Большой и сложный «организм», коим является Оптина пустынь с трудом нашел уголок для Божьего человека. За время ее жизни в обители она то и дело переезжала с места на место — жила и на «подсобке» и в монастыре в разных кельях. Однажды ей даже пришлось довольствоваться только что отремонтированной кельей, где стоял удушливый запах еще не высохшей краски. Всякое было. Но старица спокойно переносила все эти житейские неурядицы. И только в 1999 году доброхоты приобрели для матушки уютный небольшой домик возле монастыря, где она и провела последний год своей жизни. («Этот дом Божья Матерь подарила», — говорила о нем старица).
Матушка жила по «уставу» данному лично ей Самой Царицей Небесной. С такими людьми всегда «неудобно». Ибо они – исключение из правил, по которым живет монастырь и без которых жить просто не может.
«Со святым жить нелегко» - пишет архимандрит Софроний в книге про старца Силуана. А тут не просто «святая», но еще и юродивая, слаженная; человек, сознательно отказавшийся от земного разума, чтобы стяжать «ум Христов». Старица схимонахиня Сепфора, до матушки Марии «окормлявшая» Оптину говорила, что старица, которая придет в монастырь после нее, «будет больше» ее. Говорила это о матушке Марии. Но сама схимонахиня Сепфора жила все же в окрестном селе Клыкове и прямо не соприкасалась с «монастырскими буднями» — помогала обители советами и молитвой все же со стороны.
Мария Ивановна, приехав в Оптину пустынь, вскоре поспешила в Клыково — и там «полежала» на коечке старицы, тем самым показывая преемство. Она тоже могла бы вполне устроиться там, в уже намоленном уголочке, но предпочла жить в самом монастыре и, соответственно, была готова к тому, что далеко не все там пойдет гладко...
Монастырь ведь не только духовный центр, но еще и «организация». И с этой «организацией» матушка вряд ли рассчитывала поладить. Ведь приехав в Оптину, она тем самым создала еще один «центр власти» — особенно сильный потому, что эта власть зиждется на авторитете старчества, а в Оптиной пустыни, этой «старческой обители» авторитет этот традиционно очень высок. Сглаживать возможность конфликта между руководством обители и старицей был волею обстоятельств поставлен авторитетный в монастыре игумен Антоний (Гаврилов). Сам он родом из Самарской области, как и матушка. Хорошо знал ее жизненный путь, особенности ее духовного служения. Кому как не ему, заместителю духовника обители, осуществлять связь между двумя столь разными по своей природе, но столь важными для Церкви «ветвями власти»... И с этой задачей он в целом справился. Хотя и сам признавался позднее (летом 2000 года), что не всегда делал все, что было в его силах, чтобы пребывание в монастыре матушки Марии было менее «конфликтным». Он и присутствовал на отпевании старицы в Вышнем Волочке как представитель монастыря, постриженкой которого являлась матушка. «Я ниточку протянула из Самары в Оптину», — говорила нам старица. И по этой «ниточке» к ней в монастырь устремились многие ее духовные чада. Оптина стала вдруг нам родной. Матушка принимала «своих» в монастыре с любовью. Но все же чувствовалось, что в ее жизни, ее служении наступил совершенно новый этап. И переезд в Оптину (как и двумя годами раньше переезд из Кинель-Черкассов в Самару) не просто географическое перемещение (за весь мир она молилась уже давно!), но совсем иной масштаб, иное измерение. Наступил последний период уже всероссийского служения. Если раньше она говорила нам: «Я — самарская» — то теперь могла бы сказать не «я — оптинская», а иначе: «я — российская». Оптину пустынь матушка называла «аптека». Трудно понять прикровенный «язык» блаженной. Но можно предположить, что в этом случае за звуковой ассоциацией для матушки скрывалось нечто большее: в Оптиной пустыни — этой духовной «аптеке» современной России — вырабатывается столь необходимое «лекарство от греха» разъедающего наши души.
«В Оптиной пустыне много семян, много хлеба», - не раз говорила матушка, то есть монастырь живет ,молится, участвует в великой битве за Россию. Она и приехала сюда, как солдат на передовую, желая быть на переднем крае этой духовной брани. Приехала помочь монастырю, приехала, чтобы продолжать свое пророческое служение уже не среди мира, а в монашеской среде — этом передовом отряде воинов Христовых. Приехала именно воинствовать, а не пребывать пусть даже и на трижды заслуженном отдыхе... Схима нужна была ей, как кольчуга для воина, как броня — чтобы еще отважнее ринуться в самую гущу схватки. Многие в монастыре ее приняли именно так, как должно — как Божьего человека, как старицу, как пророка. А ведь сказано: «Кто принимает пророка во имя пророка, тот получает награду пророка». Значит, в святых стенах обители, где остались ее верные духовные чада, со временем поднимутся новые большие подвижники православия. Посеянное непременно взойдет, и Оптина пустынь по-прежнему останется великой старческой обителью. Слишком свята эта земля для того, чтобы на ней не прорастали великие всходы.[1]
Завершение земного пути самарской старицы.
