Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 12 из 58)

Это примеры мирного соперничества. Примене­ние оружия, государственные перевороты, что не­редко происходят во многих странах, противоре­чат сути западных режимов. В условиях демокра­тии случаются конфликты из-за имущества, которое невозможно предоставить всем, но развиваются эти конфликты не хаотически — если нарушаются обя­зательные правила, это уже выход за пределы режима, именуемого демократией.

Реализация власти в рамках закона по своей природе отличается от того, что называют взя­тием власти. Законная власть всегда временная. Реализующий ее знает, что эта роль отведена ему не пожизненно. При взятии власти завладевший ею не собирается возвращать ее неудачливому со­пернику. Идея же демократического соперничества не предполагает, что проигравший непременно проигрывает раз и навсегда. Если победитель пре­пятствует побежденным вновь попытать счастья, он выходит за рамки западной демократии, ибо объяв­ляет в таком" случае оппозицию незаконной.

В мирных условиях соперничество .за реализа­цию власти находит выражение в выборах. Не ста­ну утверждать, что выборы — это единственная фор­ма- мирного соперничества. В греческих полисах, к примеру, был иной принцип назначения, который, согласно Аристотелю» еще более демократичен— жребий. В самом деле, если исходить из постулата о равенстве, и взаимозаменяемости всех граждан, жребий — лучший способ назначения носителей власти. Но в современных обществах такое не­мыслимо, за исключением особых случаев, например, назначения присяжных. Полагаю, что жребий не­совместим с природой современных демократий, которые определяются представительством. В теории представители могли бы определяться наудачу, но граждане современных обществ слишком отличаются друг от друга, чтобы согласиться, с каким-то иным методом, кроме выборов.

Ссылка на реализацию власти в рамках закона подчеркивает очень важный вывод: сущность режи­ма не сводится к способу назначения носителей законной власти. Не менее важную роль играет и способ ее реализации.

Какова же главная трудность, с которой стал­кивается режим, определяемый через реализацию власти? Приказы отдаются всем от имени некото­рых. В лучшем случае правители представляют некое большинство. Но даже если они представляют мень­шинство, все граждане должны подчиняться его воле. Примирить эти две возможности логически не­трудно, что наилучшим образом сделал Руссо. Он писал: подчиняясь приказам большинства, даже если я не согласен с ним, я подчиняюсь самому себе, ибо я хотел такой режим, где царит воля большинства. В идеале никаких сложностей нет: гражданин при­нимает систему назначения в соответствии с зако­нами правителей, которые действуют на законных основаниях. То, что сегодня правители представляют враждующие между собой политические силы,— неизбежный второстепенный фактор, который, по сути ничего не меняет. Подчиняясь приказам, ис­ходящим от представителей своих противников, гражданин проявляет уважение к им же выбранному

режиму.

И все же (если мы обратимся к действительности и психологии) такой режим вынужден обеспечивать определенную степень согласия в сообществе, не пре­пятствуя обмену мнениями между партиями. Иначе говоря — постоянным спором соперничающих групп по поводу того, что надлежит делать.

Как добиться согласия в стране, где партии постоянно спорят?

Возможны два метода. Первый связан с государст­венными институтами и заключается в том, чтобы определенные функции и лица в государстве стояли над межпартийными спорами. Считается, что в не­которых режимах западного типа[8] президент рес­публики или монарх стоит над партийной борьбой, не имеет с ней ничего общего. Это попытка сде­лать одного лидера символом единодушия управ­ляемых, согласия с режимом и отечеством. Монарх или президент республики становятся олицетворением всего сообщества.

Второй метод, куда более мучительный, но зато более действенный, заключается в том, что устанав­ливаются ограничения действиям правителей — с тем, чтобы ни одна из групп не поддалась искуше­нию сражаться, а не подчиняться. Говоря отвлеченно, режим, называемый на Западе демократическим, едва ли мыслим без очерченных пределов, в которых правители полномочны принимать решения.

Оппозиция подчиняется решениям правительства, принятым в соответствии с законами, то есть ре­шениям большинства. Но если эти решения ставят под угрозу ее жизненные интересы, условия ее су­ществования, разве она не попытается оказать сопротивление? Есть обстоятельства, когда мень­шинство предпочитает борьбу покорности.

