В 1905 г. проводилась Синодом анкета, целью которой было узнать мнения архиереев об обсуждаемых в печати церковных реформах.
Вопросы касались: состава предлагаемого Собора, разделения России на церковные округи, церковного управления, преобразования церковного суда, прихода, духовных школ, приобретения церковной собственности, епархиальных съездов и участия священнослужителей в общественных учреждениях.
Ответы архиереев на эти вопросы были напечатаны в 4 томах под названием ,,Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе“. Этот документ является одним из источников истории Русской церкви и отражает позицию не только отдельных церковных лиц, но и всей Русской церкви. Вопросов, касавшихся литургических реформ и богослужебного языка, среди остальных тем обсуждения не было. Но в ответах опрошенных можно найти предложения обсуждения этой темы на будущем Соборе.
Многие архиереи считали нынешний богослужебный язык непонятным.
Например, Георгий (Орлов), еп. Астраханский сказал: ,,В православном христианском богослужении главное место принадлежит слову, посредством которого передается сознанию верующих все богатство и разнообразие содержания христианства. Но это содержание с каждым десятилетием становится все менее и менее понятным не только для людей простых, но даже и для лиц богословски образованных“ (ср. Отзывы I, 322).
Пути решения этой проблемы предлагались следующие. В связи с этими отношениями приводили архиерееи идеи, как эту проблему можно преодолеть. Этим идеям соответствовали взгляды остальных участников о которых мы говорили раньше.
Первый вариант решения этой проблемы архиереи видели в исправлении богослужебных книг. Объектом этого способа было исправление лексики и синтаксиса. Этот метод являлся установкой для преобразования старого текста.
Например, Агафангел (Преображенский) архиеп. Рижский полагает: ,, Необходимо немедля приступить к исправлению богослужебных книг (…) Только немедленным исправлением этого языка до возможности понимания его и не учившимся славянской грамоте возможно сохранить любовь и преданность нынешнего поколения к церковному языку“ (ср. Отзывы II, 316).
Второй альтернативой, предлагаемой архиереями, являлась возможность нового перевода на новославянский язык. Архиерееи подчеркивали не только непонятность старословянского, но и неправильность текста и неточность перевода. Тихон (Белавин), археп. Алеутский и Северо-Американский придерживается этого мнения: ,,Для Русской церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требование иных служить на русском обиходном языке“ (ср. Отзывы I, с.537).
Дальнейшим способом, как преодолеть непонятность церковнославянского языка, видели архиереи в введении специальных изданий для мирян, представлявших параллельный славянско-русский текст или церковнославянский с комментариями. Этого метода придерживается Владимир (Соколовский-Авмонов), еп. Екатеринбурский и говорит: ,,Нужно улучшить методы ведения богослужений; язык это сделать более понятным; постановить, чтобы изданы были маленькие богослужебные книжки для раздачи в св. храме народу. Ввести в обычай, чтобы каждый мирянин мог следить за содержанием читаемого и воспеваемого в церкви (…) и тем сделать невозможным небрежное совершение его (богослужения) клиром“ (ср. Отзывы III, 30).
Последней возможностью, предлагаемой лишь некоторой частью архиереев, явился перевод богослужебного текста на русский литературный язык. Тихон (Троицкий-Донебин), архиеп. Иркутский заявил: ,,По отношению к обрядовой области, Собор прежде всего должен рассмотреть вопрос о переводе всего богослужения с церковнославянского языка на русский или об изменении в словосложении своем церковнославянского языка в более понятную и близкую к складу русской речи форму. Такой перевод есть настоятельная необходимость“
(ср. Отзывы II, 176).
Большинство архиеерев сходилось на том, что нужно сделать реформу богослужебного языка, называя способ решения, но без предложения какой-либо лингвистической программы.
Отношение архипастырей к проблематике языка богослужения отличалась от остальных лиц, обсуждавших эту тему, прежде всего, своим сдержанным и осторожным подходом с осознанием всей ответственности в этом вопросе.
Значимость этой анкеты состояла в том, что она показала отношение всей Русской Православной Церкви, в результате чего она являлась и до сих пор является значительным историческим источником, и в свое время воспринималась как подготовка к будущему Поместному Собору.
Поместный Собор Русской Православной Церкви
В предыдущей главе мы смогли на основе мнений разных священнослужителей сделать анализ дискуссии, касающейся языка богослужения. Уже упомнянутая анкета 1905 г. своими ответами на вопросы относительно Церкви и ее организации показала готовность Русской Православной Церкви к проведению Поместного Собора, ставший прямым продолжателем этой церковной дискуссии. Для подготовки его проведения было создано Предсоборное присутствие, которое занималось разными вопросами Церковной жизни (реформы высшего и епархиального управления, прихода, церковного суда и т. д.).
