навязать партии новую дискуссию. Они ставят при этом на обсуждение членов
партии свою платформу, являющуюся копией обычной троцкистско-меньшевистской,
антиленинской платформы. Члены партии дают оппозиционерам жестокий отпор, а
местами -- просто выгоняют их с собраний. ЦК вновь предупреждает сторонников
блока, что партия не может дальше терпеть их подрывной работы.
Оппозиционеры за подписями Троцкого, Зиновьева, Каменева, Сокольникова
вносят в ЦК заявление, где они осуждают свою фракционную работу и обещают
быть впредь лойяльными. Тем не менее, блок продолжает на деле существовать,
и его сторонники не прекращают своей подпольной антипартийной работы. Они
продолжают сколачивать свою антиленинскую партию, заводят нелегальную
типографию, устанавливают членские взносы среди своих сторонников,
распространяют свою платформу.
В связи с таким поведением троцкистов и знновьевцев XV партконференция
(ноябрь 1926 г.) и расширенный пленум Исполкома Коммунистического
Интернационала (декабрь 1926 г.) ставят на обсуждение вопрос о
троцкистско-зиновьевском блоке и в своих решениях клеймят сторонников блока,
как раскольников, скатившихся в своей платформе на меньшевистские позиции.
Но и это не пошло впрок сторонникам блока. В 1927 году, в момент
разрыва английскими консерваторами дипломатических и торговых отношений с
СССР, они вновь усилили свои нападки на партию. Они состряпали новую
антиленинскую платформу, так называемую "платформу 83-х" и стали
распространять ее среди членов партии, требуя от ЦК новой общепартийной
дискуссии.
Из всех оппозиционных платформ эта платформа была, пожалуй, наиболее
лживой и фарисейской.
На словах, т. е. в платформе, троцкисты и зиновьевцы не возражали
против соблюдения решений партии и высказывались за лойяльность, а на деле
они грубейшим образом нарушали решения партии, издеваясь над всякой
лояльностью в отношении партии и ее ЦК.
На словах, т. е. в платформе, они не возражали против единства партии и
высказывались против раскола, а на деле они грубейшим образом нарушали
единство партии, вели линию раскола и имели уже свою особую нелегальную,
антиленинскую партию, которая имела все данные перерасти в антисоветскую,
контрреволюционную партию.
На словах, т. е. в платформе, они высказывались за политику
индустриализации и даже обвиняли ЦК в том, что он ведет индустриализацию
недостаточно быстрым темпом, а на деле они охаивали решение партии о победе
социализма в СССР, издевались над политикой социалистической
индустриализации, требовали сдачи иностранцам в концессию целого ряда
заводов и фабрик, возлагали главные свои надежды на иностранные
капиталистические концессии в СССР.
На словах, т. е. в платформе, они высказывались за колхозное движение и
даже обвиняли ЦК в том, что он ведет коллективизацию недостаточно быстрым
темпом, а на деле они издевались над политикой вовлечения крестьян к
социалистическое строительство, проповедывали неизбежность "неразрешимых
конфликтов" между рабочим классом и крестьянством и возлагали свои надежды
на "культурных арендаторов" в деревне, то есть на кулацкие хозяйства.
Это была самая лживая платформа из всех лживых платформ оппозиции.
Она была рассчитана на обман партии.
ЦК отказал в немедленном открытии дискуссии, заявив оппозиционерам, что
дискуссия может быть открыта лишь согласно устава партии, то есть за два
месяца до съезда партии.
В октябре 1927 года, то есть за два месяца до XV съезда, Центральный
Комитет партии объявил общепартийную дискуссию. Начались дискуссионные
собрания. Результаты дискуссии оказались для троцкистско-зиновьевского блока
более, чем плачевными. За политику ЦК голосовало 724 тысячи членов партии.
За блок троцкистов и зиновьевцев -- 4 тысячи, то есть меньше одного
процента. Антипартийный блок был разбит наголову. Партия в своем подавляющем
большинстве единодушно отвергла платформу блока.
Такова была ясно выраженная воля партии, к мнению которой апеллировали
сами сторонники блока.
Но и этот урок не пошел впрок сторонникам блока. Вместо того, чтобы
подчиниться воле партии, они решили сорвать волю партии. Еще до окончания
дискуссии они, видя неизбежность своего позорного провала, решили прибегнуть
к более острым формам борьбы против партии и Советского правительства. Они
решили устроить открытую демонстрацию протеста в Москве и Ленинграде. Днем
своей демонстрации они избрали 7 ноября, день годовщины Октябрьской
революции, когда трудящиеся СССР устраивают свою революционную всенародную
демонстрацию. Троцкисты и зиновьевцы вознамерились, таким образом, устроить
параллельную демонстрацию. Как и следовало ожидать, сторонникам блока
удалось вывести на улицу лишь жалкую кучку своих немногочисленных подпевал.
