Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 35 из 58)

Конфликты в общественном мнении французов или в правящих группах страны полностью отражены, а нередко и усугублены в среде политических деятелей. Любому режиму нелегко добиться единства намере­ний и действий, если такого единства нет в народе. В конце концов даже британскому режиму, который вечно ставят нам в пример, совсем не просто добиться единства устремлений, когда общественное мнение раздроблено. Перед войной 1939 года в Великобрита­нии сохранялась видимость монолитного правитель­ства, которое, однако, было парализовано столкно­вениями внутри правящего меньшинства. Различие лишь в одном: чаще всего британскому режиму, бла­годаря дисциплинированности партий, удается сохра­нять дееспособное правительство, хотя, если бы учи­тывалось мнение каждого депутата в отдельности, никакого большинства не было бы. Франция доводит демократическую идею, так сказать, до крайности, выясняя у каждого избирателя, какую партию он пред­почитает, и у каждого депутата — какой вариант ре­шения он поддерживает. Обилие вопросов, задавае­мое множеству людей, информированность которых совсем неодинакова, приводит к тому, что никакого единства нет и в помине.

Проблемы, которые Франции пришлось решать после войны в своих заморских владениях, в общем не отличались от тех, что вставали перед Великобри­танией. Англичане уже осознали стоящие перед ними задачи: предоставить независимость всем терри­ториям, где были сильны националистические движе­ния. Даже одержав победу в войне против партизан-коммунистов в Малайзии, Великобритания все же предоставила там независимость режиму умеренного толка. Франции необходимо было выбирать между двумя курсами: или, как это сделала Англия, допу­стить образование независимых государств на терри­ториях Французской Империи, или Французского Союза, или же провести реформы, направленные на установление там автономий, но, по возможности, с сохранением французского господства. Ни один из этих курсов не был четко определен и разработан. Ни один из них не был и применен достаточно реши­тельно. Двенадцать лет спустя (в 1958 году) первый вариант стал реальностью. Индокитай состоит из трех или четырех ныне независимых государств, Тунис независим, Марокко — тоже. Территории в Черной Африке получили автономию, которая, вероятно, пре­вратится в независимость, как только территории этого потребуют.

Мы дошли до мучительной проблемы Алжира, требующей безотлагательного решения. В этом слу­чае труднее всего прийти к единству мнений. Высту­павшие против полной независимости Французского Союза яростно противятся курсу, уже проводимому в Тунисе и Марокко. Мотивы несогласия можно по­нять: ведь отступать больше некуда! Стань Алжир, подобно Тунису и Марокко, независимым — и про­цесс неудержимо охватит и всю остальную часть Французского Союза. Французское же меньшинство в этих территориях слишком многочисленно, чтобы покориться или добровольно войти в состав какой-то Алжирской Республики. Сторонники этого курса не допускают и мысли о возвращении или репатриации части французского меньшинства во Францию. Они справедливо полагают, что в Алжире национали­стическое движение более эмоционально и опасно, чем где бы то ни было во Французском Союзе, по­скольку националистическая революция сочетается там с революцией социальной. Французы составляют большинство привилегированного класса в Алжире, а националистическое движение, активисты и лидеры которого вышли из народа, неизбежно становится со­циалистическим, оставаясь при этом националисти­ческим. Наконец, защитники лозунга «Французский Алжир» полагают, что французское господство в Ал­жире необходимо для сохранения традиционных уз, связывающих с метрополией все прочие территории Африки.

Те, кто выступал (или мог бы выступать) за то, что территориям Французского Союза должна быть предоставлена независимость, обычно убеждены, что их вариант — единственно возможный, единственно разумный именно потому, что он уже был осущест­влен на других территориях. В истории есть несокру­шимая логика. Сторонники независимости территорий говорят, что немыслимо отказать Алжиру в образо­вании независимого государства, если такое право предоставлено, например, Мадагаскару. Наконец, как можно победить в войне, если «националисты», или «бунтовщики», в Алжире получают поддержку извне, и помешать этому нельзя?

Единства в выборе решения этих проблем нет ни в одной из партий палаты депутатов.

Реально же — по крайней мере с 1956 года — проводится курс, предложенный теми, кто считает, что для спасения Франции и французского будущего в Африке необходимо французское господство в Ал­жире. Несправедливо обвинять французские прави­тельства — как это делается ежедневно — в том, что они топтались на месте. Каждое следовало курсу, сознательно выбранному если и не всей страной, то, во всяком случае, большинством депутатов. А ведь и среди противников и среди сторонников реально про­водимого курса наблюдается недовольство. И те и дру­гие требуют бескомпромиссного выбора, чтобы в том или ином направлении были предприняты далеко идущие меры. Приверженцам нынешнего курса хоте­лось бы, чтобы в Алжир были направлены подкреп­ления или, по крайней мере, чтобы была запрещена антифранцузская пропаганда на этой территории. Что касается сторонников иного курса, то они не верят в успех мирного решения проблемы.