Вопросы богослужения были затронуты в проблемах внутренней миссии, для которой был создан VI отдел Предсоборного присутствия. Проблема богослужебного языка была обсуждена на Предсоборном Совете 1917 г., где рассматривалась возможность совершать богослужения на русском и других национальных языках. В результате Советом было принято 7 тезисов, которые допускали введение русского или украинского языков, но с другой стороны рекомендовалось не торопиться в этом вопросе.
Поместный Собор Русской Православной Церкви, проходивший с 15/28 августа 1917 г. по 7/20 ноября 1917 г., совпал с революционным процессом и установлением нового государственного строя в России. Собор открылся в Успенском храме Кремля в день его храмового праздника – Успения Пресвятой Богородицы – 15/28 августа. Поместный Собор начал заниматься рабочими вопросами на третьем заседании, в начале которого его почетный председатель митрополит Владимир произнес: ,, Мы все желаем успеха Собору, и для этого успеха есть основания. Здесь, на Соборе представлены духовнoе благочестие, христианская добродетель и высокая ученость. Но есть нечто, возбуждающее опасения. Это – недостаток в нас единомыслия (…) Поэтому я напомню Апостольский призыв к единомыслию. Слова Апостола ,, будьте единомыслены между собою“ имеют великое значение и относятся ко всем народам, ко всем временам. В настоящее время разномыслие сказывается у нас особенно сильно, оно стало основополагающим принципом жизни (…) Разномыслие расшатывает устои семейной жизни, школы под его влиянием многие отошли от Церкви… Православная Церковь молится о единении и призывает ,,едиными усты и единым сердцем“ исповедать Господа. Наша Православная Церковь устроена на основании апостол и пророк, сущу краеугольну самому Иисусу Христу. Это скала, о которую разобьются всякие волны“ (ср. Цыпин, 1994, 10).
Поместный Собор образовал 22 отдела, которые готовили доклады и проекты для обсуждения на заседаниях. Важнейшими отделами считались Уставный, Высшего Церковного управления, епархиального управления, благоустроения приходов, правового положения Церкви в государстве. В большинстве отделов председателями являлись архиереи.
Прежде, чем мы будем заниматься проблемой богослужебного языка, как одного из вопросов, обсуждаемых на Поместном Соборе, хочу отметить важнейшее событие в деяниях Собора - восстановление Патриаршества, которое было упразднено Петром I. Вопрос о первом церковном епископе был поставлен лишь в ходе Собора. Предсоборный Совет эту возможность не предусмотрел. Но на каждом заседании отдела Высшего Церковного Управления эта идея встречала положительный отклик и на 7-ом заседании Совет решил предложить Собору восстановить Первосвятительский Престол. В своей речи епископ Митрофан напомнил, что Патриаршество на Руси известно уже со времен принятия христианства, потому что в первые века Русская Церковь пребывала в юрисдикции Константинопольского Патриарха. Упразднение патриаршества, произведенное Петром I., было нарушением церковных канонов.
Разногласия между сторонниками существовавшей тогда синодальной системы, опасавшихся ограничения Патриаршеством соборного начала в жизни Церкви, и поборниками востановления Патриаршества были прекращены после вынесения исторического постановления:
1. В Православной Российской Церкви высшая власть - законодательная, административная, судебная и контролирующая - принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян.
2. Востанавливается Патриаршество, и управление церковное возглавляется Патриархом.
3. Патриах является первым между равными ему епископами.
4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору (ср. Цыпин, 1994,14).
Избрание Патриарха происходило в духе исторических прецедентов. Согласно правилам продолжительная процедура избрания Патриарха завершалась жребием. 5/18 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя состоялся последний тур избрания патриарха, ход которого описал митрополита Евлогий: ,,Все с трепетом ждали, кого Господь назовет (…) По окончании молебня митрополит Владимир подошел к аналою, взял ларец, благословил им народ, разорвал шнур, которым ларец был перевязан, и снял печати. Из алтаря вышел глубокий старец - иеросхимонах Алексий, затворник Зосимовой пустыни (неподалеку от Троице-Сергиевой Лавры), ради церковного послушания участвовавший в Соборе. Он трижды перекрестился и, не глядя, вынул из ларца записку. Митрополит Владимир внятно прочел: ,,Тихон, митрополит Московский“. Словно электрическая искра пробежала по молящимся (…) Раздался возглас митрополита: ,,Аксиос!“, который потонул в единодушном ,,Аксиос! (…) Аксиос! (…)“ духовенства и народа. Хор вместе с молящимися запел ,,Тебе Бога хвалим“. У многих на глазах были слезы. Чуствовалось, что избрание Патриарха для всех радость обретения, в дни русской смуты, заступника, представителя и молитвенника за русской народ (…) Всем хотелось верить, что с Патриархом раздоры как-то изживутся (…) Когда мы расходились и надевали шубы, протопресвитер Шавельский сказал: ,,Вижу, Господом Церковь наша не оставлена…“ (ср. Регельсон, 1977, 217).