Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 27 из 58)

Пример Франции поучителен. В Учредительном собрании не было ни одного республиканца. Респуб­лика считалась невозможной в столь обширной и гус­тонаселенной стране. Монархию свергли, потому что был поколеблен старый принцип законности, а столк­новения различных группировок, возникших на основе прежних сословий, оказались слишком яростными, чтобы создать нормальные условия конкуренции. Непосредственной причиной революции стал провал попытки ввести парламентские приемы, скопирован­ные с английских.

Этот провал вызвал долгосрочные последствия — до самого конца XIX века по-настоящему не укоре­нился ни один режим, который вся масса населения считала бы законным. То пребывавшая у власти группировка была детищем прежних привилегирован­ных кругов, то, напротив, триумф какой-то партии означал для аристократии необходимость уйти во внутреннюю эмиграцию.

В ближневосточных странах новая элита, зача­стую состоящая из офицеров и интеллигенции, ста­новится, смотря по обстоятельствам, или фашист­ской, или коммунистической. Иной раз в этих стра­нах первое практически равнозначно второму; это просто стремление к разрыву с консервативными или псевдодемократическими режимами, которые тради­ционная элита использовала в своих корыстных целях.

Порожденные индустриальным обществом элитар­ные группы вынуждены находить свое место в ре­жиме.

Существуют также сложности, связанные с необ­ходимостью в начальном периоде развития конститу­ционного режима ограничивать требования масс.

Рассмотрим ситуацию во Франции в 1848 году. Замена монархии республикой не увеличила ресурсы общества и производительность экономики. Чтобы возросли доходы народных масс, мало назвать режим республиканским или демократическим. Революцион­ные перемены не могли не породить надежд и требо­ваний. И режим неизбежно стал жертвой разочаро­ваний.

Интересен и пример Индии. Там дальнейшее су­ществование конституционно-плюралистического ре­жима зависит, с одной стороны, от сплоченности руководящей группы нового государства, с другой же — от определенной пассивности народных масс или, лучше сказать, от поддержания, несмотря на экономические преобразования, традиционной соци­альной дисциплины. Сомнительно, чтобы конституци­онно-плюралистический режим уцелел, если в массах Индии слишком рано пробудится политическое созна­ние. Каким бы он ни был, но ресурсов в стране не хватает, так что пройдет еще много времени, пока появятся возможности удовлетворять даже справедливые требования. Демократия существует в Индии, бедной стране, потому что здесь совмещены два редких условия: смирение толпы и сплоченность элиты.

Рассмотрим, наконец, трудности, связанные с не­хваткой администраторов.

Мы в основном изучаем конституционные режимы в их политическом функционировании, но качество администрации важно не меньше, чем все чисто поли­тические факторы. Если в стране, почти полностью лишенной администраторов, ввести конституционно-плюралистический режим, он не сможет функциони­ровать. А окажется ли в лучшем положении какой-либо другой режим? Разумеется, при нехватке ква­лифицированных администраторов никакой режим не может быть действенным. Но недостатки адми­нистрации усугубляются, когда на них накладывается непрерывная борьба интересов, идей, людей, партий. Возьмем в качестве примера Индонезию, страну, где нет единого языка, единой религии, единой нации. Число квалифицированных администраторов было там смехотворно малым. И вот в этих-то условиях был введен режим, который вдохновлялся конститу­ционно-плюралистическими режимами Запада. Не­мудрено, что через несколько лет он начал распа­даться, а с ним и национальное единство. Задача демократических режимов не состоит в том, чтобы создавать государства или укреплять единство нации. Главное для этих режимов — чтобы государства и на­ции противостояли постоянному соперничеству групп, лиц, партий, идей. Нацию никогда не удавалось со­здать, сказав людям: идите и враждуйте! Порою кажет­ся, что Запад рекомендует освободившимся странам формировать власть на основе раздоров.

Если подытожить все трудности, связанные с уко­ренением режима, я свел бы свои мысли к следующим тезисам.

Прежде всего необходима разумная, то есть, сле­дуя старой буржуазной мудрости, не слишком боль­шая и не слишком малая дистанция между обще­ственными силами и политической властью. Если дис­танция чересчур велика, взрыв почти неизбежен. Те, кто воплощает социальное могущество, пытаются либо устранить политических руководителей, либо исполь­зовать их в своих интересах. Если же между носи­телями реальной политической власти и теми, кто контролирует общество (посредством капитала или традиций) дистанции нет, то конституционность ре­жима — мнимая, она служит только интересам оли­гархии.

