Смекни!
smekni.com

Т. А. Флоренская диалог в практической психологии (стр. 7 из 42)

Отказ христианских подвижников от своей воли является их свободным волеизъявлением. Чем глубже отношения человека с Богом, тем яснее видна ему своя ущербность и греховность, ему очевидна ничтожность человеческой "мощи". Поэтому он не стремится развивать свои способности: его устремления обращены к Богу, щедро дарующему все.

Характерен такой рассказ об одном иноке. Он пришел к духовному старцу и поведал ему, что семь лет просил у Бога об одном духовном даре. Наконец он получил его. На это старец посоветовал молить Бога еще семь лет о том, чтобы Он взял у него этот дар. Не все способности нужны и полезны человеку. В духовных наставлениях Отцов Церкви своевольное увлечение необычными восприятиями, переживаниями и видениями именуется "прелестью", "бесовским прельщением", от чего человек может "повредиться умом".

Наше счастье, что мы не можем читать мысли всех окружающих, вторгаться в судьбы и души людей, "исцеляя" их с помощью магии. "Экстрасенс", вылечив больного от облысения, может нанести неизлечимую рану его душе.

Болезнь может быть и на пользу человеку, если он мужественно и терпеливо несет этот крест. Исцеление же может повредить ему. Не всякая болезнь - зло, и не всякое исцеление - благо. Сотрудники медицинского института рассказали мне об одном сердечно больном, которого вылечили посредством необычной операции. Во время болезни это был тихий, скромный человек; став здоровым, он превратился в жестокого и злобного деспота. Культ здоровья - оборотная сторона бездуховности. Эта цель далеко не всегда оправдывает средства ее достижения. Отдаваясь во власть целителя или гипнотизера, человек впускает его в мир своей души, соединяется прочными узами с наличным "Я" этого человека - его грехами и болезнями. Поэтому следует опасаться "экстраординарных" вторжений в свою жизнь.

Тем, кто "с добрыми намерениями" занимается психологической магией и считает себя верующим христианином, следует задуматься над таинственными словами Спасителя: "Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от меня, делающие беззаконие" (Мф. 7. 21-23).

Я против "Я"

Совесть, как писали подростки, это лучшее "Я", "обязательно правильное". Назовем это второе "Я" духовным "Я", не пытаясь определить его. Это голос вечности в душе человека, его творческое начало и перспектива становления.

Духовное "Я" неизмеримо превосходит наличные возможности человека. Даже будучи неосознанным, духовное "Я" действует в человеке, и совесть является одним из его проявлений. Совесть - это нравственная интуиция. Ее можно развивать, как всякую другую способность, и таким образом приближаться к реализации в себе потенциального духовного "Я".

Другим проявлением духовного "Я" является творческая интуиция художника, поэта, философа, ученого. Она сродни совести. Так, например, говоря о чуткости отношения к слову, П.А. Флоренский называл это "совестью ушей". Духовное "Я" неповторимо, индивидуально. Оно проявляется в творчестве человека, осуществляющего свое творческое призвание. Мы узнаем великих творцов в их творениях. Они вечны, бессмертны, как бессмертно духовное "Я", вдохновившее человека на их создание.

Проявлением духовного "Я" является способность к самопожертвованию. С точки зрения "здравого смысла" необъяснимо, как может человек преодолеть самый мощный инстинкт - самосохранения? История знает неисчислимое множество подвижников, мучеников, героев. Их гибель вселяет в нас вместе с состраданием радость победы духа над плотью. Это чувство духовное, оно подтверждает существование духовного "Я", победа которого является призванием человека.

Пытаясь определить, что такое - духовное "Я", исследователь уподобляется Пилату с его вопросом: "Что есть истина?" Христос не ответил на этот вопрос: Он - живая Истина - стоял перед Пилатом. В вопросе: "Что есть истина?" звучит отношение к истине как к объекту рассудочного познания. Поведение Пилата выражает скептическое отношение к существованию истины. Вопрос об истине в таком тоне ложен и не ведет к ответу, потому что Пилат не ищет и не желает живой Истины, хотя он не прочь поиграть словами об истине. Первый акт познания невидимого - вера в его существование. Это относится и к духовому "Я" человека.

"Сокровенный сердца человек" невидимо живет в каждом. Об этом пишут и рассказывают подростки. Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразных символах религий, в философских системах, бессмертных произведениях искусства утверждает духовность человека. Но каждому дана свобода признать ее в себе или отвергнуть.

