I. Утверждение Московичи о том, что социальные представления конструируют мир социального опыта, не согласуется с его же тезисом о возможности соответствия (несоответствия.) этих представлений "внешнему" миру. Во-первых, если действительно социальные представления - это "все, что мы имеем", как полагает французский психолог, то каким образом возможно представление мира, "внешнего" социальным представлениям? Во-вторых, как осуществляется разграничение социального опыта на реальный и иллюзорный, если отсутствует критерий оценка социальных представлений как правильных (адекватных внешнему миру) и неправильных? Можно возразить, что таким критерием служит наука, которая изъясняется на языке "голых фактов" и как будто свободна от социальных представлений. Но в таком случае неизбежна редукция социальных представлений (как промежуточного уровня познания) к категориям науки. Следовательно, "акцент на всеохватывающем конструктивном воздействии представлений в сфере ментальной деятельности не оставляет места для постулируемого разграничения иллюзий и реальности, т.е. нет такого способа идентификации представлений (как соответствующих или не соответствующих действительности), который был бы свободен от этих представлений" (28, с. 484).
II. Все сказанное выше справедливо и в отношении проводимого Московичи разграничения между миром науки (или "голых фактов") и миром социальных представлений (или конвенциональных значений). Его аргументация представляет собой типичный пример рассуждений в круге. Противопостановление двух способов познания не может быть проведено последовательно, поскольку оно противоречит все той же идее
56
социальности всякой ментальной деятельности. Согласно утверждению Московичи, смыслосозидающая деятельность человека в мире возможна только в ходе интеракция и взаимного обмена социальными представлениями. Вместе с тем, он разделяет точку зрения о том, что наука - это форма социальной интеракции. Как же в таком случае возможна наука, которая была бы свободна от социальных представлений, но при этом сохранила социальный смысл и значение? Можно возразить, что Московичи противопоставляет не только два вида знания (объективное и социальное), но и два универсума как их объекты. Однако проблема заключается в том, что разграничение универсумов базируется на разграничении способов их познания, и наоборот. Если же признать доказанным существование в теории Московичи "объективного" мира науки, все равно останется без ответа вопрос о том, почему социальные аналитики должны стать изгоями в этом мире. Почему, анализируя социальную реальность, очи не могут проникнуть "за пределы" социальных представлений и заготовить на языке "голых фактов"? Таким образом, постулируемое различие научного знания и знания, основанного на представлениях, оказывается несостоятельным; в данной теории "не содержится убедительного объяснения, почему ученые должны быть менее восприимчивы к воздействию представлений, чем другие люди" (28, с. 484),
III. Аналогичные трудности возникают и в том случае, когда Московичи пытается объяснить процесс формирования и функционирования социальных представлений. С одной стороны, привнесение смысла в социальный мир возможно только путем "ознакомления" с неизвестным. С другой - прежде чем закрепить и воплотить это неизвестное, т.е. создать о нем представление его надо воспринять Французский психолог весьма туманно описывает происходящее, характеризуя его как "схватывание" или "вовлечение" незнакомого в перцептивно-когнитивный процесс. Однако, по его же словам, именно
57
представление является альфой и омегой ментальной деятельности, так что социальное представление, очевидно, и должно руководить всем процессом "схватывания" самого себя. В теории Московичи нет доказательств того, почему "социальное в принципе не должно рассматриваться как редуцируемое к когнитивным понятиям. Он утверждает, что когнитивные процессы основаны на представлениях, однако "новые явления - это как раз то, с чем представления не умеют обращаться" (28, с. 482. 484).
IV. Наконец, тезис об исторической детерминированности социальных представлений и, соответственно, обусловленности настоящего опыта прошлым в интерпретации Московичи выглядит "слишком жестким". Категоричность формулировки этого тезиса не только противоречит плодотворной идее динамики социальных представлений, но не оставляет места для их обновления и трансформации социальной реальности. Индивиды, названные активными творцами своего социального мира, оказываются в то же время заложниками своих прошлых представлений.
Внутренняя несогласованность базовых постулатов теории социальных представлений объясняет тот факт (отмеченный выше Яходой), что в большинстве эмпирических исследований идеи Московичи играют роль трамплина или используются весьма избирательно. Как правило, исследователи не вспоминают ни про два универсума, ни про механизмы закрепления и объективация: Слишком свободная формулировка этой теории затрудняет ее операционализацию.
