Помимо враждебности новых руководителей, есть еще один фактор: парламентские институты скованы в своих действиях, отвлекаются от прямых обязанностей под влиянием извне. Как часто мы слышали:
режимы, банально называемые демократическими, перестали соответствовать своему назначению, заняты лишь столкновениями интересов отдельных группировок, которые забывают, игнорируют или извращают то, что, надо полагать, представляет собой общий интерес. На такую аргументацию ответ один: не следует путать реальный режим с идеальным, никогда не существовавшим. Пренебрегать интересами отдельных групп — значит иметь целью не демократию, а невозможный строй, состоящий лишь из противоречий.
Важно понять, станет ли невозможным функционирование конституционно-плюралистических режимов при воздействии на органы государственной власти общественных группировок, например, профессиональных объединений — рабочих или предпринимательских. Несомненно, этим группам давления удается вырывать преимущества, которые гражданам доброй воли и группам, которые нельзя назвать баловнями судьбы, кажутся чрезмерными. Но неверно, будто эти группы, основанные на общности интересов, препятствуют функционированию государственных институтов в ведущих конституционно-плюралистических режимах. Рассмотрим кажущийся крайним случай — Великобританию. Рабочие профсоюзы облагают там мощной организацией, все они входят в устав единого профцентра, который финансирует дну из двух ведущих партий — лейбористскую. Можно предположить: если рабочие профсоюзы напрямую связаны с одной партией, то функционирование режима, характерная черта которого — попеременное пребывание у власти двух партий, невозможно. Однако опыт последних двенадцати лет свидетельствует о другом. Рабочие профсоюзы предпочитают видеть у власти лейбористов, но при правлении консерваторов вовсе не обязательно переходят в оппозицию. Если бы профсоюзные лидеры пожелали быть в постоянной оппозиции к партии, получившей власть от избирателей, рабочие за ними не пошли бы и общественное мнение было бы настроено против них.
В США могущественные рабочие профсоюзы, но они не связаны ни с одной из двух ведущих партий. Будучи ближе к демократам, профсоюзы во время избирательных кампаний далеко не всегда выступают против кандидата-республиканца, не всегда поддерживают кандидата-демократа. Для победы на выборах поддержки профсоюзов еще не достаточно. Их влияние не столь велико, чтобы сказаться на результатах голосования рабочих, поскольку те видят различие между объединениями, защищающими их профессиональные интересы, и политическими партиями. Так что выбор в пользу одной из них рабочие делают совершенно свободно.
По мнению тех, кто апеллирует к опыту разложения Веймарской республики, партии, особенно в условиях массовой цивилизации, где пропаганда ведется повседневно, становятся все более тоталитарными. Преданность своим идеям приводит к тому, что противоборствующие партии утрачивают представление об общих интересах и их экстремизм в конечном счете препятствует функционированию режима. Опыт пятидесятых годов полностью противоположен опыту тридцатых: вовсе не однозначно, что тенденция партии к тоталитарности непреодолима. Единственный известный нам случай — германские партии. Ни английские, ни американские партии тоталитарными не стали. Это же относится и к партиям французским, которые скорее страдают от недостатка дисциплины. Анализ пропаганды и ее роли в индустриальных цивилизациях не позволяет делать вывод, что партии неуклонно скатываются к тоталитарной модели или экстремизму.
Какие еще аргументы можно выдвинуть в пользу тезиса о том, что развитие индустриального общества обрекает на гибель конституционно-плюралистические режимы?
Главный аргумент наиболее весомый, самый разительный: у режима нет средств, достаточных для решения задач, которые стоят перед современными государствами. Аргумент этот варьируется до бесконечности, разбирая его, я буду предельно краток.
Посмотрим, каковы задачи современного государства, на которые так часто ссылаются.
В наших обществах социальное законодательство — дело, главным образом, администрации. Любая администрация может, даже совершая ошибки, довольно успешно заправлять всем, что принято называть социальным законодательством. Во Франции это законодательство одно из самых запутанных в мире — из-за стремления избежать полного огосударствливания в сфере управления. Все недостатки сложносоставных режимов присущи и французскому. Однако и речи не может быть о том, чтобы парламентский режим воспрепятствовал развитию и функционированию социальных служб или всего государства, которому приписывают роль чуть ли не провидения.