"...Я был единственным сыном у матери, посвятившей мне жизнь. В детстве я обожал свою маму и восхищался ею: она казалась мне самой умной, самой доброй и самой красивой. Но главным моим воспитателем и учителем был дедушка. Виделись мы с ним нечасто: он работал хирургом и много времени отдавал работе. Дома у него собирались знакомые и друзья, читали стихи, слушали музыку; многие приходили за помощью, за советом. Дедушка был не просто умным, он был мудрым человеком.

Мне хотелось стать таким, как дедушка, и часто я просил его рассказать о себе. Особенно мне нравились его рассказы о войне. "На войне я родился заново, - говорил мне дедушка. - Я рос изнеженным, избалованным ребенком. Родные, знакомые видели во мне будущего знаменитого музыканта, и это породило в моей душе чувство своей особенности, исключительности. А на войне я оказался простым солдатом..."

Из рассказов дедушки я понял, что значат слова "огонь войны". Так и в человеке: когда в сердце его огонь - все мелкое, личное отступает.

- Дедушка, значит, только на войне и можно стать человеком? - допытывался я.

- Нет, дорогой. И в мирное время нужно жить так, чтобы в сердце горел огонь.

- Как у Данко? - вспомнил я последний урок литературы.

Для меня это были пока высокие слова, хотя и запавшие в душу, но еще не ставшие тем глубоким убеждением, которое рождается лишь опытом жизни.

Вскоре я понял: чтобы стать настоящим человеком, надо победить свое "Я"; эта война может начаться в самых мирных обстоятельствах.

Трудности подросткового возраста не миновали и меня. Особенно тяжко пришлось матери, привыкшей к нежности и послушанию своего ребенка: я чувствовал себя уже взрослым, самостоятельным, все понимающим, и меня тяготила ревнивая опека матери и постоянные вопросы: "Куда пошел?", "Когда вернешься?", "С кем говорил?" У меня появились свои личные дела и отношения... Особенно - с Таней... Мы поссорились - это мое личное дело...

Когда мне было трудно и тяжко на душе, я уезжал к дедушке на дачу. Так было и на этот раз. Вернее сказать, так тяжко еще никогда не было... Я был совершенно разбит, подавлен, обессилен не только душевно, но и физически... Я уехал из дома "навсегда", хлопнув дверью.

Дедушка пристально посмотрел на меня - и не стал ни о чем спрашивать. Был солнечный зимний день. Пообедав по-холостяцки, мы взяли лыжи и пошли в лес. Мой дедушка был не только хирургом, он был для меня врачевателем души. Мы перебрасывались шутками, состязались в забавных колкостях, дедушка рассказывал мне уморительные истории. Отсмеяв-шись, мы предались созерцанию. Я чувствовал, как жизнь ко мне возвращается, я снова начинаю видеть красоту деревьев, чистоту снега, радоваться пестрой синичке. Я был благодарен дедушке, благодарен лесу, солнцу, маленькой синичке за жизнь, красоту и душевный покой. Но в этот покой время от времени набегали облака неприятных воспоминаний... Мама... Таня... Мне захотелось освободиться от их навязчивости, и дедушка был тем слушателем, которому я впервые раскрыл все так, как за минуту до этого не смог бы рассказать самому себе. Казалось, вся природа помогает мне находить нужные слова и само солнце высвечивало в тайниках души то, что я до тех пор не видел. Дедушка слушал молча и серьезно. "Вот человек, который может все понять и все простить", - подумал я.

Дома, у весело горящей печки, было тепло и уютно. Простой ужин казался необычайно вкусным. "Ну а теперь можно и отдохнуть, послушать музыку. У тебя, наверное, еще нет этой пластинки: Шуман "Круг песен", "Любовь и жизнь женщины", исполняет Элизабет Шварцкопф". Дедушка любил заканчивать воскресный день музыкой. И ему я обязан любовью к музыке. С ним я понял удивительное таинство совместного слушания: когда я слушал один, не воспринимал так глубоко содержание и смысл музыки. Присутствие дедушки как бы вливало в меня глубину и конкретность его слышания - в той мере, в какой я мог вместить его. После прослушивания мы привыкли обмениваться впечатлениями.

Голос Элизабет Шварцкопф пронзил меня, как те лучи солнца в снежном лесу: он был так нежен и чист, наполнен такой любовью, которая, кажется, может растопить самое жесткое сердце.