Критика в адрес теории социальных представлений, подчеркивают Маккинли Поттер, вовсе не означает, что социальной психологии следует вернуться к своим традиционным понятиям и методам объяснений. Как показывает собственный опыт авторов, работающих в области дискурсивного анализа, многие оригинальные идеи Московичи могут быть с успехом использованы в концептуальной неразберихе породившей их теории. Теорию
58
социальных представлений, поясняет свою мысль Поттер (насей раз в соавторстве с другим британским психологом И.Литтоном), нужно дополнять понятием лингвистического репертуара (37). Это понятие, разработанное английскими социолингвистами, является более адекватным средством изучения представлений, чем принятые сегодня методы контентанализа, опросов и интервью. Практика опросов (в любом ее варианте) искажает реальность социальных представлений респондентов, считают Поттер и Литтон, так как последние вынуждены использовать навязанную им лексику опросников и стилистику интервьюера. Между тем, в повседневной жизни люди объясняют события и действия, применяя специфические лингвистические репертуары, или "системы терминов, периодически используемых для характеристики явлений" (37, с. 89). Лингвистический репертуар включает фиксированный объем лексических единиц, особую стилистику и набор грамматических конструкций в совокупности со специфическими тропами и метафорами. Преимущества этого термина Поттер и Литтон видят в том, что он позволяет показать связь "повторяющихся лингвистических образов" с интерпретацией текущей ситуации, интересующей аналитика.
Московичи не согласен с подобной трактовкой своей теории, которая превращается таким образом в подсобное средство этнометодологии и конверсационного анализа. Не отрицая возможности включения термина "лингвистический репертуар" в практику изучения социальных представлений, он вместе с тем утверждает: "Дискурс - это не представление, даже если предположить, что каждое представление может быть трансформировано в дискурсивную реальность" (30, с.92) Не всякий образ или понятие становятся элементом языка. Дело обстоит как раз наоборот: язык способен актуализировать любые образы и представления, разделяемые группой. Таким образом, подводит итог Московичи, понятие "лингвистический "репертуар" не исчерпывает собой природы феномена, называемого социальным представлением.
59
Под углом зрения локальной практики конверсации рассматривает социальные представления и Ром Харре - профессор философии Оксфордского университета, автор этогенической модели психологического знания. Внимание Харре к теории Московичи обусловлено в первую очередь близостью некоторых ее положений его собственной социолингвистической концепции. С Московичи его объединяет также интерес к структурным параметрам коллективной ментальности и к проблеме социальных значений, вырабатываемых в ходе социальной интеракции (II; 23).
Свои критические замечания в адрес теории социальных представлений Харре начинает с утверждения, что интерпретации французских коллег "все еще являют собой версию индивидуализма" (23, с. 931). Изучение социальных представлений в его современном французском варианте Харре считает частью более широкой европейской психологической традиции, противостоящей механицизму и асоциальности психологии североамериканской. В рамках этой традиции индивидуальное сознание выступает скорее социальным, нежели естественным продуктом, а социальная группа наделяется когнитивными атрибутами. "Когнитивной сущностью", приписываемой в этой традиции социальному пространству, как раз и выступают социальные представления. Однако содержание этого термина все еще слишком узко; необходимо так трансформировать данное понятие, чтобы в него можно было включить представления, которые "вообще не зависят от индивидуального сознания". Такая трансформация, позволяющая "полностью социализировать сознание", открывает перспективы для осмысления представлений как "основанных на действиях и знании" (23, с. 927-928).
С этой целью Харре предлагает пересмотреть содержание обоих компонентов понятия "социальные представления". Прежде всего он считает неадекватным перевод французского representation sociale как английского "representation"
60
Словарь современного английского языка предлагает три взаимосвязанных толкования слова "representation"; а) физическое сходство, портретная репродукция; б) индивидуально-психологический акт представления чего-либо сознанию или воображению; в) образ (понятие или идея), таким способом представленный. Идея представления, воплощенная в понятии "социальное представление", отвечает толкованиям а) и в). Очевидно, что главным здесь является принцип "симулякра", т.е. видимого подобия, копии. Термин, употребляемый Московичи, также акцентирует идею подобия. Однако французские психологи, говоря о representation, в большинстве случаев имеют в виду нечто концептуальное, т.е. "интеллектуальную копию". Такая интерпретация плохо стыкуется с английским толкованием слова "представление", поскольку "копия теории" не может обладать конкретными (ощущаемыми) свойствами. Правильнее было бы говорить в данном случае не о представления, а о "версии", под которой Московичи обычно подразумевает дилетантскую версию научной теории. По сути дела французские исследователи приписывает социальным представлениям психологические функция, аналогичные тем, которые философы науки, занятые известной проблемой взаимовлияния теории и фактов в процессе научных изысканий, отдают научной теории, участвующей в "создании данных". Как показывают новейшие исследования в этой области, взаимовлияние теория и данных (идя, в терминах Московичи, выводов и посылок) имеет место не на уровне восприятия (я вижу), а на уровне веры (я вижу, что...).