Вторая задача, стоящая перед современным государством,— прямое руководство частью экономики, в частности, определенными секторами промышленности. Во Франции, например, значительная часть промышленности — собственность государства. Но и в этом случае трудности для функционирования конституционного режима сильно преувеличены. В конце концов, парламент вовсе не обязан отвечать за состояние национализированной промышленности. Не стану утверждать, что это следует оценивать однозначно, однако вне национализированной индустрии соперничество партий идет своим чередом. Государство более или менее непосредственно назначает руководителей национализированных предприятий. Иногда и распоряжения должен отдавать некий административный совет, в котором представители государства не располагают большинством. Выбор директора может привести к несогласию между различными представителями государства, поскольку они сами назначены несколькими министерствами. Как бы там ни было, управляющие национализированными предприятиями назначаются иным путем, нежели директора крупных частных предприятий. Однако после своего назначения руководитель национализированного предприятия действует так же, как и его коллега в частном секторе. Дирекция «Рено» руководствуется теми же соображениями, подчиняется тем же законам, что и дирекция «Ситроена». Правительство почти не вмешивается в дела «Рено», уделяя значительно больше внимания Управлению электричеством Франции[21]. В результате могут возникнуть трудности с капиталовложениями. Впрочем, они не так значительны, как кажется.
Накопленный за целое поколение опыт не дает оснований полагать, что национализация, во всяком случае пока она устраняет рыночные механизмы, несовместима с сохранением парламентского режима.
Третья задача, стоящая перед современным государством,— руководство, или частичное руководство, экономикой. Это область, где, бесспорно, возникает немало трудностей. В экономике смешанного типа, вроде французской, политические руководители и администрация принимают меры, непосредственно сказывающиеся на ценах и прибылях, иначе говоря — на распределении доходов между членами сообщества, то есть на общих и частных интересах. Есть опасность, что решения здесь могут быть продиктованы произволом или давлением традиционных административных правил. Ради эффективности прямого управления экономикой нужно предоставить руководителям возможность самим оценивать целесообразность принимаемых решений и диктовать свою волю. Частичное руководство экономикой всегда сопряжено с двойной опасностью: руководство либо игнорирует любые правила и права отдельных лиц, либо признает невозможность реализовать свои планы.
То же можно сформулировать иначе: по идеальной теории конституционного государства, органы государственной власти издают законы и общие правила, которым должны подчиняться отдельные лица,— но не принимают конкретных решений, которые могут посягнуть на частные интересы. Когда же планируется хотя бы половина экономики, многие государственные решения выглядят не очень законными.
В условиях Франции наибольшая опасность связана не с произволом, а с параличом. Жалобы на опасность произвола звучат довольно часто, и вполне вероятно, кто-то может оказаться жертвой администрации. Торговцы вином считают, что попытка построить факультет естественных наук прямо над их специализированным рынком — это произвол, который нарушает их юридические права, зафиксированные в актах более чем вековой давности. Их противники усматривают в том же образец административного бездействия, так как важным для всех мерам препятствуют юридические акты, защищающие чьи-то привилегии.
Рассмотрим более серьезную проблему. При опасности экономического кризиса следует незамедлительно приступать к крупномасштабным действиям, однако в режиме, подобном нашему, требуются подчас весьма долгие процедуры даже для получения участка под застройку, например, решения по отчуждению собственности. Конституционная традиция не всегда согласуется с требованиями экономического руководства.
Последняя трудность — не надуманная. Существует диалектическая взаимосвязь между режимом политического соперничества и экономическим режимом, основанным на чистой конкуренции. Режим политического соперничества вызывает протесты отдельных лиц и группировок против экономической конкуренции. Когда ее последствия слишком мучительны, режим политического соперничества способствует их смягчению, иными словами, конституционно-плюралистический режим благоприятен для эволюции экономики в сторону полусоциалистического режима, где планируется лишь половина экономики, где прилагаются усилия против излишне резкого воздействия рыночных механизмов на определенные группы населения.
Мы живем в режимах, для которых характерно смягчение экономической конкуренции и постоянное политическое соперничество. Нет оснований полагать, что они в более или менее измененном виде не смогут существовать и дальше. Действительно, им угрожают группы давления, перед ними стоит опасность утраты исключительного права парламента на законодательную деятельность, паралича, произвола администрации. Но ведь таким опасностям подвергаются все режимы.