Думаю, что при нынешнем режиме во Франции вряд ли в ближайшем будущем возможна какая-то иная политика, которая не вызвала бы такую же волну критики.

Каков же выход? Можно представить три возмож­ности. Первая — тирания, вторая — диктатура в рим­ском смысле слова, а третья — выжидание: пусть спор так или иначе решат события.

Каждый из нас в бессонные ночи мечтает о тира­нии, но только пусть она даст власть нашим едино­мышленникам! Каждый убежден, что есть какой-то иной курс, лучше правительственного. Новый курс может установить вооруженная группа, захватившая власть и заставившая повиноваться несогласных. Такой путь выбран во многих странах, которые раз­дираются непримиримо враждующими группировка­ми или партиями. Одна из группировок или партий брала верх над прочими.

Второй выход, о котором часто толкуют,— обра­щение к спасителю на законных основаниях или, если угодно, к диктатору римского образца. Всем известно, кто он сегодня во Франции. К этой край­ности призывают многие органы печати самого раз­ного толка. О ней помышляет такое множество лю­дей, мнения которых противоречат друг другу, что приходится допускать две возможности. Первая: тре­тейский суд, проведенный этим спасителем, вызвал бы разочарование представителей всех лагерей, к нему взывающих. Вторая: спаситель отечества найдет вы­ход, который чудесным образом примирит все враж­дующие группировки. Но можно ли представить себе курс, до того великий или хитроумный, что в нем совместятся достоинства всех предложенных реше­ний, но не проявятся недостатки, свойственные каж­дому из них? Такое чудо неосуществимо. Пробле­ма — в Алжире, а не во Франции. Даже если антагонис­тические партии придут к согласию относительно кандидатуры спасителя, вовсе не обязательно к нему при­мкнут наши противники.

Третье решение — или отсутствие решения — это наша нынешняя жизнь. Правительство лавирует меж­ду противоположными лагерями, и сторонники каж­дого надеются в душе, что непредвиденные события заставят правительство сделать выбор в их пользу.

Нынешний кризис мы разбирали только для того, чтобы выявить одну черту французского режима: в любой кризисный период какая-то часть сообщества может не подчиняться национальной дисциплине. Например, коммунистическая партия не скрывает своих подрывных намерений. В любую историческую эпоху треть населения Франции готова предать режим страны, во всяком случае, ведет она себя так, что за­щитники официальной политики считают это преда­тельством.

В прошлом веке Ренан говорил о внутренней эми­грации. При любом режиме часть нации отрицает возможность духовного согласия с правителями, за­мыкаясь в неизменной враждебности. В ходе любого крупного кризиса нашего века часть населения от­вергала мысленно, если не на деле, решения прави­тельства.

Согласуется ли такая враждебность с самой сутью конституционно-плюралистических режимов? Разу­меется, нет. Можно объявить незаконными все пар­тии, не принимающие правил политической игры, проповедующие тиранию. Боннская республика посту­пила так с революционными партиями крайне пра­вого и крайне левого толка. От этого она не перестала быть конституционно-демократической. Любой режим вправе защищаться от нападок тех, кто хочет его уничтожить. Но чтобы режим оставался конститу­ционным, он должен действовать согласно собствен­ным законам, а не просто предоставить полиции полную свободу действий. Иначе говоря, должны сохраняться конституционность актов и контроль над судебной властью.

Я не предлагаю объявить во Франции вне закона несогласных с политикой правительства коммунистов. У меня достаточно оснований не высказываться подобным образом. Помимо чисто личных причин, есть еще и довод более общего характера: объявив вне закона диссидентов или сепаратистов, отказываю­щих в верности правителям, можно подвергнуть риску сам конституционно-плюралистический режим. Когда в стране слишком много споров о наилучшем режиме и мерах, которые надлежит принять в какой-то конкретной ситуации, лучше зачастую смириться с полу бездействием. Когда правители огорчают нас, попытаемся услышать в их высказываниях отзвуки того, что Жан-Жак Руссо назвал бы голосом «народа, воплощающего верховную власть», ведь в конце кон­цов именно эти правители нами избраны. Пока соблю­даются конституционные правила, еще не все поте­ряно. Страсти могут быть накалены до предела, однако, сохраняя законность, гражданский мир еще можно сохранить.