Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 20 из 58)

Если бы каузальные объяснения покоились на достоверном фундаменте, можно было бы давать практические советы и надеяться на их примене­ние. Но всякий раз, наблюдая за каким-то конкрет­ным явлением, убеждаешься, что оно сопряжено со множеством факторов. Неустойчивость прави­тельств во Франции определенным образом отра­жает все переменные величины политического ре­жима, исторического окружения и социальной ин­фраструктуры. И еще не пришло время судить, открыла ли V Республика новую главу в истории французской демократии.

VII. Об олигархическом характере конституционно-плюралистических режимов

В предыдущей главе я объяснил, почему, на мой взгляд, невозможна классификация конституционно-плюралистических режимов. С другой стороны, мы не можем рассматривать конкретно и подробно все примеры такого режима. Где же выход?

Для понимания сущности режима требуется уяс­нить его характерные черты: сопоставить принцип законности с практикой, выявить трудности, с кото­рыми сталкиваются государственные институты, при­чины их силы и слабости.

Каковы основные проблемы конституционно-плю­ралистического режима?

На мой взгляд, первая проблема связана со сбли­жением идеи демократии и парламентской практики. Верно ли, что многопартийный режим — безупречное выражение идеи народовластия? Верно ли, что парла­ментская практика дает реальную власть гражданам, как это принято утверждать? Можно сформулиро­вать вопрос и так: кто обладает реальной властью при конституционно-плюралистическом режиме?

Первый из этих вопросов наводит на мысль о том, что многопартийная система — своего рода ширма, за которой скрываются лица, фактически распоряжаю­щиеся властью. Второй вопрос: может ли быть эффек­тивным правительство, если в основе его деятель­ности — постоянные межпартийные дрязги? Как ^власть может быть эффективной, если она нуждается в постоянном одобрении граждан?

Третий вопрос связан со вторым: как избежать потери единства, которое необходимо для самого существования сообщества, если режим терпим по отношению к непрерывным групповым конфликтам?

Наконец, последний вопрос. Конституционно-плюралистические режимы были конституционными еще до того, как стали народными. В XIX веке кон­ституционные формы уже существовали в Великобри­тании, порой они просматривались и во Франции. Однако избирательный закон был основан на понятии ценза. Значит, на деле власть оставалась в руках не­значительного меньшинства. Отсюда вопрос: могут ли конституционно-плюралистические режимы стать на­родными, будучи при этом конституционными? Не возникает ли противоречие между приходом к власти масс и природой конституционных режимов, задуман­ных и созданных буржуазией?

Попробуем сформулировать эти вопросы в духе греческой философии. Не являются ли демократии олигархиями, и если да, то насколько? Не наблюда­ется ли неизбежное превращение демократии в дема­гогию? Иначе говоря, как удается совместить эффек­тивность управления с постоянной озабоченностью мнением общественности и партий? Можно ли избе­жать (и как — если можно) анархии? Наконец, мож­но ли (и каким образом) избежать перерождения демократии в тиранию?

Вопросы, которые ставит современная демократия, уместны и применительно к обществам, чьи структуры в основе отличаются от структур, о которых только что шла речь.

Ответим сначала на первый вопрос: разберемся, олигархичны ли современные демократии.

Предпринимая это исследование, я сошлюсь на теорию, которую ныне называют макиавеллистской; она изложена во многих книгах: «Трактат об общей социологии» Парето, «Правящий класс» Моска, «Ма­киавеллисты» Бернхема. Главная мысль этих теорети­ков (в моей, полагаю, здесь допустимой интерпре­тации) — олигархичность любого режима. Иными словами, все общества (по крайней мере — сложные общества) управляются небольшим числом людей, а режимы сообразны характеру властвующего меньшин­ства. Но еще важнее, что меньшинством управля­ются и политические партии. Итальянский социолог Роберто Микельс написал труд о политических пар­тиях, в котором показал: в большинстве партий обеспечивающие влияние позиции принадлежат мень­шинству, сохраняющему их при пассивном одобре­нии масс.

Так называемые демократические режимы, как объясняют макиавеллисты, на деле не что иное, как олигархии особого рода — плутократические. Вла­дельцы средств производства прямо или косвенно влияют на тех, кто вершит государственными делами.

Итак, очевидный, принимаемый и макиавеллиста­ми факт: режим, который в каком-либо смысле не был бы олигархическим, немыслим. Сама сущность поли­тики такова, что решения принимаются для всего об­щества, но не им самим в целом. Решения и не могут приниматься сразу всеми. Народовластие не означает, что вся масса граждан непосредственно принимает решения о государственных финансах или внешней политике. Нелепо сопоставлять современные демо­кратии с идеальными представлениями о неосущест­вимом режиме, при котором народ правит сам собой. Зато полезно сравнить существующие режимы с возможными. Это в равной мере относится к кри­тике режимов советского типа с позиций макиавел­листов.

