Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 46 из 58)

По-прежнему удивляет, почему, начиная с 1936 го­да, бушует великая чистка, новый этап террора? Ведь аграрная революция победила и режиму более ничто не угрожает! Найти истолкование советскому терро­ру сложно потому, что непонятно, зачем чистки, когда сражение уже выиграно? Этот вопрос зада­ют не только специалисты на Западе, но и сам Хрущев. Начало культа личности, полагает он,— террор 1934—1938 годов, обращенный против чле­нов партии. Целью террора вначале было уничто­жение уже побежденных противников Сталина, что сам Хрущев считает лишним. Затем репрессии об­рушились на самых верных сталинцов. Но для чего нужен террор именно против тех членов комму­нистической партии, которые никогда не были укло­нистами?

Культ личности — вот единственный ответ, пред­лагаемый Хрущевым в данном случае. Однако это по меньшей мере ничего не дает. Как сказал весьма известный марксист Тольятти, Генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии, ссылки на культ личности — не марксистское объяснение. Ут­верждать, что столь значительные явления — ре­зультат действий одного человека, значит прибегать к аргументации, которую само учение отвергает в принципе.

Изучая методы коммунистической партии, пони­маешь не саму великую чистку, террор против членов партии, а ее возможность. Когда партия присваивает - право на насилие против всех своих врагов в стране, где в данный момент она находится в меньшинстве,

она обрекает себя на длительное применение на­силия.

В теории партия демократична, но демократиче­ский централизм заключается в том, чтобы передать власть штабу, который использует выборы в своих интересах, обеспечивая назначение избирателей сами­ми избираемыми. Потому вполне понятно, что в такой системе находится лидер, готовый пойти до конца, и что хозяином всей партии становится он один, а не олигархия. В этом Хрущев согласен с западными социологами: начиная с определенного момента, де­мократический централизм перерождается в абсолют­ную власть одного. Суть такого феномена кажется мне очевидной, его удивительным образом предвидел Троцкий. Когда в 1903 году Ленин в своей работе «Что делать?» впервые развил теорию демократиче­ского централизма, Троцкий возразил ему примерно так: вы собираетесь поставить партию на место про­летариата, затем Центральный Комитет на место пар­тии, а в итоге Генерального секретаря — на место Центрального Комитета, и во имя пролетариата вы придете к единоличной власти. Сам Троцкий так пол­ностью и не осознал справедливости собственного предвидения.

Иными словами, явления, названные «культом личности», стали возможны благодаря не только странностям одного лидера, но и методам организа­ции, действиям целой партии.

Как же произошел переход от потенциального к реальному? Почему стали возможны чистки? Что их обусловило, какие ставились цели?

Есть множество разных объяснений. Они содер­жатся в превосходной маленькой книге «Чистка в России»[40]. Ее авторы — швейцарский физик и русский историк, встретившиеся в тюремной камере в пору великой чистки 1936—1937 годов. Тамани обсуждали причины своих несчастий. Двое, теперь уже поки­нувшие Россию, рассказывают, что в 1936—1937 го­дах любимой темой разговоров заключенных была сама великая чистка. Из этих разговоров они почерпнули семнадцать теорий. Я избавлю вас от перечисления их, указав лишь на основные функции, приписываемые великой чистке там, где в СССР только и была полная свобода слова, то есть в тюрь­мах.

Согласно первой теории, главная причина — внутрипартийная борьба. В партии, после того как она пришла к власти, продолжается политическая борьба, сопоставимая с той, которая присуща всем партиям, с их группировками, фракциями, соперничеством и оппозицией. Фракция, одержавшая в конце концов победу, хочет закрепить ее, устранив группы, потер­певшие поражение.

Вторая теория основывается на стремлении но­сителей власти к ортодоксальности. В идеологическом режиме те, в чьих руках бразды правления, хотят устранить не только реальных, но и потенциальных врагов партии и режима. Все, кто теоретически могут в каких-то обстоятельствах выступить против режима, объявляются врагами. «Осколки прошлого», все, со­храняющие связи с внешним миром, например, ев­реи, все, кто в какой-то момент враждовал с побе­дившей фракцией, рассматриваются в конечном счете как реальные враги. Чистка — метод социальной про­филактики, направленной на превентивное устране­ние любого, кто в непредвиденных обстоятельствах может перейти в оппозицию. Доводимый до логи­ческого завершения, такой метод порождает явления, не поддающиеся разумному осмыслению, но, во вся­ком случае, ему можно найти рациональное обосно­вание.

