Не новые ли поводы к ненависти и вражде в их семействе? А главное, кого ему, Алеше, жалеть? И что каждому пожелать? Он любит их обоих, но что каждому пожелать среди таких страшных противоречий? В этой путанице можно было совсем потеряться, а сердце Алеши не могло выносить неизвестности, потому что характер любви его был всегда деятельный. Любить пассивно он не мог, возлюбив, он тотчас же принимался и помогать.
Ко всему Алеше, точно так же, как и Мышкину, неведомо чувство вражды и тем более ненависти. Он всегда настроен кротко, миролюбиво. Он никогда не нападает на другого, как бы его ни оскорбляли.
Особенно характерно поведение Алеши в сцене его случайного вмешательства в драку школьников, когда один из них избивает его камнями, а затем до крови прокусывает ему палец.
Хотя Алеша знает, что нападение на него совершено без всякой причины, он тем не менее не испытывает гнева к злобному мальчишке (с. 226):
Алеша закричал от боли, дергая изо всей силы палец. Мальчик выпустил его, наконец, и отскочил на прежнюю дистанцию. Палец был больно прокушен, у самого ногтя, глубоко, до кости; полилась кровь. Алеша вынул платок и крепко обернул в него раненую руку. Обертывал он почти целую минуту. Мальчишка все это время стоял и ждал. Наконец Алеша поднял на него свой тихий взор.
— Ну, хорошо,— сказал он,— видите, как вы меня больно укусили? Ну, и довольны ведь, так ли? Теперь скажите, что я вам сделал?
Мальчик посмотрел на него с удивлением.
— Я хоть вас совсем не знаю и в первый раз вижу,—все так же спокойно продолжал Алеша,— но не может быть, чтобы я вам ничего не сделал,— не стали бы вы меня так мучить даром. Так что же я сделал; и чем виноват перед вами, скажите?
В лице Алеши Достоевский также создал нечто вроде фигуры Христа. На это есть непосредственные указания и в самом романе. Между Алешей и Ракитиным происходит следующий разговор (с. 447):
Ракитин не выдержал:
— Что же, обратил грешницу? — злобно засмеялся он Алеше.— Блудницу на путь истины обратил? Семь бесов изгнал, а? Вот они где, наши чудеса-то давешние, ожидаемые совершились!
— Перестань, Ракитин,— со страданием в душе отозвался Алеша.
— Это ты теперь за двадцать пять рублей меня давешних «презираешь»? Продал, дескать, истинного друга. Да ведь ты не Христос, а я не Иуда.
Доброму человеку Алеше Ракитин противопоставлен как злое начало, как Иуда. Он всюду сеет раздор, из которого жаждет извлечь для себя выгоду. В дальнейшем мы столкнемся с персонажами, злоба которых гораздо более жестока, чем у Ракитина.
Не лишен некоторого романтического преувеличения и «добрый» человек, изображенный Байроном в драме «Сарданапал». Ассирийского царя Сарданапала все считают недостойным потомком предков-воителей, так как он настроен против кровопролитных войн, против завоеваний. В бредовых снах ему является могучая владычица, его прабабка Семирамида. Сарданапал называет ее «чудовищем средь царственного рода»; «целомудренной бабкой-ведьмой, воинствующей Семирамидой». Позднее он обращается к ней так: «Прочь ты, прабабки тень, пятой кровавой/, Там в Индии, ступавшая по трупам». Посылать людей на смерть, покорять себе целые народы? Нет, у него другие идеалы: «Лучше было б, / Чтоб, сидя во дворце, она соткала / Десятка два одежд, чем так бежать / С двумя десятками солдат, оставив / Волкам и воронам и вражьей злобе/Тьмы тем своих рабов…» Сарданапал знает себя: он склонен любить, творить добро и прощать безрассудство. Он восклицает: «С меня довольно, / Коль я могу снять с подданных своих / Нужду и страх и дать им умереть спокойно». Когда брат его жены, ассирийской царицы, нарушает границы этикета, Сарданапала лишь на мгновение охватывает гнев, а затем он произносит: «Я снисходителен и терпелив, / Ты знаешь это. Чем же ты встревожен?»
Он не может быть жестоким и к своим скрытым противникам — придворным, хотя не сомневается в их вине: он оставляет им оружие, обрекая себя на гибель. Мирра, его возлюбленная рабыня-гречанка, так говорит об этом поступке (с. 360):
— Он сбил его ударом крепким с ног, / И негодяй спастись пытался бегством, / Но, пожалев о нем в последний миг, / Царь спас его, своим венцом рискуя.
Сарданапал заставляет страдать свою жену, полюбив гречанку-рабыню, но и сам он страдает, видя скорбь царицы Зарины. Будучи уже близок к гибели, он организует бегство ее и детей, хотя Зарина не хочет покидать его, она все еще любит мужа. Попрощавшись с нею и оставшись один, он горестно восклицает (с. 350):
— Мне ль так страдать, / Не причинявшему мучений людям! / Неправда! С ней любили мы друг друга. / О, роковая страсть! Зарина, / Я дорого расплачиваюсь за твои мученья…
Его возлюбленная, рабыня Мирра, достойна столь самозабвенного чувства, она предана царю и говорит о своем унижении (с. 353): Сарданапал:
Ты ведь говорила о позоре. Мирра:
Да, и лишь моя любовь сильней его.
Несмотря на все старания царя спасти Мирру, она идет с ним на смерть.
