Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 18 из 58)

Вот почему, если классифицировать консти­туционно-плюралистические режимы лишь в кате­гории «парламентский — президентский», то в од­ной группе окажутся режимы, практика которых не имеет ничего общего. Конституционные раз­личия, обоснованные с правовой точки зрения, пригодны для использования в социологическом изучении — при обозначении направлений, следуя которым можно представить себе идею того или иного режима. Однако они недостаточны, что­бы классифицировать все возможные типы ре­жимов.

Вторая переменная величина политической систе­мы — партии. По простейшему определению, пар­тией называется добровольное объединение, более или менее организованное, действующее более или менее постоянно и преследующее цель во имя определенной концепции общества и его интересов решать самостоятельно или в союзе с другими за­дачи управления.

Такое определение соотносит партии с их целя­ми. Партия — это объединение людей, стремящихся выполнять функции управления; как следствие, она должна делать все необходимое, чтобы добиться этого, следовательно, ей необходимо располагать большинством и депутатов, и министров.

Партия — объединение добровольное, посколь­ку в конституционных режимах никто не обязан принадлежать к какой-либо партии. Огромное боль­шинство граждан в значительной части конституцион­но-плюралистических режимов не принадлежит ни к одной из партий. (Впрочем, это справедливо и для однопартийных режимов.)

Мое определение вряд ли приложимо к партиям, монопольно владеющим властью, после того как они ее добились. В США, в Великобритании, во Фран­ции партии соперничают друг с другом. Если у пар­тии нет соперников — меняется ее природа.

Определяя цель партии, я не использую термины «могущество» и «влияние». В плюралистических де­мократиях множество группировок, стремящихся ока­зывать влияние на рядовых граждан или на правите­лей. Профсоюзы, вне всякого сомнения, к этому тоже стремятся. Однако, исходя из нашего определения, профсоюзы — не партии, так как они не ставят целью присвоение функции управления. Старая Морская и колониальная лига не была партией, хотя распрост­раняла культ морской державы. Лига за Спасение и обновление Французского Алжира — тоже не партия. Будучи добровольным объединением, она борется за влияние на граждан и правителей, но не планирует приход к власти. Точное определение партии должно принимать во внимание цель, с ко­торой объединяются люди.

Каноническая в наше время классификация пар­тий вытекает из социологии Макса Вебера. На по­люсах — два идеальных вида: организованная мас­совая партия и парламентская группа.

Образец организованной массовой партии — немецкая социал-демократия в том виде, в каком она существовала с конца XIX века до захвата власти Гитлером. Она была массовой партией, по­скольку насчитывала множество (сотни тысяч) членов и получала миллионы голосов на выборах. Партийцы были организованы на постоянной осно­ве, распределялись по секциям и федерациям, под­чинялись уставу, регламентирующему внутрипартий­ную жизнь. Партия обзавелась постоянной бюро­кратией, сравнимой с той, что действует на крупных предприятиях. Одни и те же активисты были и функционерами, и руководителями партии.

На другом полюсе — несколько депутатов, с общими идеями или устремлениями, объединяющиеся для того, чтобы иметь своих представителей в пар­ламентских комиссиях или для выдвижения кан­дидатов при голосовании по спискам. Во Франции примером этого типа, противоположного организованной массовой партии, была радикально-социали­стическая партия.

Эти типы — не единственно возможные. Иные организованные массовые партии— не бюрократичны. Руководители партии могут быть не постоянными функционерами, а видными фигурами, политическими деятелями, сделавшими карьеру благодаря своему социальному положению или деятельности в парла­менте. В Великобритании обе крупные партии пре­красно организованы, у них есть общие черты, и тем не менее партия консерваторов сильно отли­чается от немецкой социал-демократической пар­тии, какой та была до первой мировой войны.

Что касается слабо организованных партий, то можно насчитать множество их вариантов, во Фран­ции, например, начиная с социалистической и кон­чая независимыми, включая МРП и ЮДСР. Фран­цузская социалистическая партия больше других — если не считать коммунистической — похожа на организованную массовую партию. У СФИО[14] свой устав, у активистов — постоянные обязанности; ре­гулярно собираются секции, направляющие пред­ставителей на региональные съезды, которые, в свою очередь, посылают делегатов на съезды обще­французские. Устав партии можно изучать так же, как и Конституцию IV Республики. В основе и устава, и Конституции — органический закон, в соответствии с которым выбираются принимающие решения руководители. С другой стороны, не исклю­чена возможность махинаций с партийным уста­вом, от чего не застрахована и Конституция Республи­ки. И если достойна изучения практика приме­нения Конституции, определяющей жизнь Республи­ки, то интересны и реальные толкования устава партии.