Согласно другой теории, одна из главных задач чисток — обеспечение лагерей рабочей силой.

Есть еще одна версия: советское общество — одно­временно бюрократическое и революционное. Его иерархия, иерархия государства и общества, стремится к постоянным изменениям организационных форм. Все побуждает советское общество к стабильности в рамках бюрократических форм, а в идеологии все препятствует тому, чтобы советское общество прини­мало какую-либо окончательную .форму. Чистки— способ сохранения революционной динамики в об­ществе, которое могло бы приобрести тенденцию к бюрократическому окостенению.

Перечислив все эти гипотезы (а можно бы приве­сти и много других), я не могу не отметить, что чистка 1936—1938 годов остается совершенно ирра­циональным или, если угодно, полностью неподвласт­ным разуму явлением. По советским свидетельствам, она внесла хаос в армию и в администрацию. Были казнены или брошены в тюрьмы не менее 20—30 ты­сяч офицеров, в том числе и Рокоссовский, будущий маршал и министр обороны Польши. Расстреляны крупные советские военачальники, в том числе мар­шал Тухачевский. Чистка такого размаха противоречит высшим интересам партии уже потому, что партии нужны действенный режим и сильная армия.

Вот почему я считаю нужным добавить к преды­дущим теориям еще одну — вмешательство личности. Для перехода от потенциального к реальному, от функций чисток вообще к великой чистке требова­лось нечто уникальное, например — уникальная лич­ность: сам Сталин.

Какова бы ни была принимаемая на вооружение концепция истории, необходимо в определенные мо­менты учитывать роль отдельной личности. Вполне можно предположить, что, не будь Наполеона Бона­парта, корона досталась бы другому генералу. Но ни­как нельзя ни доказать, ни настаивать, что при ином коронованном генерале исторические события разви­вались бы так же. То же относится и к Советскому Союзу: понятно, как режим скатился к изучаемым мной явлениям, но, не будь Сталина, крайние формы идеологического бреда, полицейского террора и цере­мониала признаний, возможно, не проявились бы. Я этого не утверждаю, и никто не может это утверж­дать, но в толковании, которое советские люди сами дают этому явлению, мне представляется верным следующее: помимо роли партии, ее планов и методов в проведении чисток при бюрократическом режиме сказалось воздействие одного непредвиденного фак­тора: личности, ее особенностей, проявившихся бла­годаря абсолютной власти.

С исторической точки зрения рождение гитлеров­ского режима определилось волей, отличной от ком­мунистической. Режим возник из стремления возро­дить моральное единство Германии и, в более широком плане, стремления расширить территорию, от­крытую для немецкого народа, а значит,— вести войну и завоевания. Тут нет ничего оригинального: в XX веке происходит возврат к планам и иллюзиям цезарей.

После захвата власти немецкая жизнь постепенно «гитлеризуется», а основная волна террора прихо­дится только на последние годы войны. Может воз­никнуть искушение сказать, что террор объясняется самой войной, но вряд ли история соответствует та­кому объяснению. Символом гитлеровского террора можно считать истребление шести миллионов евреев в разгар войны, между 1941 и 1944 годами. Решение об этом было принято одним человеком, по совету еще одного-двух. Это истребление по сравнению с целями войны так же иррационально, как великая чистка — по сравнению с целями советского режима. В то время как Германия вела войну на два фронта, лидеры государства решили бросить значительные ма­териальные ресурсы и транспортные средства на сис­тематическое умерщвление миллионов.

Этот акт террора не имеет равных в современной истории и практически не сравним ни с чем в истории вообще. Нельзя сказать, что в прошлом не было мас­совых убийств. Но никогда в ходе современной исто­рии один государственный деятель не принимал хлад­нокровно решение о конвейерном истреблении шести миллионов человек. Гитлер затратил ресурсы, необ­ходимые для ведения войны, на удовлетворение собственной ненависти, чтобы те, кого он ненавидел, не могли уцелеть, как бы ни кончилась война.

Цель национал-социалистской партии состояла в том, чтобы перекроить расовую карту Евро­пы, уничтожив целые народы, названные низшими, и обеспечить победу народа, считавшего себя высшим. То было время террора, и предвидеть его было еще труднее, чем террор, обрушившийся на советских граждан, цели которого — и это особенно важно — совершенно иные. Цель террора в СССР — созда­ние общества, полностью отвечающего определенному идеалу, тогда как для Гитлера истребление было важ­но само по себе.