Создавая образ Сарданапала, Байрон основывался на рассказе Диодора Сицилийского, который отмечает в царе «женственные черты». Может быть, этим объясняется то, что Байрон наделяет своего героя, наряду с мужественностью и благородством, некоторыми сугубо женскими качествами. Так, перед тем как отправиться в бой, Сарданапал смотрит на себя в зеркало; к лицу ли ему военные доспехи. А возможно, Байрон приписывает царю собственные черты характера. Как известно, поэт был тщеславен и всегда старался блеснуть изысканностью одежды.
Сарданапал, можно сказать, идеал добродетели: это миролюбивый человек, владыка, испытывающий искреннюю жалость и сочувствие к своим подданным.
Вообще мы не так уж редко встречаем в художественной литературе описания людей добрых, хотя они и не всегда настолько колоритны. В «Войне и мире», например, большой добротой отличается Соня, которая сама всегда остается в тени. Она «сопереживает» все радости и горести семьи Ростовых, в которой выросла; никогда она не забывает о долге в отношении Ростовых, почти без борьбы отказывается от своих прав на молодого Ростова, несмотря на горячую к нему любовь и на обещание, которым он себя с нею связал. Конечно, на разрыве настаивает старая графиня, и Соня почти не оказывает сопротивления.
Подобной фигурой, несколько тщательнее выписанной в деталях, является Врени из романа Готхельфа «Ули-арендатор». Она тоже воспитывается в чужой семье, но привязана к ней всей душой. Она также не «борется» за возлюбленного, который полюбил ее сводную сестру, не достойную Ули, и вообще не стоящую доброго слова (с нею мы еще познакомимся подробнее). У Врени есть все основания относиться к ней враждебно, но она ничего не предпринимает против соперницы. К концу романа Врени все же становится женою Ули и «навсегда остается его. путеводной звездой».
Не менее редко встречаются в художественной литературе к персонажи, воплощающие злое начало, такие как Ричард III,, Яго («Отелло»), незаконный сын Эдмунд («Король Лир»), старшие дочери короля Лира Регана и Гонерилья, секретарь Вурм («Коварство и любовь» Шиллера). У всех этих лиц нет сочувствия к окружающим, к близким, они причиняют им жестокие мучения, нисколько не стыдясь своих поступков. К тем, кто стоит им поперек дороги, они относятся враждебно, с ненавистью; ненависть вносит активную ноту в присущую им злобность. Таким образом, в любой их черте мы находим прямую противоположность доброте. Доброе или злое начало проявляется в человеке там, где оно «накладывается» на определенную ситуацию. Например, злоба Реганы и Гонерильи носит сначала довольно пассивный характер, но, охваченные ревнивой любовью к Эдмунду, они становятся желчны, исполнены ненависти и даже как-то дьявольски активны.
В реальной жизни злобность (как и доброта) в подобных; масштабах не свойственна людям. Такого мнения, видимо, был и, например, Шекспир — Яго говорит своей жене, когда та описывает сходство с ним самим негодяя: «Фу, Эмилия, оставь!; Таких людей не бывает! Право, это невозможно».
Блестяще показана скверна и низость действительности & другом образе художественной литературы, Жорже Дюруа,— герое романа «Милый друг» Мопассана. «Милый друг» — так называют этого пожирателя женских сердец. Но лишь единицы знают, что Дюруа, или барон Дю Руа де Кантель, мультимиллионер, обязан своими успехами холодному расчету и что добился он их, потеряв не только элементарное сочувствие к людям, но-и всякий стыд и совесть.
С характером этого типа, которого мы с полным правом можем определить как законченного подлеца, мы знакомимся уже в самом начале романа, когда Дюруа вспоминает о своей солдатской жизни в Африке (с. 5—6):
Дюруа невольно пришли на память два года, которые он провел в Африке, в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему часто удавалось обирать до нитки арабов. Веселая и жестокая улыбка мелькнула на его губах при воспоминании об одной проделке: трем арабам из племени улед-алан она стоила жизни, зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух баранов, золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.
Читатель в самом начале может предположить, как в дальнейшем будут складываться отношения Дюруа с женщинами, так как Мопассан и здесь слегка приоткрывает занавес прошлого:
Гарнизонная служба благоприятствовала его сердечным делам; помимо мелких побед у него были связи с женщинами более высокого полета,— ему удалось соблазнить дочь податного инспектора, которая готова была бросить все и идти за ним, и жену поверенного, которая пыталась утопиться с горя, когда он ее покинул.
Пока Дюруа удается снова «развернуться» в Париже, проходит некоторое время, поскольку вначале ему приходится бороться с денежными и профессиональными (овладение профессией журналиста) трудностями. Первый порок Дюруа, с которым мы знакомимся по ходу развития фабулы,— это отсутствие стыда. Он не только не отказывается от денег, которые его возлюбленная тайком сует ему в карман, но даже расплачивается этими самыми деньгами с какой-то проституткой. Однако его бессердечие в этом периоде еще не проявляется. Более того, он так ласково обращается с маленькой Лориной, дочерью своей возлюбленной, что все считают его добрым, чувствительным человеком. Но и эти забавы с малышкой построены на голом расчете. Во всяком случае она, та самая девочка, которая придумала ему прозвище «Милый друг», впоследствии упорно уклоняется от игр с ним; ее отталкивает от Дюруа здоровый инстинкт. По мере развития действия мы все чаще убеждаемся в том, что герой полностью лишен сочувствия к тем людям, которым он наносит моральный или материальный ущерб. Нет у Дюруа даже элементарной порядочности. Он глубоко потряс возлюбленную сообщением о своей предстоящей женитьбе, сначала он делал вид, что сожалеет об этом, но на самом деле (с. 133):