Блаженная схимонахиня Мария умирала вдали от родной Самары, вдали от большинства своих духовных чад — в Казанском женском монастыре города Вышний Волочок Тверской епархии. Самарский Клирик Петропавловской церкви протоиерей Михаил Фролов и его матушка Елена Кузьминична Фролова в тот роковой день 14 января были в Самаре. Но так случилось, что именно они оказались в эпицентре разворачивающихся за сотни километров событий… Им первым из Самарцев достался тяжкий крест узнать трагическую весть о кончине старицы. Они впервые сообщили эту новость Самарцам, знавшим и любившим матушку Марию. Им впервые стали известны подробности кончины старицы. Но обо всем по порядку…
23 декабря 1997/5 января 1998 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго Мария Ивановна Матукасова была пострижена в схиму с именем Мария в честь равноапостольной Марии Магдалины схиигуменом Илием, духовником обители, в храме Илариона Великого Свято – Введенского монастыря (Оптиной пустыни).
Из воспоминаний настоятельницы Свято-Казанского монастыря игуменьи Феодоры (Полищук): «Я познакомилась с блаженной старицей в Москве за год до ее смерти. Она тогда пропела слова панихиды, и я подумала, что кто-то их сестер умрет, но оказалось, что старица так предупреждала, что будет умирать в нашей обители... Она приехала к нам вместе с монахиней Евгенией, ее келейницей, 3 января 2000 года. До этого старица подвизалась в Оптиной пустыни. А до приезда к нам уже побывала в Дивееве. Когда она приехала в нашу обитель, я спросила, поживет ли она у нас. Она ответила: «Останусь с вами... здесь все родное... я приехала к Любушке...»
Мы окружили матушку Марию заботой и любовью. Помню, как мы одели матушку Марию, и она трижды радостно сказала о себе: «Я — невеста Христова!» Как радостно было смотреть на старицу!.. Она много молилась, а когда мы на колясочке поднимали ее в храм во имя Ефрема Сирина, она обычно пела пасхальные стихиры...
Матушка прожила у нас всего двенадцать дней, и эти дни (до того как она тяжело заболела) для нее и для нас прошли в радости и в утешении...
Перед тем как тяжело заболеть, она попросила отвести ее в часовню, где похоронена блаженная Любушка. Возле часовни она полчаса молча молилась. Потом попросила отвести ее в келию... Матушка знала час своей кончины и заранее попрощалась со своими ближними и сестрами обители... На следующее утро матушка Мария заболела — инсульт правой стороны. Первый инсульт был еще в Оптиной пустыни...
Перед самой ее смертью я успела поддержать ее голову, услышала последние вздохи ее праведной кончины. Сложила ей руки крестообразно но на груди... Игумен Антоний (Гаврилов) из Оптиной пустыни был в это время у нас в обители. Он и совершил первую панихиду по новопреставленной схимонахине Марии».
Блаженная старица продолжает помогать своим духовным чадам по сей день, слышит всех, кто с верой просит ее молитвенного предстательства.[1]
Создание фильма о Матушке.
Из воспоминаний Священника Сергия Гусельникова
Осенью 1995 года я вдруг почувствовал, что пришло время сделать фильм о старице. Вернее, даже не фильм, а просто по-хорошему запечатлеть образ Марии Ивановны на профессиональную видеокамеру. Донести до потомков обаяние ее личности. Ведь лет она преклонных, о смерти то и дело заговаривает, ну как отдаст Богу душу - и люди уже не смогут увидеть живого праведника, лишатся того счастья, которого мы сподобились... За фильм я брался именно с «мемориальной» целью. Единственный знакомый мне оператор, Александр Евсеев, в то время обучал технике операторской работы ребят в кружке при каком-то клубе. К нему я и отправился с предложением начать работу. Он согласился; заснять на видеопленку пророка – не многим в его ремесле удавалось... Забегая вперед, скажу, что он с задачей справился - и вскоре получил от Марии Ивановны нечаемую награду. Его семейные обстоятельства неожиданно изменились к лучшему — вскоре после съемок он женился.
Но прежде чем начать съемку, надо было заручиться согласием самой блаженной.
Я поехал к ней в Воскресенский собор, что на рабочей окраине Самары, попросил ее благословение на работу над фильмом. Она сразу же согласилась, благословение дала. «Много света!» — сказала она о будущем фильме, видимо, прозревая его дальнейшую судьбу. Я почувствовал, что от нашей работы должен быть прок.
Съемки велись три дня (два дня в Самаре и один день в Кинель-Черкассах, уже без участия Марии Ивановны). Было во время работы тяжелое неожиданное искушение (нелепая ссора с предполагаемым режиссером фильма), но в целом «Господь был с нами» в те незабываемые дни. Фильм о святом человеке рождался в потоке непрекращающихся то едва заметных, то явных Божьих чудес. Во время съемок приходили никем не званные, но необходимые для фильма люди. Возникали ситуации, которые «не подстроишь», но которые разукрасили наш фильм так, что никакому сценаристу не придумать... А главное - сама Мария Ивановна в те дни «позировала» нам лучшим образом, то есть вела себя совершенно естественно, словно не обращая на видеокамеру никакого внимания.