Необходимо, чтобы принципы, определяющие суть режимов, пользовались уважением, чтобы неукосни­тельно соблюдалась сама идея государственных ин­ститутов, чтобы дух, необходимый для функциони­рования этих институтов, воодушевлял если не сами народные массы, то хотя бы правящие меньшин­ства.

Наконец, важно, чтобы эти режимы были доста­точно эффективными, а эффективность оценивается лишь по двум показателям. Первый: сохранение единства сообщества, какими бы многочисленными ни были в нем конфликты. Второй: обновление эко­номики — невзирая на склонность групп, сплоченных общностью интересов, сохранить старые порядки.

Рассмотрим варианты, связанные с риском распада режима: 1) на уровне политических институтов; 2) на уровне принципа приверженности интересам сообще­ства; 3) в связи с социальной инфраструктурой или, в более широком смысле, с задачами, стоящими перед режимами.

1. На уровне политических институтов

Вновь обратимся к Франции. В целом французы ныне более склонны принимать существующий режим, чем когда бы то ни было начиная с 1789 года. Возможно, причина — в усталости после стольких неудачных экс­периментов. А ведь считается, что режим в опасно­сти. Если это так, то лишь потому, что многие пола­гают, будто несовместимые с общим благом слабость и неустойчивость исполнительной власти обусловле­ны конституционными правилами и партийной систе­мой. Режим, принимаемый в качестве законного, может оказаться под угрозой из-за собственных не­достатков.

2. Разложение принципа

Слово «принцип» я использую в значении, предло­женном Монтескье. Граждане перестают отвечать требованиям, которые предъявляет им режим. У них отсутствуют качества, необходимые для того, чтобы основанный на свободе режим продолжал сущест­вовать.

Какими должны быть граждане при конституцион­но-плюралистических режимах?

Оставим в стороне употребляемое Монтескье сло­во «добродетель»: общества, в которых мы живем, не могут быть добродетельными по Монтескье. В его по­нимании добродетель включает в себя стремление к равенству и умеренности, а это не имеет ничего обще­го с сущностью индустриальных обществ. Коммуни­стические или демократические общества не добро­детельны и не могут быть таковыми. Их цель —

производить как можно больше и как можно лучше. Невозможно вообразить общество, назначение кото­рого — производить как можно больше и при этом распределять как можно меньше. В условиях экономи­ки, которая старается создать изобилие, нельзя рас­сматривать в качестве высшей ценности умеренность.

Очевидность этих положений сомнений не вызы­вает, хотя многие критики демократии настаивают, что добродетели современных демократий могут сво­диться к добродетелям демократий античных.

Осталась единственная черта, роднящая старую и современную добродетель. Это — уважение к зако­нам. При конституционно-плюралистических режи­мах граждане обязаны:

соблюдать законы, и в первую очередь Консти­туцию, коль скоро она одновременно регламентирует правила конфликтов в обществе и определяет основы единства;

воодушевлять режим, бороться с сонным однооб­разием жизни, выступая с требованиями (я готов был сказать — гореть страстями, порожденными различ­ными группировками общества),

но при этом сохранять способность к компро­миссу.

Бесспорно, существует опасность, что при чрез­мерной приверженности идеям будет утрачено чувство компромисса. Когда страсти разгораются, люди те­ряют уважение к законам и Конституции. Режимы всегда будут испытывать такую угрозу из-за чрезмер­ной приверженности идеям тех или иных группиро­вок или же, наоборот, из-за избыточного стремления к компромиссам.

В самом деле: если попытка примирить отноше­ние к некоей проблеме правых и левых партий станет первой реакцией режима, то найденный выход или решение могут оказаться скверными. Чрезмерная тяга разложившегося режима к компромиссам про­является в парламентских попытках любой ценой выйти из создавшегося положения, а не решать сами проблемы.

В любой политике есть требующие решения проб­лемы. Например, определение статуса территории или разработка курса, позволяющего ликвидировать де­фицит платежного баланса. Проблемы должны решаться на основе анализа сложившегося положения. Анализ не требует принятия определенных мер. Мож­но лишь рекомендовать те или иные направления. У каждого из них свои преимущества и недостатки, риск неудачи и шансы на успех. Выберите одно из них. Может быть, вы добьетесь своего.

Таков смысл объективного изучения проблем, ко­торое предпринимают советники монарха, государ­ственные служащие. Их обязанность — сформулиро­вать политическим деятелям условия задачи. После этого перед политиком встает другая необходимость:

обеспечить парламентское большинство в пользу од­ного из возможных решений. Нет ничего нелепее, чем высмеивать поиски большинства. Но когда это подменяет поиск самого решения, мы склонны прибег­нуть к несколько отвлеченной, но строгой формули­ровке: стремление к компромиссу приводит если не к гибели режима, то к его параличу.