался не правый, а левый фланг русских. Барклай решил соединить обе армии в один мощный кулак у д. Волокова на Руднинской дороге. 13 августа полки 1-й армии потянулись назад.
Маневрами Барклая недовольны были и офицеры, и генералы обеих русских армий. Между тем все эти передвижения оказались не бесполезными. Барклай, один из всех русских генералов, заподозрил скрытый смысл в продвижении Наполеона от Витебска к Смоленску. Правда, он не сразу понял, какой именно смысл. Но стратегическая интуиция и осмотрительность Барклая, побудившие его не удаляться от Смоленска больше, чем на три перехода, и выставить наблюдательный отряд к Красному, оказали на последующий ход событий важное и выгодное для России влияние.
Дело в том, что Наполеон задумал осуществить маневр, подобный тому гениальнейшему из всех наполеоновских маневров, который блестяще удался ему в 1809 г. у Абенсберга и Экмюля, а именно стремительным броском через Днепр у Расасны и далее по Красненской дороге к Смоленску выйти в тыл русским, взять Смоленск, отрезать Барклаю и Багратиону путь отступления в глубь России, навстречу резервам и подкреплениям, и принудить их к решительному сражению с перевернутым фронтом. Пока 1-я русская армия сосредоточивалась у Волоковой, а 2-я (без корпуса Н. Н. Раевского, который задержался в Смоленске и должен был подойти сутками позже) — у Надвы, Наполеон к утру 14 августа моментально соединил всю, казавшуюся разбросанной, центральную группировку “Великой армии” (182608 человек), с фантастической быстротой переправил ее у Расасны на левый берег Днепра и бросил на Смоленск. Впереди шел И. Мюрат с тремя кавалерийскими корпусами (Э.-М. Нансути, Л.-П. Монбрена и Э. Груши) в 15 тыс. сабель. Он и наткнулся у Красного на отряд Д. П. Неверовского, имевшего 7,2 тыс. человек и 14 орудий.
Мюрат первой же атакой с ходу ворвался в Красный, выбил оттуда русских на Смоленский тракт и захватил 9 из 14 их орудий. Самоуверенный Мюрат, опьяненный первым успехом, пренебрег советом Нея использовать подоспевшие в Красный 60 французских орудий и пытался разгромить пехоту Неверовского в конном строю, предприняв за полдня 14 августа 40 атак. Неверовский задержал французов почти на сутки.
По счастливой случайности Раевский успел отойти от Смоленска всего на 12 км. Впереди его корпуса должна была идти 2-я гренадёрская дивизия, но она задержалась сама и задержала весь корпус на 3 часа, потому что ее начальник принц К. Мекленбургский после кутежа в ночь на 14 августа “был пьян, проспался на другой день поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии24”. Этот проступок, за который принца следовало бы расстрелять (если бы он не был родственником царя), неожиданно обернулся для русского оружия “важнейшею пользою25”. К полудню 15 августа в 6 км западнее Смоленска корпус Раевского соединился с обескровленной дивизией Неверовского. Теперь у Раевского стало 15 тыс. бойцов и 76 орудий. Он отступил в Смоленск под защиту его каменных стен и решил защищать город до подхода главных сил Багратиона любой ценой, хотя бы против всей “Великой армии”.
Тем временем в 17 часов 15 августа Мюрат и Ней подступили к Смоленску. Узнав, что город уже занят какими-то силами русских войск, они не рискнули атаковать его, а расположились перед ним на ночь лагерем в ожидании поддержки. Пока к французам подходили новые и новые силы, Раевский перед рассветом 16 августа получил от Багратиона записку: “Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединиться с тобою. Держись, бог тебе помощник!26”
Смоленск тогда был плохо подготовлен к обороне. Правда, его опоясывала каменная стена XVI—XVII вв. длиной 6,5 км, высотой до 19 м и толщиной более 5 м, с 17 башнями. Но сам город за этими мощными стенами был почти сплошь деревянный, а потому уязвимый для артиллерийского огня и пожаров.
Сражение под Смоленском началось в 6 часов утра 16 августа. Маршал Ней под прикрытием артиллерийского огня повел на приступ свою пехоту. Русские отбили первую, а затем и вторую его атаку.
К 9 часам на место сражения прибыл Наполеон. Он отложил генеральный штурм Смоленска до подхода главных сил “Великой армии”, которые собрались к вечеру. Однако вечером третья (вновь неудачная) попытка овладеть городом была предпринята опять-таки силами одного корпуса Нея.
Защитники Смоленска удивлялись тому, что 16 августа, когда в городе был только корпус Раевского, Наполеон не напирал сильно. Наполеону было нужно не столько взять Смоленск, сколько втянуть из-за него русские армии в решительное сражение. Именно поэтому он, увидев с холма под Смоленском уже к концу дня 16 августа обе русские армии, которые спешили к городу, не огорчился, а обрадовался, воскликнув: “Наконец-то, теперь они в моих руках!27”.
С рассветом 17 августа Наполеон начал губительную бомбардировку Смоленска, как бы вызывая русские армии выйти для генерального сражения под стены города. Но Барклай де Толли именно этого хотел избежать, полагая, что теперь, когда войска Наполеона сосредоточены, их численный перевес сулит им успех. Ему было важно удержать Смоленск до тех пор, пока не будет обеспечена безопасность Московской дороги для отхода русских армий к Дорогобужу. Поэтому он договорился с Багратионом, что 2-я армия выйдет на Московскую дорогу и прикроет ее от возможного маневра Наполеона в обход русского левого фланга, а тем временем Барклай сменил поредевший корпус Раевского корпусом Д. С. Дохтурова и дивизией П. П. Коновницына, оставил в городе дивизию Д. П. Неверовского, затем прислал еще дивизию принца Е. Вюртембергского и следил за ходом боя, удерживая в стороне, на северной окраине Смоленска, главные силы 1-й армии.