Фромм назвал свою книгу "Забытый язык". Но можно ли всерьез называть сновидение языком? Отвечая на этот вопрос, мы сталкиваемся с противоположной психоанализу аналитико-философской и семиотической трактовкой феномена сновидения. Эта трактовка восходит к Декарту, который в одной из своих "Медитаций" пишет о том, что в сущности невозможно определить, "сплю я в данный момент или бодрствую". Все аргументы "за" (за то, что бодрствую) рассыпаются об один простой контраргумент - "но ведь все равно нельзя исключить того, что все это мне тоже снится".
Фромм соглашается с Юнгом в том, что большинство сновидений имеют много общего с мифами как по форме, так и по содержанию, и мы сами, считая мифы странными и чуждыми днем, ночью обретаем способность к мифотворчеству. Мифы вавилонян, индейцев, египтян, евреев, греков созданы на том же языке, что и мифы народов ашанти и трук. Сны какого-нибудь современного жителя Нью-Йорка или Парижа похожи на те, которые, по свидетельствам, снились людям, жившим несколько тысячелетий назад в Афинах или Иерусалиме. Сновидения древних и современных людей созданы на том же языке, что и мифы, авторы которых жили на заре истории.
Язык символов - это такой язык, с помощью которого внутренние переживания, чувства и мысли приобретают форму явственно осязаемых событий внешнего мира. Это язык, логика которого отлична от той, по чьим законам мы живем в дневное время; логика, в которой главенствующими категориями являются не время и пространство, а интенсивность и ассоциативность. Это единственный универсальный язык, изобретенный человечеством, единый для всех культур во всей истории. Это язык со своей собственной грамматикой и синтаксисом, который нужно понимать, если хочешь понять смысл мифов, сказок и снов.
Но современный человек уже не помнит этот язык. Правда, лишь тогда, когда бодрствует. Важно ли понимать его не только во сне?
Фромм говорит, что язык символов - это иностранный язык, которым должен владеть каждый. Умение понимать этот язык позволяет соприкоснуться с глубинными уровнями нашей собственной личности. Фактически это помогает нам проникнуть в специфический человеческий пласт духовной жизни, общий для всего человечества как по содержанию, так и по форме.
В Талмуде сказано: "Неразгаданный сон подобен нераспечатанному письму". В самом деле, и сны, и мифы - важные средства связи, идущие от нас к нам же. Если мы не понимаем языка, на котором они созданы, мимо нас проходит многое из того, что мы знаем и рассказываем самим себе в те часы, когда не заняты действиями с внешним миром.
Проблема онтологического статуса реальности была в ХХ веке одной из главных. Что, если вся культура ХХ века - это "страшный сон"? "Жизнь есть сон" - название великой пьесы Кальдерона вспоминается здесь неслучайно. Понимание сновидения как своеобразного теста на подлинность, реальность было взято барочной культурой из даосско-буддийской традиции: жизнь - это сон, а смерть есть пробуждение от сна жизни. Многим жившим в ХХ веке, по-видимому, так и казалось. Вспомним, например, Мандельштама: "Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето..." Почему, собственно, буддийское? Да потому, что все кажется иллюзорным, настолько все вокруг неправдоподобно кошмарно и страшно. Вспомним эпизод из фильма Л. Бунюэля "Скромное очарование буржуазии": герои обедают за большим столом, но вдруг внезапно раздвигаются кулисы, и оказывается, что они не настоящие, они актеры, которые играют на сцене; тогда все в ужасе разбегаются, кроме одного, - оказывается, ему все это приснилось.
Онтологический статус сновидения стал предметом ожесточенной полемики между философами-аналитиками Б. Расселом, Дж. Э. Муром и А. Айером. Все считали парадокс Декарта неразрешимым. Но тут в полемику вступил ученик Витгенштейна американец Норман Малкольм, который разрубил проблему, как гордиев узел, утверждая в своей книге "Состояние сна" (1958)[6], что сновидения как чего-то феноменологически данного вообще не существует. По мнению Малкольма, как факт языка существуют не сами сны, а рассказы о снах. Если бы, говорил он, люди не рассказывали друг другу снов, то понятие сновидения вообще не возникло бы. Книга Малкольма вызвала бурную полемику, продолжавшуюся более 20 лет, в которой победило само сновидение. Малкольм считал бессмысленной фразу "Я сплю". Он не учел того, что язык многообразен в своих проявлениях (языковых играх), в частности, не учел эстетической функции языка.
Заключение
Если сновидение - это особый символический язык, то непонятно, что является материей, планом выражения этого языка? В случае с кино мы можем сказать, что планом выражения является пленка. Но из чего "сотканы" сны, мы пока не знаем. Существует мнение, что содержание сна и сновидение - это не одно и то же, что сновидение как таковое - это субстанция, сотканная из времени и пространства, в которую мы погружаемся. Современный психоанализ значительно продвинулся со времен Фрейда. Но сновидение по-прежнему осталось "царской дорогой в бессознательное".
Список литературы
1) Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. - М. Наука, 1989;
2) Фрейд З. Толкование сновидений. - Ереван, 1990;
3) Малкольм Н. Состояние сна. – М., 1993;
4) Боснак Р. В мире сновидений. - М., 1992;
5) К.Г. Юнг. Воспоминания. Размышления. Сновидения. – М., 1994;
6) http://www.booksite.ru/fulltext/slo/var/cul/tur/rud/nev/rudnev_v/101.htm
7) http://www.nm.md/daily/article/2002/12/06/0907.html
[1] http://www.nm.md/daily/article/2002/12/06/0907.html
[2] Фрейд З. Толкование сновидений. - Ереван, 1991, с.153
[3] Юнг К.Г. Воспоминания. Размышления. Сновидения. - М., 1994, с.182
[4] Юнг К.Г. Воспоминания. Размышления. Сновидения. - М., 1994, с.241
[5] Юнг К.Г. Воспоминания. Размышления. Сновидения. - М., 1994, с. 243
[6] Малкольм Н. Состояние сна. – М., 1993