Подпевалы и их атаманы были смяты и выброшены вон всенародной демонстрацией.
Теперь уже не подлежало сомнению, что троцкисты и зиновьевцы скатились
в антисоветское болото. Если в общепартийной дискуссии они апеллировали к
партии против ЦК, то здесь, во время своей жалкой демонстрации, они стали на
путь апелляции к враждебным классам против партии и Советского государства.
Поставив целью подрыв большевистской партии, они неизбежно должны были
скатиться на путь подрыва Советского государства, ибо партия большевиков и
государство неотделимы в Советской стране. Тем самым атаманы
троцкистско-зиновьевского блока поставили себя вне партии, ибо невозможно
было терпеть дальше в рядах большевистской партии людей, скатившихся в
антисоветское болото.
14 ноября 1927 г. объединенное собрание ЦК и ЦКК исключило из партии
Троцкого и Зиновьева.
2. Успехи социалистической индустриализации. Отставание сельского
хозяйства. XV съезд партии. Курс на коллективизацию сельского хозяйства.
Разгром троцкистско-зиновьевского блока. Политическое двурушничество.
Уже к концу 1927 года определились решающие успехи политики
социалистической индустриализации. Индустриализация в условиях нэпа сумела
дать в короткий срок серьезное продвижение вперед. Промышленность и сельское
хозяйство в целом (включая лесное хозяйство и рыбную ловлю) не только
достигли по своей валовой продукции довоенного уровня, но и перевалили через
этот уровень. Удельный вес промышленности в народном хозяйстве вырос до 42
процентов, достигнув соответствующего уровня довоенного времени.
Быстро шел рост социалистического сектора промышленности за счет
частного сектора, поднявшись с 81 процента в 1924--1925 г. до 86 процентов в
1926--1927 г., тогда как удельный вес частного сектора упал за тот же период
с 19 процентов до 14 процентов.
Это означало, что индустриализация в СССР имеет резко выраженный
социалистический характер, что промышленность СССР развивается по пути
победы социалистической системы производства, что в области промышленности
вопрос "кто--кого" уже предрешен в пользу социализма.
Так же быстро вытеснялся частник из торговли, доля которого упала в
области розницы с 42 процентов в 1924-- 1925 году до 32 процентов в
1926--1927 г., не говоря уже об оптовой торговле, где доля частника упала за
тот же период с 9 процентов до 5 процентов.
Еще более быстрым темпом шел рост крупной социалистической
промышленности, давшей за 1927 год, первый год после восстановительного
периода, прирост продукции в сравнении с предыдущим годом в 18 процентов.
Это была рекордная цифра прироста, недоступная для крупной промышленности
самых передовых стран капитализма.
Иную картину представляло сельское хозяйство, особенно -- зерновое
хозяйство. Хотя сельское хозяйство в целом и перевалило через довоенный
уровень, валовая продукция его главной отрасли -- зернового хозяйства --
составляла лишь 91 процент довоенного уровня, а товарная часть зерновой
продукции, продаваемая на сторону для снабжения городов, едва доходила до 37
процентов довоенного уровня, причем все данные говорили о том, что есть
опасность дальнейшего падения товарной продукции зерна.
Это означало, что дробление крупных товарных хозяйств в деревне на
мелкие хозяйства, а мелких на мельчавшие, начавшееся в 1918 году, все еще
продолжается, что мелкое и мельчайшее крестьянское хозяйство становится
полунатуральным хозяйством, способным дать лишь минимум товарного зерна, что
зерновое хозяйство периода 1927 года, производя немногим меньше зерна, чем
зерновое хозяйство довоенного времени, может, однако, продать на сторону для
городов лишь немногим больше третьей части того количества зерна, которое
способно было продать довоенное зерновое хозяйство.
Не подлежало сомнению, что при таком состоянии зернового хозяйства
армия и города СССР должны были очутиться перед лицом хронического голода.
Это был кризис зернового хозяйства, за которым должен был последовать
кризис животноводческого хозяйства.
Чтобы выйти из такого положения, необходимо было перейти в сельском
хозяйстве на крупное производство, способное пустить в ход тракторы и
сельскохозяйственные машины и поднять в несколько раз товарность зернового
хозяйства. Перед страной стояли две возможности: либо перейти на крупное
капиталистическое производство, что означало бы разорение крестьянских масс,
гибель союза рабочего класса и крестьянства, усиление кулачества и поражение
социализма в деревне, либо стать на путь объединения мелких крестьянских
хозяйств в крупные социалистические хозяйства, в колхозы, способные
использовать тракторы и другие современные машины для быстрого подъема