Здесь мы выходим за пределы западного демо­кратического режима. Все демократии подвержены риску переступить то, что можно назвать порогом насилия. Обратимся к примеру США: решения кон­гресса и федерального правительства о расовой интеграции и ныне создают угрозу того, что эту грань в южных штатах могут перейти. Подчас возникает опасность, что белое меньшинство Юга попытается любым путем защитить свой образ жизни, интересы и, если угодно, привилегии даже вопреки Консти­туции.

Функционирование любого западного режима зависит в основном от намерений противоборству­ющих партий. Основная проблема западной демокра­тии — сочетание согласия в стране с попытками оспорить само существование данного режима — более или менее разрешима, в зависимости от при­роды партий, от их целей и воззрений, привержен­ность к которым они декларируют.

Перейдем к режиму другой разновидности — однопартийному.

Я воздержусь от поисков определения ему. Вряд ли все режимы такого рода могут быть определены одинаково. Между ними огромные различия. Как бы там ни было, мне не хотелось бы придавать мо­ральный или политический характер анализу, который, по моим намерениям, претендует на беспристраст­ность.

Для таких режимов характерно предоставление одной партии монополии на законную политическую деятельность.

Под законной политической деятельностью я подразумеваю участие в борьбе за реализацию власти, а также в определении плана действий и плана устрой­ства всего сообщества. Партия, оставляющая за со­бой монополию на политическую деятельность, тут же сталкивается с очевидной и трудноразрешимой проблемой: как оправдать такую монополию? Почему некая группа, и только она, имеет, право на участие в политической жизни? У различных однопартийных режимов различные оправдания своей монополии. Я обращусь к приме­ру советского режима — чистейшему и наиболее законченному образцу подобного рода.

Коммунистическая партия СССР предлагает две • системы оправданий: первая основана на понятии подлинного представительства, вторая оперирует по­нятием исторической цели.

В принципе можно допустить, что определять законных носителей власти путем выборов невоз­можно из-за воздействия неких общественных сил. Чтобы обеспечить подлинность выбора, истинное представительство народа или пролетариата, необ­ходима, как нам говорят, единая партия. В такой системе оправдания отмена выборов становится ус­ловием подлинности представительства.

Вторая система оправдания, неизменно сочетающаяся с первой, опирается на историческую цель. Коммунисты заявляют, что монопольное право партии на политическую деятельность необходимо для создания совершенно нового общества, которое только и отвечает высшим ценностям. Если ува­жать права оппозиции, построить однородное об­щество и уничтожить классы невозможно. Для основополагающих преобразований необходимо сло­мить сопротивление групп, мировоззрение, интересы или привилегии которых оказываются задетыми. Вот почему естественно, что партия требует монополь­ного права на политическую деятельность, отказы­вается как бы то ни было ограничивать свою роль, стремится сохранять в полном объеме свою рево­люционную власть, если она ставит перед собой цель создать принципиально новое общество.

Когда монополия на политическую деятельность у одной партии, государство оказывается неразрывно связанным с нею. При западном многопартийном режиме государство- считает своим достоинством то, что не руководствуется идеями ни одной из противоборствующих партий. Государство нейтрально — оно терпит многопартийность. Возможно, государство не совсем нейтрально, поскольку требует от всех партий уважения к себе — к своей Консти­туции. Но, по крайней мере во Франции, оно и этого не делает. Французское государство признает законность даже тех партий, которые не скрывают своих намерений нарушить республиканскую законность, если им такая возможность представится. В усло­виях многопартийности государство, не будучи свя­зано с какой-то одной партией, в идеологическом смысле носит светский характер. При однопартий­ном режиме государство партийно, неотделимо от партии, располагающей монопольным правом на законную политическую деятельность. Если вместо государства партий существует партийное госу­дарство, оно вынуждено ограничивать свободу поли­тической дискуссии. Поскольку государство ут­верждает единственную идеологию — идеологию партии, монополизировавшей власть, оно официаль­но не может разрешить поставить эту идеологию под сомнение. В различных однопартийных режимах свобода политической дискуссии ограничена в разной мере. Но сущность однопартийного режима, где го­сударство определяется идеологией партии, моно­польно владеющей властью, одна: запрет всех идей, изъятие из открытого обсуждения множества тем, позволяющих обнаружить различные точки зрения.