Югославский политический деятель М. Джилас, которого ныне бросили в тюрьму, выпустил труд «Но­вый класс»; эта работа представляет собой критику восточноевропейских режимов с точки зрения макиавеллистских воззрений.

По мнению Джиласа, новые режимы, называющие себя народными демократиями,— это олигархии, где немногочисленный привилегированный класс эксплу­атирует народные массы. Разумеется, Джилас прихо­дит к мысли о том, что новый класс беспощаден, он не приносит обществу пользу, соразмерную собствен­ным привилегиям. Однако доказательствам этого клю­чевого вопроса не хватает строгости. Вот почему Джиласу и всем макиавеллистам я возражаю одинаково:

как вообще может быть неолигархичным режим, называется ли он либеральной демократией или на­родной? Вопрос в том, как олигархия использует свою власть. Каковы условия ее правления? Во что обходится и какую пользу приносит сообществу ее господство?

Главные же проблемы — за пределами этого круга вопросов.

1. Прежде всего, кто входит в состав олигархии? В состав господствующего меньшинства? Насколько легко в него проникнуть? Более или менее открыто или полностью закрыто правящее меньшинство?

2. Какими личными качествами обладают люди, которым при любом виде режима удается достичь политической власти?

3. Каковы привилегии правящего меньшинства?

4. Какие гарантии получают управляемые?

5. Кто при режиме такого порядка обладает ис­тинной властью и что вообще означает столь распро­страненное понятие «обладание властью»?

Насколько открыто или закрыто правящее мень­шинство при конституционно-плюралистических ре­жимах? Все зависит от их разновидностей и этапов их развития. В Великобритании и во Франции XIX века проникнуть в правящее меньшинство было непросто, если не было революции и вы от рождения — по другую сторону баррикады. Ныне правящее меньшин­ство более открыто. Объясняется это структурой индустриальных обществ. По мере демократизации режима, расширения системы образования у широких слоев общества растут шансы на карьеру.

Конституционно-плюралистические режимы в со­четании с промышленной цивилизацией, разумеется, не дают всем гражданам равных шансов занять место на вершине политической иерархии — идеал равен­ства возможностей не реализуется. Но правящее мень­шинство перестало быть замкнутым, в него ведут не­сколько путей. Во Франции в него можно войти благо­даря социальному положению, которым вы обязаны своей семье, или участвуя в деятельности профессио­нальных объединений, или работая в высших учебных заведениях и т. п.

Перед кем же открываются наиболее благоприят­ные возможности карьеры в конституционно-плюра­листических режимах?

Макиавеллисты отвечают пессимистически: при таких режимах успеха достигают главным образом те, у кого хорошо подвешен язык; чтобы руководить государственными делами, опыт не обязателен. Режи­мы, где широко практикуются дискуссии, содействуют успеху тех, кто владеет словом. Чтобы сделать это открытие, не нужно быть социологом. У адвокатов, законоведов, преподавателей много шансов на карье­ру в таких условиях. При всей своей банальности этот тезис не всегда оправдывается. Есть страны, где крас­нобайство вызывает настороженное отношение, где «косноязычие» в силу особого местного снобизма ка­жется предпочтительнее. Чтобы добиться признания в качестве трибуна, можно использовать отсутствие ораторского таланта. Мне известен по крайней мере один председатель совета министров, лишенный дара красноречия.

Карьеру могут обеспечить и другие достоинства: искусство кулуарных интриг, искусство компромисса, искусство манипулировать людьми.

Макиавеллисты утверждают, что парламентарии, чье оружие — слово, не обладают внутренней силой. Зачастую это справедливо. Те, кто добиваются успеха в профсоюзах или коммунистических партиях, отно­сятся к иному типу людей, чем преуспевающие в парламентах. Можно строить бесконечные предполо­жения о преимуществах и недостатках, связанных с различными способами достижения успеха. Мир­ные режимы несомненно благоприятны для тех, кто обладает качествами, выигрышными в мирное время. Современным миром правят два типа людей: одни преуспели благодаря войнам, другие — в мирное время. Гитлер не мог удовлетворить своих аппетитов при Веймарской республике, ему нужен был режим, отличный от парламентского. Сомнительно, чтобы этот непарламентский режим стал удобнее для управ­ляемых. Следующий вопрос: каковы привилегии правящего меньшинства при конституционно-плюралистическом режиме и каковы гарантии управляемым?