Смекни!
smekni.com

Б. В. Марков философская антропология (стр. 98 из 98)

Что же такое эта загадочная русская идея? Многие считают, что ответ был дан славянофилами, которые утверждали, что Запад исчерпал свои творческие возможности и что пробил час России, она должна взять на себя культурно-историческую миссию построения на земле Божьего цар­ства. В такой формулировке становится ясным, что эта мессианская уто­пия лежит в основании и русского коммунизма. Но те авторы, на которых сегодня обычно ссылаются, когда требуется подтвердить возможность самой русской идеи, оставили нам скорее задачу, чем решение. Напри­мер, Н. Бердяев много писал об антиномичности русской души: мы яв­ляемся таким безгосударственным народом (в том смысле, что не любим и не уважаем государство), который тем не менее все свои силы положил на создание одного из самого могущественных государств в мире. Сми­рение русского человека уживается с жестокостью, дружественность к иным народам с великорусским шовинизмом, свободолюбие с рабством, мораль и любовь к справедливости с самым диким бизнесом и беззако­нием. Очевидно, что славянофильский путь построения русской идеи на некоторых мифических преимуществах русского народа приводит в ту­пик. Утешает лишь то, что в любой стране, в любом народе мы найдем примерно одинаковый набор как добродетелей, так и недостатков.

Но если бы вопрос упирался только в природу души или характера (или в расовые признаки), то, вероятно, о русской идее и речи бы не стоило заводить. Тем более разговоры о ней не стали бы вести и рус­ские философы, которые как никто были далеки от национализма и тем более расизма. Например, В. С. Соловьев обосновывал “религиоз­ный Интернационал” под руководством русского народа на том осно­вании, что он служил, а не руководил бы другими народами. Ясно, что не один русский народ претендует на лидерство, но для реальной ис­тории важнее не само желание, а форма в которой оно реализуется. Например, и в Германии, как это ярко обнаружилось в дискуссиях о самоопределении и национальной идентичности после воссоедине­ния, живы прежние амбиции. Но немцам не приходит в голову повто­рять старые стратегии “дранг нахт остен” и они мечтают об экономи­ческом и социально-культурном влиянии. Я думаю, что и мы сегодня должны задуматься о самоопределении и потихоньку собирать новое государственное тело. Речь идет не о геополитике, ибо даже не прихо­дится мечтать о том, чтобы вернуть утраченные сферы влияния.

Необходимо оглядеться вокруг. Мы все оказались как бы ино­странцами в своей стране. И особенно нестерпимым оказалось поло­жение старшего поколения, которое не только ограбили, но выстави­ли некими монстрами, “совками” и даже причислили к врагам. Поэто­му вопрос о русской идее я бы перевел в практическую плоскость и поставил в качестве актуальной задачи восстановление старых и соз­дание новых культурных пространств, в которых происходит форми­рование человеческого. Эти пространства ныне стремительно дегра­дируют и архаизуются. Поэтому нынешняя экономия на социально-культурной сфере скажется очень скоро самым жестоким образом. Здесь никакая идеология не поможет. Вообще я уже говорил об утопичности идеологии. Мы свели задачу реформирования общества к идеологиче­ской проблеме и особенно увлеклись критикой прошлого. Однако на фоне происходящего (а суть его пока в распределении общенародной собственности между различными группами и кланами) эта критика стала воспринимается как очернение. Если идеологи надеются про­светить народ, то это лишено оснований, ибо люди знают правду го­раздо лучше. Но точно также уязвима и позиция философов, которые специализируются на разоблачении идеологии. Они оказываются в положении мальчика из сказки о голом короле.

“Русская идея”, если речь идет о каком-то стратегическом знании, включающем как технические, экономические, социальные возможно­сти, так и человеческие ценности, должна вырабатываться сообща. И в проведении таких дискуссий общественности, где сталкивались мнения ученых и профанов, политиков и философов, технической и творческой интеллигенции, жителей столицы и провинций и т. п. огромную роль могла бы сыграть пресса и особенно радио и телевидение. К сожалению, они тоже деградируют и все больше превращаются в некий “Калейдо­скоп”, а точнее в замочную скважину, сквозь которую читателю дается возможность посмотреть в основном на тайные и интимные стороны жизни знаменитостей. Как это далеко от реальной жизни! В таком вир­туальном мире долго жить нельзя.

Разговоры о русской идее — это еще не все. Идеологическое един­ство уже недостижимо, и мы вынуждены жить в мультикультурном, многонациональном и социально неоднородном обществе. Поэтому каждая социальная группа и особенно возрастная имеет право на соб­ственное культурное пространство. Мы должны с уважением отно­ситься друг к другу. К сожалению, установка на единство в духе “как все”, т. е. на коммунальное тело остается все еще актуальной для мно­гих современных теоретиков, пишущих и рассуждающих на тему “рус­ской идеи”. Но ни по крови, ни по единомыслию, ни по социальному и культурному уровню, ни тем более по политическим убеждениям мы не являемся едиными. Но у нас есть страна, в которой, если мы хотим выжить, мы должны жить..., нет, не обязательно дружно, но обяза­тельно признавая и уважая другого. Это должно быть закреплено не только моралью, но и правом, и прежде всего созданием самостоя­тельных и все-таки взаимосвязанных культурных территорий. Как бы мы не проклинали “новых русских”, сегодня мы не можем жить без рынка, но и им нужны не нищие, а платежеспособные покупатели. Таким образом, речь должна идти не просто о нравственной солидар­ности граждан, живущих на территории России, а о создании такого экономического, социального и культурного пространства, где бы ин­тересы людей не исключали друг друга, а переплетались.