Социология партий — тема ряда исследований (в частности, книги Дюверже) — приложима ко всем партиям и во всех странах. Она прослеживает их рождение и смерть, описывает устройство каж­дой, показывает, как толкуются уставы, как они становятся предметом мошенничества. Она пытается уяснить, каким образом внутри каждой партии распределяется власть, и сравнивает партийные системы разных стран.

Сравнения закономерны и в данном случае: наи­более распространенных типов партийных систем — двухпартийной и многопартийной. Такая дифферен­циация закономерна, однако и она не позволяет классифицировать разновидности режимов. В самом деле, многопартийные режимы вполне сопоставимы с двухпартийным режимом Великобритании. С дру­гой стороны, некоторые двухпартийные режимы могут функционировать совсем иначе. Система пар­тий — одна из важнейших переменных величин, влияние которой необходимо анализировать, чтобы уяснить принцип функционирования политической системы, но анализ этот сам по себе не дает воз­можности классифицировать плюралистические режимы.

Третья переменная величина политической си­стемы — способ функционирования режима. В свою очередь этот аспект подразделяется на три, можно сказать, уровня: избирательный закон и выборы, затем способ функционирования парламента, на­конец — отношения между парламентом и прави­тельством.

Изучение выборов — излюбленная дисциплина по­литической науки. Причина проста: этот путь — один из самых легких. Такое изучение имеет дело с количественными величинами: есть цифры — их сравнивают. Известно, как голосуют избиратели в разных странах и регионах, в различных обстоя­тельствах. Методами научной социологии фикси­руются отношения между различными типами лю­дей, социальные ситуации, способы и формы про­ведения выборов. Существует огромная литература о результатах выборов со времени возникновения III Республики.

Второму аспекту функционирования режима — работе парламента — уделяли до сих пор мало вни­мания, поскольку такое изучение требует большого труда и не приводит к конкретным цифрам. Речь идет о феномене, который я называю функциони­рованием. Это отношения парламентариев внутри палаты, их сотрудничество и соперничество. Иными словами — как избранники работают вместе? Како­вы неписаные законы их соревнования? В Велико­британии существует так называемая «карьера по­честей»: каждому депутату примерно известно, на что в данный момент он может Претендовать. Чем строже расписана «карьера почестей», тем более ограничены стремления парламентариев к личной славе. Повторим: французский вариант[15] выглядит совершенно иначе. Допуская некоторое преувели­чение, можно утверждать, что многие депутаты меч­тают о различных почестях. Ни одному из них точ­но не известно, что же именно должно оставаться за пределами их мечтаний. Впрочем, некое подобие «карьеры почестей» есть и во французском парла­менте, например, нельзя стать председателем сове­та министров, не пробыв в течение многих лет парла­ментарием. Но от III до IV Республики «карьера почестей» приобрела, мягко говоря, дополнительные гибкость и растяжимость. Пессимистически настро­енные теоретики считают эту эволюцию прискорбной. Коль скоро люди по своей природе честолюбивы, хорошая Конституция должна устанавливать пре­делы честолюбивым устремлениям.

С правовой точки зрения отношения правитель­ства и парламента должны быть зафиксированы в Конституции или парламентском регламенте. На деле в каждой стране эти отношения меняются в зависимости от времени, силы и авторитета испол­нительной власти, от личности председателя совета министров. Даже во Франции, где режим ошибочно называют парламентским, многие жизненно важные решения принимаются министрами не только без санкции, но и без учета мнения парламента. Кое-каким кабинетам (Клемансо и Мендес-Франса, к примеру) подолгу удавалось низводить парламент до роли лишь одобряющего органа.

Еще одна, четвертая, переменная величина, во­шедшая в настоящее время в моду,— это так на­зываемые группы давления.

Данный термин, клише с американского поли­тического термина «pressure groups», применяют к организациям, стремящимся влиять на общественное мнение, администрацию или правителей, не выпол­няя при этом правительственных функций. Группы давления — это и профсоюзы, и объединения произ­водителей свеклы или молока. Что бы там ни гово­рили, группы давления соответствуют природе кон­ституционно-плюралистических режимов; немыслимо, чтобы «интересы» рабочих или предпринимателей оставались не выраженными, лишенными защиты. Раз допускается возможность усомниться в самом режиме, как же не допускать возможности усомниться в конкретных решениях по поводу цен или распре­деления национального дохода? Как отказать в праве хлопотать перед правителями об интересах отдель­ных лиц или сообщества тем, кто эти интересы представляет?